– Анна? – воскликнул Филипп. – Вы подозреваете Анну? Что за бред! Более любящей женщины я не встречал. Анна и отец любили друг друга.

– И тем не менее, месье Карель, Анна задержана.

– Не волнуйся, – Филипп обнял ее. – Все выяснится. Полиция обязательно разберется…

– Подождите… – Мишель прервал рассказ. – Я не понимаю, как они могли вас обвинить? Вас же не было дома! Множество свидетелей могут подтвердить ваше алиби!

Анна вздохнула.

– В том-то и дело. Я возвращалась. На пять минут буквально. Около одиннадцати. Вышла из машины, поздоровалась с соседкой. Видимо, она сказала об этом следователю.

– Зачем?

– Я обещала одной приятельнице книги для ее ребенка. Она ехала из Парижа, потратила столько времени. А я забыла их захватить. Мы приехали вдвоем, но она осталась ждать меня в машине, и я одна заходила в дом.

– В то время ваш муж был жив?

Анна виновато посмотрела на Мишеля.

– Я не знаю. В гараже звучала музыка. Он любит… ну, любил все делать под музыку. Я подумала, что он там работает. Может, если бы я одна приехала, я бы к нему забежала, но я лишь поднялась на этаж, взяла приготовленные книги и ушла.

– И полиция посчитала, что вы за это время успели его убить? Но каким образом?

– Они определили, что одиннадцать часов – приблизительное время смерти Ноэля. Потом они посчитали, что у меня было достаточно времени, чтобы его убить.

– А мотив?

– Вы не поверите! – Анна покачала головой, произнесла с надрывом: – Якобы я хотела завладеть домом и деньгами Ноэля! Вот он – мотив! Другого ничего не могли придумать.

– А что смутило полицию? Почему они решили, что это убийство?

– Поначалу они считали, что самоубийство. Мы с Филиппом никак не могли согласиться с этим. Такого просто не могло быть. Мы не сомневались, что это несчастный случай. А что еще подумать? Но, оказывается, Ноэля сначала оглушили… Или как это называется, я не помню. Ударили по голове. Он потерял сознание. Потом его усадили на водительское сиденье, пристегнули ремнем и запустили двигатель. К такому выводу пришли криминалисты. Потом они скорректировали время смерти: полдвенадцатого. Но это уже потом. А в тот момент… И еще. Ноэль большой. Я бы не справилась. Да еще за пять минут. Бред какой-то. Но знаете, этот капитан… Пети́… он до сих пор считает, что мужа убила я. Я несколько дней провела в камере предварительного заключения. И только благодаря месье Заки меня освободили из-под стражи. Он смог убедить судью, что доказательств моей вины недостаточно для ареста и содержания под стражей.

– Вас отпустили?

– Да. Но взяли подписку о невыезде. Я осталась одна. Бродила по дому. Перебирала вещи Ноэля. Я не знала, что теперь с ними делать. Кому отдать? Беднякам? Это было ужасно. Воспоминания. Счастливые годы… А потом…

Она встала, включила электрический чайник. Затем выключила.

– Ах, лучше виски. Мне надо выпить. А вы? Хотите виски? Или бокал вина?

– Лучше вино. Я за рулем.

Анна открыла дверцу шкафа, где стояли бутылки с алкоголем. Бутылок было много.

– Вы не думайте. Я часто не пью.

– Я ничего плохого не думаю, – мягко ответил Мишель.

– Могу предложить красное. Белое надо в холодильник поставить.

– Отлично, пусть будет красное.

– Вот хорошее: «Кот-Роти» или…

– Оставьте это.

Анна поставила бутылку на столик, принесла штопор:

– Открывайте.

– Кот-Роти Шато д’Ампюи, шестнадцатого года. Э-э… Анна, это дорогое вино.

– Я знаю. Неужели я буду угощать вас плохим вином, Мишель? Это из запасов Ноэля. Я взяла из погреба несколько бутылок. Пожалуй, я составлю вам компанию, выпью бокальчик. А виски в следующий раз.

