– Гертана, я вот что узнал… – начал Верген специальным тоном, а я немедленно скривила губы в горькой улыбке.

Выслушала о приезде в Риагат иноземного целителя, успешно врачующего различные тяжкие недуги. Визит должен был состояться в первый месяц лета. Далеко; мы только-только начали радоваться весне, у Саркена в саду работы прибавилось.

– Нет, – вырвалось из меня против воли.

– Не понял.

– Хватит с меня целителей, Верген. Я им не верю и тебе советую не тратить больше на все эти сомнительные осмотры и консультации деньги. Ценю твои старания, но хватит.

Муж так опешил, что чуть не выронил дымящуюся сигару, проекция пошла рябью.

– Птичка моя, ты рано сдаёшься! Надо искать, надо пробовать! Я разузнаю об этом чужестранце побольше и…

– Оставь, Верген. Довольно с меня, дай дожить свой срок спокойно. Разве что... – Я набрала в грудь побольше воздуха и, как можно спокойнее глядя мужу в глаза, попросила: – Я бы хотела приехать в Риагат. Мне нужно обновить гардероб. Понимаю, что приёмов и балов в Бейгор-Хейле не устраивают, так мне и не бальные платья нужны, а несколько самых простых, повседневных.

Несколько мгновений тяжёлый взгляд мужа сверлил меня, почти вынуждая отвести глаза, опустить голову, заверить, что я и в старых платьях ещё годик-другой похожу, они вполне приличные.

– Хорошо, – неторопливо произнёс Верген. – Полагаю, эти траты не сильно ударят по семейному бюджету. Хотя удобнее и быстрее было бы попросить мою горничную сделать эти покупки. Она женщина, должна разбираться в вашей моде… Но согласен, тебе самой это сделать будет приятнее. Но, Герта, опять же: не раньше начала лета. Быстрее не выйдет, дела меня не пускают.

Я опустила взгляд на сложенные на коленях руки и сдержанно поблагодарила. Это было щедрой уступкой со стороны Вергена, давить на него дальше значило бы добиться обратного результата.

– Правильно, что отказалась от этих сомнительных целителей, – одобрил сыч, когда я упомянула предложение Вергена. – Мне кажется, он возил тебя вовсе не к опытным сильным магам, а к шарлатанам-недоучкам, деревенским знахарям средней руки, умеющим только бородавки сводить. На настоящего мага твоему хмырю денег жалко.

Я неопределённо повела плечами.

Наши нечастые беседы с сычом носили всё более дружеский, доверительный характер. Он был первым и единственным свидетелем моих маленьких побед: упорные занятия принесли свои плоды, я научилась вызывать огонь, хотя и не сразу попала прицельно в свечку, едва не спалив коврик под ногами, а следом занавеску, закрывающую «совиное» окно. Но всё равно это было счастье. В груди и чуть выше, у горла, зарождалось приятное тепло, предвещающее магическое действие, и звуки заклинаний легче складывались в нужные слова. А к середине весны у меня отпала необходимость использовать огненный камень: я смогла подогревать воду до нужной температуры. То же самое научилась проделывать с любым напитком, как нагревать, так и остужать. Это было огромным достижением и не потребовало ни капли крови. Рене не скупился на комплименты, порывался поцеловать в порыве чувств, но я вовремя пресекла. Рисунок из тетради сыча исчез.

Огорчало, что об Альнарде он рассказывал свободно, много и с удовольствием. Делился укладом жизни, рисовал, как устроены дома снаружи и внутри, рисунками же показывал, какую одежду носят альнардские девушки, какие блюда чаще всего готовят… Множество мелочей охотно вспоминал, видя мой искренний интерес, но не стремился побольше рассказать о своей семье.

– Я виноват перед ними, – твердил он. – Может, потому и не отозвались.

Мы разговаривали в непривычное время: едва минуло девять утра. Редко-редко превращение происходило в первой половине дня. Я успела умыться и переодеться в удобное домашнее платье, набросила на плечи шаль: приоткрытое окно впускало в комнату прохладную свежесть. Сидела на застеленной покрывалом постели, снова, как делала это время от времени, достала шкатулку с совиными перьями. Нравилось перебирать их, любоваться незатейливым рисунком и переходом цветов. Рене посматривал с непонятным выражением, но уголки губ подрагивали в едва заметной улыбке. Сам он сидел на полу, игнорируя мои просьбы пересесть в кресло. Я подняла голову, поудобнее перехватила пальцем маленькое, со светлым пушком, перо.

