Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Его убил мой дедуля, - сказало чудовище, швыряя в жерло очага огромную колоду. – Это был, пожалуй, последний дракон в округе, позволивший себя убить. Садись, гость. Ты голоден, как полагаю?

- Не стану отрицать, хозяин.

Чудовище село за стол, опустило голову, сплело на животе косматые лапы и с минуту что-то бормотало, вращая огромными большими пальцами, затем негромко рыкнуло, ударяя лапой о стол. Блюда и тарелки звякнули оловянно и серебряно, хрустально зазвенели кубки. Запахло жарким, чесноком, душицей и мускатным орехом. Геральт не проявил удивления.

- Так, - потерло лапы чудовище. – Это лучше прислуги, а? Угощайся, гость. Вот пулярка, тут ветчина из кабана, здесь паштет из... Не знаю, из чего. Из чего-то. Здесь у нас рябчики. Нет, зараза, это куропатки. Я перепутал заклинания. Ешь, ешь. Это добротная, настоящая еда, не бойся.

- Не боюсь, - Геральт разорвал пулярку надвое.

- Забыл, - прыснуло чудовище – что ты не из пугливых. Звать тебя, к примеру, как?

- Геральт. А тебя, хозяин?

- Нивеллен. Но в округе меня называют Вырод или Клыкач. И пугают мной детей. – Чудовище влило себе в горло содержимое огромного кубка, затем погрузило пальчищи в паштет и одним махом выхватило из миски почти половину содержимого.

- Пугают детей, - повторил Геральт с набитым ртом. – Безосновательно, конечно?

- Совершеннейше. Твое здоровье, Геральт!

- И твое, Нивеллен.

- Как вино? Ты заметил, что это виноградное, а не яблочное? Но если тебе не нравится, наколдую другое.

- Спасибо, это неплохое. Магические способности у тебя врожденные?

- Нет. Они у меня с тех пор, как вот это выросло. Морда, значит. Сам не знаю, откуда это взялось, но дом исполняет, что пожелаю. Ничего особенного, умею наколдовать жратву, питье, платье, чистую постель, горячую воду, мыло. Любая баба может это и без колдовства. Открываю и закрываю окна и двери. Зажигаю огонь. Ничего особенного.

- Все же что-то. А эта... как ты говоришь, морда, у тебя давно?

- Двенадцать лет.

- Как это случилось?

- А какое тебе до этого дело? Налей себе еще.

- Охотно. Мне до этого никакого дела, спрашиваю из интереса.

- Повод понятный и приемлемый, - громко засмеялось чудовище. – Но я его не приму. Тебя это не касается, и все. Но чтобы хоть частично удовлетворить твое любопытство, покажу, как я выглядел прежде. Взгляни-ка туда, на портреты. Первый, считая от камина – это мой папуля. Второй – зараза знает кто. А третий – это я. Видишь?

Из-под пыли и паутины с портрета смотрел водянистым взглядом бесцветный толстячок с заплывшим, грустным и прыщавым лицом. Геральт, которому была знакома распространенная среди портретистов склонность льстить клиентам, грустно покивал головой.

- Видишь? – повторил Нивеллен, скаля клыки.

- Вижу.

- Кто ты?

- Не понимаю.

- Не понимаешь? – чудовище подняло голову, его глаза заблестели, как у кошки. – Свет свечей, гость, не достигает моего портрета. Я его вижу, но я не человек. По крайней мере, не в данный момент. Человек, чтобы рассмотреть портрет, встал бы, подошел ближе, вероятно, еще должен был бы взять подсвечник. Ты этого не сделал. Вывод прост. Но я спрашиваю без обиняков: ты человек?

Геральт не отвел глаза.

- Если ты так ставишь вопрос, - ответил он после минутного молчания, - то не совсем.

- Ага. Пожалуй, не будет бестактностью спросить, кто ты в таком случае?

- Ведьмак.

- Ага, - повторил Нивеллен немного погодя. – Если мне память не изменяет, ведьмаки интересным образом зарабатывают на жизнь. За плату убивают разных чудовищ.

- Память тебе не изменяет.

Опять воцарилась тишина. Пламя свечей пульсировало, било вверх тоненькими усиками огня, сияло в граненом хрустале кубков, в каскадах стекающего по светильнику воска. Нивеллен сидел неподвижно, слегка шевеля огромными ушами.

- Допустим, - сказал он наконец, - ты успеешь вытащить меч прежде, чем я на тебя брошусь. Допустим, ты даже успеешь меня полоснуть. При моем весе это меня не остановит, я свалю тебя с ног самой силой движения. А потом все решат зубы. Как ты думаешь, ведьмак, у кого из нас двоих больше шансов, дойди дело до перегрызания глоток?

