— Влюбляются и проститутки, — ответила я. — И как раз-таки они — сильнее всех. — Я отпустила хелефайю. Выглядел он неказисто — нарядная одежда изорвана и перепачкана соевым соусом и землёй, под левым глазом фингал, на правой щеке четыре глубокие ссадины, волосы всклочены. Ушастик ещё дёшево отделался, всё могло быть гораздо хуже. Я отдала ему дальдр.

— Как она хоть выглядела, твоя очаровательница?

— Не знаю, — растерянно пролепетал ли-Вириар, верхушки ушей обвисли, а мочки съёжились от испуга. — Я ничего не помню! Только браслет из светло-зелёного стекла на левой руке, выше локтя. Странное такое стекло, лёгкое как пух и не бьющееся.

— Что за враки? — разозлился Джакомо. — Ни один мужчина не забудет внешность девушки, с которой в первый раз идёт на свидание.

— Это глубинная оморочка, — сказала я. — Дело гораздо дерьмовее, чем казалось на первый взгляд. Ли-Вириара немедленно надо увести из потайницы в Рим, на основице его достать будет сложнее, мы выиграем время, а значит и жизнь.

— Посмотреть, как людь Избранной Крови выходит на основицу, — ответил Джакомо, — сбежится половина Рема. Такого здесь не было уже не менее одиннадцати столетий. Среди зрителей будут и стражники. А приказ об аресте ли-Вириара уже подписан.

— А мы переоденем его большемирской девчонкой. Длинная юбка, кроссовки, просторная блузка с оборками. Уши прикроем шарфом или дамской кепкой, а глаза — тёмными очками.

— Я не буду уши закрывать! — возмутился хелефайя. — Это ещё непристойней, чем выйти на улицу нагишом. И на основицу не пойду, там одно сплошное поганство.

— На плахе поганства ещё больше, — отрезала я. — Джакомо, у тебя деньги есть?

— Есть немного, а что?

— Одежду ему купить. У меня тоже немного есть, должно хватить.

— Я всё оплачу, — сказал ли-Вириар.

— Твои деньги пойдут на оплату такси, жилья и питания. На Щелевой площади зайдём в обменник. И ничего не бойся, основица выглядит непривычно, а сама по себе место неплохое. Только не выходи один на улицу незнакомого города, и всё будет в порядке.

Хелефайя неуверенно кивнул. Выбора у него не было.

Я общипала пригоршню листьев с ближайшего куста.

— Если положить любую свежую зелень в обувь как стельки, мы станем невидимы для вампирских поисковиков. И вот ещё что…

Я достала из сумки баллончик с грошовым аэрозольным дезодорантом, побрызгала скамейку и окрестность радиусом в три метра. Пахнет он не очень, зато полностью уничтожаются все ауральные следы. Теперь ни одна волшебническая экспертиза не докажет, что мы встретили здесь ли-Вириара, да и вообще были на этой аллейке. А технических экспертиз в Альянсе нет.

…До щели мы добрались без труда. На основице я хотела поехать в гостиницу подешевле и помноголюдней, где у постояльцев не спрашивают паспорт и не обращают внимания ни на внешность, ни на способ заработка. Но оказалось, что у Джакомо в Риме есть небольшой домик. Порядком запущенный и давно не жилой, но вполне приличный, особенно по сравнению с потайничными квартирами.

Джакомо снял с ограды табличку «Продаётся», позвонил риэлтеру и предупредил, что поживёт пока в своём владении, поэтому продажа откладывается на неопределённый срок. Соседи к возвращению домохозяина интерес проявили вялый. Гости, то есть мы с хелефаей, им тоже безразличны, любопытных глаз можно было не бояться.

От культурного шока ли-Вириар опомнился быстро. Вымылся, переоделся в джинсы и рубашку Джакомо. От комнатной обуви отказался, в жилых домах хелефайи ходят только босиком. Сантехникой и музыкальным центром ушастик пользоваться обучился легко, телевизора пока побаивался, зато привычные спесь и высокомерие вернулись в полном объёме.

Ли-Вириар потребовал у Джакомо воды. Тот налил в хрустальный бокал купленную по дороге минералку, подал с поклоном. Ушастый отхлебнул глоток и отшвырнул бокал. Жалобно звякнули осколки.

— Что за дрянь ты мне налил!

