Особиста Глеб слушал вполуха, всегда служба государственной безопасности была по роду его деятельности рядом. И всегда эти офицеры с петлицами особого отдела говорили одно и то же: о шпионах, о преданности Родине, потому что велик соблазн для того, кто попал в плен к немцам, сохранить свою жизнь, начав служить на две стороны.
Сам разведчик не сводил взгляда с парней, которые, замерев, слушали речь майора НКВД. Они оказались не такими мальчишками, что представились ему вначале. Война, невзгоды, смерть оставили на молодых лицах свои следы – шрамы от ранений, бледность, глубокие складки от пережитого горя, седые волосы в густых шевелюрах, сжатые губы и суровые взгляды. Едва ли всем им было по двадцать лет, однако по лицам, по их сдержанности и отсутствию детской беспечности капитан понял, что у каждого есть боевой опыт за плечами. Пока Шубин невольно всматривался в молодые лица, его собеседник, майор Тарасов, уже вовсю командовал группой:
– Стройся, бойцы, рассчитайсь!
Парни быстро выполнили приказ. Только один из них выбивался из общего строя: то несколько секунд в задумчивости не называл свой номер, то нарушал строй задранной вверх на парящего ястреба головой. Тарасов отреагировал немедленно, рявкнул во все горло:
– Рядовой, фамилия?
– Зинчук. – Ответ был едва слышен. – А когда обед, товарищ майор? От запаха брюхо сводит, мы с перегона без куска хлеба.
Особист ничем не выдал своего гнева, правда, на скулах выступили розовые пятна. Он уставился на парня колючим взглядом:
– Научись по форме отвечать, ефрейтор Зинчук, а потом уже будешь о жратве думать.
Мальчишка не отвел от майора светло-голубые глаза, только вздернул острые плечи в новом ватнике:
– Не учили нас в партизанском отряде формам этим, не до того было. Зря вы так, жратва – это же самое важное. Без нее только ноги протянуть да помереть.
Остальные бойцы начали коситься на говоруна, понимая, что тот зря так дерзко отвечает старшему по званию. Сам же молодой ефрейтор, казалось, не понял, что такого необычного он сделал. Своим странным взглядом тщедушный парнишка без отрыва смотрел на майора. То ли ждал ответа, то ли скрывал усмешку. На его бледном, будто из одних углов состоявшем лице – скулы, кончик носа, уголки губ – невозможно было ничего прочитать. Майор Тарасов выдохнул протяжно, потом процедил сквозь зубы:
– Слушайте мой приказ: сейчас направляетесь к полевой кухне, на довольствие вас поставили. Получаете обед, затем направляетесь на окраину деревни, в лесной массив. Находите место для расположения, организуете лесной лагерь. Наблюдательный пункт, землянки, все как положено. Старшим отряда на время отсутствия капитана Шубина назначаю младшего сержанта Стукаленко. – Широкоплечий парень с гладко приглаженными смоляными кудрями под щегольской фуражкой кивнул. – Выполнять приказ!
– Есть, – отозвался дружный хор голосов, застучали сапоги.
Первым пошел бравый Стукаленко, ведя за собой отряд на ароматы почти готового обеда, замыкал строй ефрейтор Зинчук, который не печатал шаг, не пытался идти с остальными в такт. Он брел неспешно, по дороге рассматривая дома и окрестности. Особист проводил его долгим взглядом, уже не скрывая неодобрения. Как только спины в одинаковых ватниках скрылись за избами, указал выбритым до синевы подбородком в сторону ушедшего отряда:
– Зинчука на карандаш, наглый больно. Смотри за ним, капитан, принесет он одни беды. Я таких нутром чую, если бы не его партизанские заслуги, то прямо сейчас бы отправил в окопы на передовую. Мои заградотряды этих болтунов сразу в расход пускали без суда и следствия по законам военного времени. По взгляду их чую, с наглецой, смотрит будто мимо. Или дезертир, или в шпионы подастся к немцам поближе за жирные харчи. – Офицер от злости даже сплюнул себе под ноги.
Сейчас Глеба волновала совсем не судьба странного Зинчука. Он откашлялся и наконец произнес то, что так волновало его с самого штаба:
– Товарищ майор, мне кажется, ошибка какая-то вышла. Я ведь фронтовой разведчик, а не учитель. Как же я из этих мальчишек…
Вот только договорить ему майор не дал. Наконец, затаенное раздражение прорвалось наружу. Он не выкрикнул, а, казалось, выплюнул в ответ слова:
– Это не мальчишки, не дети! Я их лично отбирал для подготовки в разведку. Каждое личное дело просматривал, они герои боевых действий. Вы что, не слышали, капитан? Ефрейтор, младший сержант, у каждого звание! У каждого награды, заслуги перед Родиной! Думаете, за что, как вы говорите, сопливым мальчишкам звания вне очереди присвоили?! Это будущие разведчики, хотите вы этого или нет! Ваша задача как боевого офицера – передать им свои знания. Большого ума не надо, чтобы рассказать, как ходить за «языком». Объясните, что нужно, научите, чему умеете. Или вы что, приказ отказываетесь выполнять? Особый приказ, распоряжение Ставки?! Вы понимаете, что вам за это будет? Это саботаж и прямая дорога в рядовые, в штрафную роту! К зэкам, к предателям родины, к отбросам общества!