Анна пошла за бокалами. Мишель рассматривал гостиную. Просторная комната, условно разделенная на столовую и гостиную с помощью небольших стенных выступов и отделенная от прихожей и кухни неширокой перегородкой из стеклянных разноцветных кирпичей приятного оттенка. В каждой «комнате» по окну. В той, где они расположились, стояли диван, небольшой журнальный столик, пара изящных антикварных шкафов, библиотека, во второй – большой ореховый стол, два комода из хорошего дерева. На одном комоде икона и несколько русских сувениров. Убранство со вкусом. Здесь же, в углу, у окна, мольберт. На небольшом столике этюдник, палитра, краски. На стенах много картин. Работы разных художников. На той, что прямо напротив дивана, работы одного автора. Мишель сразу отметил единый стиль, но разную технику, с которыми экспериментировал художник. Очевидно, это картины Анны. Очень необычный стиль, работы заслуживают внимания. Он подумал, что коллекционеры заинтересуются. Одна картина как будто незакончена, но именно она особенно привлекла внимание Мишеля-эксперта.

– Давайте пробовать, – сказала Анна, улыбнувшись, когда хрустальные бокалы были наполнены вином.

Мишель покрутил свой изысканный бокал, держа его за тоненькую ножку, затем вдохнул аромат, подержал во рту глоток напитка.

– Бесподобно. Пикантное и танинное вино. Мощный вкус.

– Ароматы чернослива. И вкус… М-м-м… Неплохо, да.

– Неплохо? Я бы сказал – отлично!

– Я рада, что вам нравится. Хотите послушать, что было дальше?

– Я за этим и пришел. Вино – это приятный бонус. Кстати, цветы больше не приносили? После смерти мужа?

– Пока я жила в доме, еще дважды. Вернее, трижды.

– Со стрекозой?

– Да. Во второй букет был вложен небольшой конверт, а в нем кусочек картона, наподобие визитной карточки. На нем было написано: «Кто следующий?» Я не понимала, что это означает. – Она снова сделала глоток, задержала вино во рту, поставила бокал. – Но потом все объяснилось.

– Объяснилось?

– Это была угроза. Я так поняла. Со смерти Ноэля прошло сорок дней. Ко мне приехали Филипп с женой и дочерью. Я говорила им, что в православии есть традиция поминать усопшего на сороковой день. Мы ходили на кладбище, а потом ужинали. Взрослые уехали не очень поздно, Лея осталась у меня.

В общем, на повороте их автомобиль ушел в занос, Филипп с трудом затормозил. Слава Богу, с ними ничего серьезного не случилось. У них отвалилось заднее колесо, которое выкатилось на встречную полосу и задело еще один автомобиль. Так что пришлось оформлять протокол аварии с водителем второй машины. Страховая компания начала расследование, по чьей вине произошла авария, и обнаружила, что на заднем левом колесе, которое отвалилось, были не затянуты болты. То есть болты были сознательно кем-то ослаблены, понимаете!

– Откуда такой вывод, что м-м-м… сознательно?

– А как еще может быть? С чего вдруг такое случилось?

– То есть кто-то пробрался на территорию вашего дома, пока гости находились у вас, и раскрутили болты, так?

– Наверное, так. С кладбища мы ехали на машине Филиппа, все было нормально. Значит, пока мы ужинали. Я не знаю… Но самое ужасное… – Анна вдруг снова заплакала: то ли алкоголь, то ли воспоминания вызвали слезы. – Простите. Самое ужасное – Филипп… Он тоже подумал, что это я. Я, понимаете?

– Не понимаю.

– Ну как же! Полиция вновь обвинила меня!

– В чем вас обвинили? – не понял Мишель.

– В том, что я захотела избавиться от пасынка и его жены. То есть я сама эти болты раскрутила или наняла кого-то! Я даже не знаю, что это за болты такие и как их затягивать. А нанять кого-то? Полный бред!

– И какой мотив?

– Ну как же! Снова то же самое. Якобы я хочу единолично владеть всем состоянием Ноэля. Я спрашивала у них: зачем мне это? Что мне делать с этим состоянием?

Она снова пригубила вино. Мишель дал ей выговориться, не перебивал.

– Я отказалась от своего права «узуфрукта» и оставила дом Филиппу. Мне казалось, этот жест избавит меня в дальнейшем от подобных гнусных предположений. Я отказалась от доли дома в Бретани и переехала в эту квартиру, купленную для меня Ноэлем еще до свадьбы. Квартиру я никогда не сдавала в аренду, иногда здесь жили родственники или знакомые, приезжающие в Париж.