– Убрать и вычистить, – ровно приказала я. – Проверю лично. Комнаты привести в надлежащий вид. Если я сильно мучаю вас непосильным трудом – возможно, мне следует поговорить с мужем о подборе новой прислуги. Порасторопнее. О тебе тоже, Яола. Я приду с проверкой завтра с утра, перед завтраком.

Ни на кого не глядя, я подхватила запрыгнувшего было на другой стул Шершня на руки и неторопливо удалилась. Сдерживаемую ярость экономки (ещё бы! При слугах отчитала!) ощущала всей собой, от затылка до пяток.

Слово пришлось держать, пряча недосып и вялость за отстранённым молчанием. Исправленной работой Нальды, тихо глядевшей в пол, комкавшей оборки передничка, я осталась удовлетворена, сдержанно кивнула топтавшейся рядом экономке. Прочитать настроение Яолы не получалось: она вела себя одновременно и почтительно, и с неким вызовом, как будто ничем осадить я её не могла. Ну и ладно, лишь бы нос в мои дела не совала, а о том, чтобы не давать ей повода, я буду заботиться сама.

Сычик снова притащил пару монеток, и я надеялась, что он не умыкнул серебро у кого-нибудь из принявшихся за работу мастеров. Сегодня мне нужно, очень неплохо было бы, попасть в Лордброк: узнать результат изучения образцов снадобий и навестить айту Луту. Вдруг первый ответ уже есть! Я изо всех сил скрывала нетерпение, выжидала удобного часа, всё валилось из рук, а хлопоты всё не кончались и не кончались. Только часам к пяти меня оставили в покое, Рута накрыла в малой чайной, где я поужинала в одиночестве: Рене, выполняя просьбу поменьше отсвечивать в стенах замка, упорхнул на волю. Я не успела с ним договориться о совместном перемещении, я и сама-то некоторое время обдумывала, не отложить ли визит к аптекарю и кастелянше на следующий день: пусть время ещё не позднее, но как-то…

И всё-таки нетерпение перевесило. Утомившаяся за день Яола попросила разрешения отдохнуть, я махнула рукой и, в свою очередь, зевнула, прикрыв рот ладонью. А у себя снова переоделась в более приличное платье и достала птичье пёрышко. Я только узнаю результат и вернусь.

Первый результат разлился по венам тихой радостью: аптекарь, приняв остаток оплаты, продемонстрировал мне записанные рецепты каждого из моих снадобий. Я спрятала листочек, пообещала обратиться за изготовлением лекарств непременно в эту лавку и, едва не пританцовывая, направилась к дому айты Луты. Лордброк готовился как следует отметить окончание трудового дня, зазывал искусно подсвеченными витринами и вывесками, откуда-то лилась музыка, довольно приятная слуху, цокали по мостовой лошади, бесшумно катились нарядные экипажи.

У Луты я провела примерно четверть часа. Писем от магов не было. Это ничего не значило, времени прошло совсем мало. Может, кого-то не было и до сих пор нет дома, может, ещё что-то задержало ответ; я поблагодарила и ушла. Собственно, больше мне нечего было здесь делать, глоток свободы выпила почти до конца, но немного, самую малость ещё решила прогуляться. Слишком хорошо здесь дышалось; я наметила одно из подходящих для обратного перемещения мест и побрела в нужном направлении. Мысли крутились вокруг отправленных писем, оставленных пока без ответа.

Погружённая в мысли, шаг за шагом принимавшие всё более безрадостный вид, так, что цепляться за листочек с рецептом уже не выходило, я очнулась от негромкого свиста и развязного окрика:

– Гляньте-ка, кто тут у нас!

Вздрогнув, я огляделась. Широкая улица с респектабельными заведениями и уютными магазинчиками осталась где-то в стороне, тогда как я, сама того не заметив, очутилась в каком-то кривом переулке, ограниченном высокой глухой каменной кладкой. С одной стороны была длинная стена дома без окон, с единственной дверью, с потрескавшейся краской и разводам грязи, с другой – горбатый мостик без перил, перекинутый через узкий канал. Вода в нём не отражала свет, совсем слабый в этой части квартала. Как я здесь..?

А от двери ленивой походкой направлялись в мою сторону двое, повыше и пониже, с одинаково неприятными физиономиями. Загорелые дочерна, средних лет, в замызганных штанах, посеревших от грязи рубахах. Ухмылка одного из них сверкала железным зубом. И ничего хорошего эта встреча мне не сулила.