Майор, хоть и был небольшого роста, но, казалось, навис своим кряжистым телом над замолкшим капитаном. Он говорил негромко, при этом с яростью:
– Я без суда и следствия могу вас по законам военного времени расстрелять сейчас за такие слова! У вас в личном деле совсем другая характеристика – герой фронта, разведчик, подвиги, а на деле… Диверсант?! Предатель?!
Майор Тарасов замолчал в ожидании ответа, только офицера Шубина не так просто было запугать. И в плену побывал, и на допросе, а к вечному подозрению со стороны особистов привык. Всегда он у них на карандаше: вдруг во время действий в тылу врага захотел получить двойной куш и от своих и от фашистов. Поэтому такой удар Глеб держать умел. Он упрямо наклонил голову и снова повторил:
– Я не учитель, не педагог, а разведчик. Как такому обучить? Я умею совершать вылазки, «языка» брать, диверсии организовывать. А учить этому – совсем другое дело, – честно признался он. – Не знаю, как научить этому. Тут думать надо головой, ситуаций одинаковых не бывает. Каждый раз каждая вылазка на оккупированную территорию – это риск, продуманный, спланированный риск.
Когда капитан закончил говорить, рука особиста легла на кобуру с табельным оружием, но потом все-таки метнулась к кителю и вытащила из-за пазухи четвертушку желтоватого листа и карандаш. Тарасов прошипел придушенным от злости голосом:
– Бери бумагу, капитан, и пиши!
Капитан помедлил пару секунд, но все же взял карандаш и лист, пристроился писать прямо на стволе тонкой березы, а майор принялся диктовать:
– Я, капитан Шубин, даю подписку о неразглашении доверенной мне государственной тайны. Осведомлен об ответственности за разглашение, утрату доверенных мне секретных сведений. Дата и подпись. – Особист вытащил трофейный портсигар, набитый папиросами-самокрутками, и такую же хромированную зажигалку, конфискованную у немецкого офицера.
Чиркнул огонек, поплыл едкий дым табака.
– Дописал?
Тарасов ловко выхватил листок бумаги из рук разведчика. Потом демонстративно медленно достал из-за пазухи кителя кипу с документами, положил подписку о неразглашении к таким же желтым четвертушкам с подписями остальных курсантов школы разведчиков. Убрав документы, офицер НКВД выпустил из носа густой дым и уже медленно принялся снова убеждать:
– Ты должен советской власти благодарен быть, капитан. Позаботились о раненом, в тылу нашли дело для тебя, подальше от линии фронта. – Он помолчал, выдохнул клуб дыма. Посмотрел колючим взглядом. – На прифронтовой территории за твоей головой уже абвер охотится. Насолил им сильно, наступил на хвост. Во время прошлой операции вы разгромили из засады отделение подразделения «Бранденбург 800». Это новое спецформирование абвера, штурмовики и диверсанты на службе у разведки вермахта. Лучшие головы германской армии, а ты их с кучкой пленных уничтожил. Поэтому теперь на тебя открыта охота среди немецких лазутчиков. Любому диверсанту, разведчику, шпиону, который ликвидирует капитана разведки Шубина, лично адмирал Канарис обещал выдать награду – пятьсот рейхсмарок. Охота идет за твоей головой, Шубин, вот и прячем тебя подальше от фронта и немцев. Чтобы мог спокойно лечиться, восстанавливаться. Поручили специальное задание – воспитание будущих разведчиков. И не просто так. – Крепкий палец ткнул в воздух, словно точку поставил. – А потому что ты – первая кандидатура в новый отдел, СМЕРШ, формируется лично по приказу главнокомандующего Красной армией товарища Сталина. СМЕРШ – значит смерть шпионам, контрразведка, которая будет работать на государственную безопасность. Наши офицеры будут выявлять диверсантов, перебежчиков в рядах Красной армии. Сейчас Гитлер чует свое поражение, поэтому активно засылает к нам лазутчиков, вербует пленных из числа советских граждан, а потом этих предателей отправляют на нашу территорию, чтобы собрали сведения о планах Красной армии.