— Простите, досточимый, — поклонился Джакомо. — Я сейчас сбегаю в магазин за родниковой водой без газа.

— Не торопись, — сказала я. — Если ар-Даллигану что-то здесь не нравится, то силой его никто не держит, пусть валит обратно в потайницу.

Ушастый посмотрел на меня с удивлением. Он явно считал, что своим визитом оказал нам с Джакомо неслыханную честь.

— Старшей и благословеннейшей расой ты был вчера, — ответила я, — а сегодня стал беглым преступником с отрешённой статьёй. Это смертная казнь.

— Досточтимый ли-Вириар не виновен! — возмутился Джакомо.

Я подошла к нему.

— Это ещё надо доказать. Овурдалачку делали в четверг, с тринадцати тридцати до семнадцати ноль-ноль. Алиби на этот период у ар-Даллигана нет. — Я резко развернулась к хелефайе и рявкнула: — Что ты в городе делал?

Хелефайя возмутился:

— Я высшую клятву дал!

— Это не доказательство. При желании полностью обратима любая клятва, в том числе и высшая. Любой судья это скажет. Так зачем ты приехал в город ещё и в четверг?

— Откуда вы это знаете?

— Не только знаю, но и могу доказать, что у тебя были все средства и возможности сделать вурдалака.

— Госпожа! — с дивнюка мигом слетела вся спесь, он умоляюще сложил ладони, поклонился. — Клянусь, я не… Госпожа, я заказ привозил, только заказ. Омолаживающий эликсир для одной очень знатной дамы. Я действительно приехал в столицу тайно, потому что она не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что такая высокородная особа покупает «Напиток вечной молодости». Ведь так делают только забогатевшие простокровки, а волшебники сами могут вырастить нужные травы, сварить зелье и сотворить над ним волшебство. Но волшебнический дар этой дамы очень слаб, она вынуждена покупать все свои зелья и эликсиры. Предпочитает хелефайскую работу. Некоторые лосьоны и кремы можно сделать только на месте, поэтому я провёл в комнате отдыха при её кабинете пять часов. Это правда, госпожа, клянусь вам!

— Имя? — потребовала я. Хелефайя отрицательно покачал головой, знатную даму он боялся.

— Ну если ты так хочешь на эшафот — пожалуйста, — ответила я и шагнула к двери.

— Графиня Эстер Димиани, — сказал ли-Вириар. — Супруга кудесника Фредерико Димиани.

— Кудесника никогда не видела, — сказала я, — а даму знаю. Начальник пресс-службы департамента, вечно перед журналистами задницей крутит.

Джакомо грязно выругался.

— Фредерико Димиани в своё время служил Неназываемому. Но прямых доказательств не было, после развоплощения Великого Врага под суд кудесник так и не попал. Жена у него тоже кобра первостатейная, если дело дойдёт до суда, показания давать ни за что не будет. Да и сотрудники отдела промолчат, не признаются, с кем начальница пять часов над колбами сидела.

— Итак, — подытожила я, — невиновность ар-Даллигана доказать хотя и трудно, но возможно. Другое дело, зачем нам с тобой стараться ради мелкотравчатого хама, который, будучи в гостях, не способен соблюдать даже самую элементарную вежливость по отношению к хозяину. Который…

— Замолчи! — оборвал меня Джакомо. Смотрел он на хелефайю. Я перевела взгляд на ли-Вириара и на мгновение оцепенела от растерянности.

Такого беспредельного ужаса на людском лице я не видела никогда. В озверелом от бесконечной войны Троедворье бывало всякое — истерзанные пыткой полутрупы дворовых пленных, родители, вынужденные дарить прощальное милосердие собственным детям… Но такой бездны отчаяния и страха я никогда ещё ни в чьих глазах не встречала. Ар-Даллиган словно истаивал в этом страхе, его душа стремительно и необратимо сжигала сама себя.

— Клянусь сердцем и печенью, — сказал Джакомо, — Виальниен-шен Миденвен ар-Даллиган ли-Вириар ни в чём не нарушил долг гостеприимства. Это мой дом и только мне решать, каким правилам должен следовать мой гость. Миденвен ничем не оскорбил ни меня, ни мой очаг, ни стол.

Хелефайя словно от жестокого морока очнулся. Бледный, дрожащий, уши обвисли. Джакомо подвёл его дивану, уложил, накрыл пледом. Погладил по волосам.