– Не отозвались?..

– Не сказал тебе сразу, – удручённо кивнул Рене. – Думал обо всём этом и решил, что раз всё дело в моей дурацкой гордыне и нежелании нормально извиниться… Они-то от меня не отказывались, не прогоняли.

– Ничего не поняла.

Сыч откинул со лба непослушные пряди.

– Я пытался связаться с матерью. У нас как… Случаи, подобные моему, настолько редки, что я, можно сказать, единственный за много лет бескрылый. Упавший, как называют потерявших крылья. В старые времена таких изгоняли, теперь нет, но жить с таким увечьем трудно. Меня и из дома-то не выселяли, я сам ушёл, едва смог подняться на ноги. Отец… просто смотрел, но видно было, что недоволен моим решением. Мать говорила, что на неё я могу рассчитывать всегда, при любых обстоятельствах, с крыльями или без, я всё равно остаюсь её сыном. Вальд играл во дворе, с ним я вообще не стал прощаться. Это младший брат. Знаю, что мама тоже искала толкового чародея для меня… И вот, глядя, как ты нить за нитью творишь свои картины, чтобы выручить хоть немного денег, а я вообще… разбойничаю и навожу ужас на всю округу, – он издал глухой короткий смешок. – Словом, я попробовал дотянуться сознанием до матери. С ней это прежде легче всего выходило. Это особая магия, мы умеем. Не знаю, как тебе описать… Я вижу это как тонкую серебристую нить, паутинку.

– Ты хотел обратиться к своим за помощью?

– Да. Этому дохлому воробью не под силу дальние расстояния, я сам не долечу. Но мать могла бы… приехать. Я подумал и понял, что время прекратить корчить из себя обиженного и непонятого, наладить отношения с семьёй. Поиски мага здесь могут затянуться на долгие месяцы, а там это могло произойти быстрее: у моей семьи, скажем так, большие возможности.

Я слушала, поражалась и тихонечко ликовала: сколько раз я говорила Рене об этом, но он упрямо отказывался писать домой, и вот наконец-то…Но…

– Не хватило магии дозваться? – тихо уточнила я.

Сама при этом вспоминала, есть ли у меня бумага, способная покрыть такое огромное расстояние. Письмом часто – проще. Нет, увы, у меня и обычная почтовая-то закончилась.

– Хватило, насколько я могу судить по ощущениям. Но с той стороны я наткнулся на стенку. Это выглядело так, будто человек закрыл своё сознание. Сознательно.

Я уставилась на Рене, а он с преувеличенным вниманием уставился на свои руки.

– А я много всего напридумывал. И что заберу тебя с собой, и…

– Что?!

– Что? – он вскинул голову отчаянно-дерзким жестом. – Ты ведь мечтала уйти от мужа, о свободе и домике на морском берегу. А я очень хочу найти средство от твоей болезни, верю, что очень высокие шансы у наших целителей. То есть, у тебя. Я хочу, чтобы ты жила, лиро.

Я смотрела на него во все глаза. Альнард?.. Об этом я вообще не думала, даже когда предлагала Рене послать весточку родным. Шанс исцелиться очень манил, конечно, но…

– Я ведь не стала бы полностью свободной, лирэн. Мой брак нерасторжим.

– Мне плевать! Там ты считалась бы свободной и могла жить, как сама захочешь.

Без денег и своего дома, да. Или его семья настолько великодушна, что приютила бы такую, как я? Сомневаюсь. Я покрутила в пальцах перо, чувствуя острую потребность глотнуть свежего воздуха, вырваться хоть ненадолго за пределы Бейгор-Хейла.

– Но твоя мама…не ответила? Ты считаешь, она отказалась от тебя, несмотря на все обещания? А остальные?

– С Вальдом такой фокус проходил нечасто, а в этот раз не вышел вовсе. Я не сумел его позвать.

Он не произносил это вслух, но я чувствовала разочарование и горечь, окутавшие его с головы до пят. Давно не маленький мальчик, но чувствовать себя ненужным безумно больно в любом возрасте.