– Ну-ка, кого это принесло скрасить наш убогий вечер?

Я отступила назад, к мостику, единственному пути к спасению: выход из переулка перекрыли.

– Красавица, ну куда же ты! А познакомиться? Не торопись, останься! Не обидим. Да? Не обидим же?

Оба загоготали.

Путаясь в липнущих к ладони складках юбки, я засовывала руку в карман, туда, где лежало маленькое пёстрое пёрышко. Непростительное упущение: зачем, зачем я убрала его поглубже, а не прикрепила к манжете рукава, откуда добраться до него проще всего! Только бы успеть переломить…

– Что там у тебя, красавица? Ну-ка!..

Я отскочила, но недостаточно резво, тем более когда крепких здоровых мужиков сразу двое: один из них успел оказаться за моей спиной быстрее, чем я среагировала. Второй схватил за руку, вывернул её вместе с зажатым в кулаке пером. На меня обрушился гадкий тяжёлый запах горького пива, смешанного с луком и прогорклым салом. И ещё понимание, как именно они стремились провести остаток вечера. Страх и отвращение придали сил. Я ударила одного из них по руке, второго, зашедшего со спины, пнула каблуком по голени, и, кажется, локтём попала под рёбра… В ухо взвыли, но радовало это меня недолго. Уроки самозащиты, преподаваемые когда-то в пансионе, изрядно забылись, но я пыталась сделать всё возможное, и поначалу удалось вырваться. Вот только перо осталось в руках у одного из нападавших.

– Стой! А ну стой!

Я бросилась к мостику, но зацепилась за какой-то выступ и полетела на усыпанную мелким камнями землю, обдирая ладони. Встать не успела: болезненный толчок в спину приложил обратно, чьё-то крепкое колено впилось в позвонки так, что едва не выступили слезы.

– Держи её, Рех! Строптивая девка, люблю таких!

– Я вообще-то первый её приметил, мне и начинать!

– Отпустите! – прохрипела я, не оставляя попыток вывернуться из-под колена.

– Договоримся, Рех! Не подерёмся ведь? Или пусть красавица сама выбирает. Выберешь, а, красавица?

Пыталась нащупать опору, подняться, сбросить с себя ужасающую тяжесть. Отвратительная вонь накрывала, едва не лишая сознания. Вслепую взбрыкнула, стремясь достать хоть куда-нибудь. И не верила, никак не получалось верить, что так глупо влипла. На руку опустилась перепачканная землёй подошва ботинка, я вскрикнула от резкой боли.

– Барт, ты совсем уже?! Не калечь девку-то! Смотри, какая чистенькая, ухоженная… Может, даже из благородных.

Лапища первого опустилась пониже спины, сжала.

– Уберите руки! Отпустите немедленно!

– А то что, красотка? – почти ласково вопросили мне в ухо. – Брыкайся, цыпочка, это заводит!

Руку освободили, и я немедленно этим воспользовалась, пытаясь ударить вслепую: растрепавшиеся волосы упали на лицо, почти полностью закрыли обзор. И тут же меня сильно за эти самые волосы дёрнули, затылок обожгло болью, голова запрокинулась назад. Волосатая лапища закрыла мне рот, а тяжесть исчезла, когда тот, кого, видимо, звали Рехом, убрал колено.

– Поднимай её, Барт. Не здесь же!..

Велейна всемилостивая, я не продержусь оставшиеся полтора-два часа!

Меня рывком поставили на ноги, продолжая удерживать за волосы, но руки оставались свободными, и я полоснула по приблизившейся к лицу роже. Ногти у меня не очень длинные, но следы оставили.

– Проклятье! Вот кошка!

Я увидела взметнувшуюся ладонь, зажмурилась… Плеснуло новой болью, становившейся бесконечной. Ни разу, ни разу не пришло в голову хотя бы Рене попросить показать, как защищаться, как бить самой…

– Не по лицу, дурень! Зачем портить такое личико! Чего гляди, выбьешь девке зубы!

– А и выбью, зачем ей столько? Безопаснее будет – не откусит ничего…ценного.

Мерзкий гогот, руки заломили… удар, разом выбивший воздух из лёгких. Я пыталась вдохнуть, но не получалось, только чей-то хрип на грани слышимости. Как глупо-то! Как безумно глупо… Меня куда-то тащили, я толком не видела, не понимала, висела тряпочкой. Новый звук, вклинившийся в деловитую возню моих мучителей, я распознала не сразу. Цокот копыт.