Геральт, придерживая большим пальцем оловянный колпачок графина, налил себе вина, отпил глоток, откинулся на спинку стула. Он смотрел на чудовище, ухмыляясь, и ухмылка эта была прескверной.

- Та-а-ак, - протянул Нивеллен, ковыряя когтем в уголке пасти. – Надо признать, ты умеешь ответить на вопрос, не разбрасываясь словами. Интересно, как ты справишься со следующим, который я тебе задам. Кто тебе за меня заплатил?

- Никто. Я здесь случайно.

- А не лжешь?

- Не имею привычки лгать.

- А какие имеешь привычки? Мне рассказывали о ведьмаках. Я запомнил, что ведьмаки похищают маленьких детей, которых потом кормят волшебными травами. Выжившие сами становятся ведьмаками, колдунами с нечеловеческими способностями. Их учат убивать, искореняют всякие человеческие чувства и порывы. Из них делают чудовищ, которые должны убивать других чудовищ. Я слышал, как говорили, мол, самое время кому-нибудь начать охотиться на ведьмаков. Потому что чудовищ все меньше, а ведьмаков все больше. Съешь куропатку, пока совсем не остыла.

Нивеллен взял с блюда куропатку, целиком вложил ее в пасть и схрупал, как сухарик, с треском дробя зубами косточки.

- Почему молчишь? – спросил он невнятно, глотая. – Что из того, что о вас говорят, правда?

- Почти ничего.

- А ложь?

- То, что чудовищ все меньше.

- Факт. Их немало, - оскалил клыки Нивеллен. – Одно как раз сидит перед тобой и раздумывает, хорошо ли сделало, пригласив тебя. Мне, гость, твой цеховой знак сразу не понравился.

- Ты никакое не чудовище, Нивеллен, - сухо сказал ведьмак.

- А, зараза, это что-то новое. Значит, кто я, по-твоему? Кисель из клюквы? Клин диких гусей, улетающих на юг грустным ноябрьским утром? Нет? Тогда, может, невинность, утраченная у родника грудастой мельниковой дочкой? Ну, Геральт, скажи мне, кто я такой. Не видишь, что меня прямо-таки трясет от любопытства?

- Ты не чудовище. Иначе ты не мог бы прикасаться к этому серебряному подносу. И уж ни в коем случае не взял бы в руки мой медальон.

- Ха! – рявкнул Нивеллен так, что пламя свечей на миг легло горизонтально. – Сегодня явно день открытия великих, ужасных тайн! Сейчас я узнаю, что эти уши выросли у меня потому, что ребенком я не любил овсянку на молоке!

- Нет, Нивеллен, - спокойно сказал Геральт. – Это результат сглаза. Я уверен, что ты знаешь, кто навел на тебя порчу.

- А если знаю, то что?

- Порчу можно снять. Во многих случаях.

- Ты, будучи ведьмаком, конечно, умеешь снимать порчу? Во многих случаях.

- Умею. Хочешь, чтоб я попробовал?

- Нет. Не хочу.

Чудовище раскрыло пасть и вывесило красный язык длиной в две пяди.

- Что, опешил?

- Опешил, - признался Геральт.

Чудовище засмеялось, развалилось в кресле.

- Я так и знал, что опешишь, - сказало оно.  – Налей себе еще, сядь поудобнее. Я расскажу тебе всю историю. Ведьмак ты или нет – но вызываешь доверие, а мне охота поболтать. Налей себе.

- Уже нечего.

- А, зараза, - чудовище кашлянуло, после чего вновь грохнуло лапой о стол. Рядом с двумя пустыми графинами невесть откуда появилась довольно большая глиняная бутыль в ивовой оплетке. Нивеллен сорвал зубами восковую печать.

- Как ты, вероятно, заметил, - начал он, наливая, - округа довольно пустынна. До ближайших людских поселений неблизкий путь. Потому как, видишь ли, мой папуля, да и мой дедуля, в свое время лишнего повода для любви ни соседям, ни проезжавшим трактом купцам не давали. Каждый, кто в наши места попадал, расставался в лучшем случае со своим добром, если папуля углядел его с башни. А несколько ближайших поселений сгорело, потому как папуля счел, что дань платится нерадиво. Мало кто любил моего папулю. Кроме меня, разумеется. Я страшно плакал, когда однажды привезли на возу то, что осталось от моего папули после удара двуручным мечом. Дедуля к тому времени активным разбоем уже не занимался, потому что с тех пор, как получил по башке железным моргенштерном, ужасно заикался, пускал слюни и редко когда поспевал вовремя в отхожее место. Получилось, что я, как наследник, должен возглавить дружину.

3
{"b":"89940","o":1}