А потом он свалился мне под ноги, обессиленный, с бисеринками пота на лице, охваченный жаром, хотя кожа оставалась бледной. Я быстро оставила попытки растормошить его, привести в чувство, но перепугалась не на шутку. В тот момент я готова была бежать за слугами, привести их наверх, требовать, чтобы перенесли в жилое крыло, бежали за знахарем – жил там один, врачующий травами да заговорами, но лучше, чем ничего. Но Рене шевельнулся, судорожно глотнул промозглого воздуха, с усилием распахнул глаза, облизал сухие губы.

– Воды нет? – с затаённой надеждой проскрипел он.

Я больше угадала, чем услышала, что он спросил. Помотала головой.

– Что это было?

Сыч медленно, слабой рукой перехватил мою ладонь и прижал её к своему лицу. Выложился он весь, до последней капли; просто удивительно, невероятно, откуда в нём вообще взялись эти крохи магии. Да и крохи ли, раз хватило отогнать беду?

– Получилось, – сообщил он полувопросительно. – Каменный… великан уснул, всё успокоилось… ничего не будет.

В детстве мама рассказывала мне множество сказок; каменные великаны в них не фигурировали, но упоминания о диковинном народце были. О подземных пещерах-лабиринтах, полных золота и голодных чудищ, призрачных огнях и заблудившемся эхе. Маленькой я слушала с восторгом, но не верила: сказки и сказки. Надо потом расспросить Рене, возможно, в альнардских сказаниях есть что-то общее.

А сейчас я не знала, что сказать. Понимала, что он сделал, хотя не понимала, как, откуда черпал силы. А сама про молитвы и милость богов забыла.

– Что это за колдовство?

– Зря… Зря не осталась… в безопасности. Я же просил… спрятаться, – попенял сыч.

– Мне показалось, здесь, у тебя, довольно безопасно.

Я мягко вытащила свою руку; Рене остался лежать на моих коленях.

– Это…нечто вроде разговора… с горами. Дед научил, когда понял… что я тоже слышу. Такие, как он, умеют успокаивать духов…как мы называем… великанов подземных… стихии.

… Стало быть, имеется или имелся ещё и дед, носитель уникального дара. Который, оказывается, есть и у почти беспомощного, ослабленного заклятьем сыча.

– Как же ты сумел договориться с нашими горами?

– Горы – везде горы. Хорошо, что услышали, я… не был уверен в результате.

– Не представляю, как ты смог, – призналась я, глядя в мерцающие жёлтые глаза. – Не знаю, как тебя благодарить.

Ощупью нашла его безвольно повисшую ладонь и легонько сжала. Его губы тронула слабая улыбка.

– Я бы предложил один вариант…но ты грозилась…дать мне в морду, если ещё раз…

– Что?..

– Лишь бы великан… как можно дольше не просыпался. Песни должно…надолго хватить.

Взгляд Рене оставался рассеянным, он медленно, слишком медленно приходил в себя.

– Надо вернуться в жилое крыло. Ты как? Сможешь встать?

– Не знаю. Можно тут оставить, всё равно… возвращаться в птицу. А ты закоченела совсем, тебе… в тепло надо скорее.

– Ну уж нет! – возмутилась я. – Подожду, пока у тебя появятся силы двигаться. Ты весь горишь. Совсем плохо, да?

На продуваемой всеми ветрами башне кожа Рене оставалась нереально горячей.

– Нормально. Пить только… очень хочется.

– Надо дойти до комнаты, там есть и вода, и кое-какая еда, тебе, может быть, захочется восполнить силы, ты… Рене?!

Как быстро! Хотя я с первых звуков песни перестала чувствовать ход времени, но теперь показалось – всё слишком быстро. Я будто услышала треск ломающихся костей; голова вельвинда на моих коленях сильно дёрнулась, весь он выгнулся, лицо исказила боль, взгляд полоснул по мне, пытаясь задержаться, удержаться… На мою смятую юбку легло маленькое пёрышко. Сердце рвалось на части от жалости; судорожно вздохнув (плакать я давно разучилась), я вынула из складок одежды взъерошенную птичку.

***

– Выдумщица вы, каких поискать, дэйна! – осуждающе цыкнула Яола, когда я спустилась вниз. В спешке я заперла их всех, и продрогшие в каменном мешке слуги почти потеряли терпение. – Землетрясения Бейгору не угрожают…да вот с тех пор, как дэйн Уинблейр того мага-заклинателя привозил, который, значит, защиту для замка обновлял.

Может, и обновлял, я не видела: валялась в спальне после приёма порции снадобий, зелёная и слабая-преслабая.

Сычик Рене пристроился у меня на плече и, кажется, дремал. Невесть откуда вынырнувший Шершень покосился на него крайне заинтересованно, но, наткнувшись на мой взгляд, гордо распушил хвост и с королевским достоинством удалился. Песню никто из слуг действительно не слышал.

– Я не собираюсь никого убеждать, – устало погладила совиные крылья я. – Рута уверяет, что умеет разгадывать сны, и все вы к ней за толкованием ходите. Много сбылось-то? А я… я различаю угрозу человеческому жилью с той стороны ущелья. Многие поколения Данвелов это умели, ничего удивительного при близком соседстве с горами.

Ни на кого не глядя, я первой поднялась по лестнице и пошла к себе.

А через несколько дней, в течение которых Рене не приходил, оставаясь сычиком, в Бейгор-Хейл приехал Верген.

***

Глава 9.2

Рене я после мучительных раздумий переселила в свою мастерскую: муж заходил в неё крайне редко, чистоту и порядок в ней я поддерживала своими силами, строго-настрого запрещала экономке и горничным трогать мои материалы и аккуратно сложенные основы для картин, и понятливые айты постепенно прекратили изображать видимость стряхивания пыли с рабочих поверхностей. Объяснила нахохлившемуся сычу, что какое-то время ему придётся провести взаперти, не считая открытого окна.

– Я по-прежнему буду приходить сюда работать; у Вергена же в течение дня находятся свои дела и сюда он почти не заглядывает, – я говорила виновато и никак не могла это исправить. – А если вдруг и изменит своим привычкам и придёт посмотреть, то ты успеешь спрятаться вон там, за шкафами. Книги он не жалует ещё больше, чем моё сомнительное рукоделие.

Из замковой библиотеки Верген забрал только пять-шесть книг по алхимии и зельеварению, прочая литература не интересовала его вообще.

Птиц Рене продолжал дуться, пока я объясняла, где на всякий случай оставлю для него воду и не портящуюся еду. Можно было обойтись и без этого на каких-то два-три часа, но мне хотелось хоть немного побаловать его.

– Жаль, что урок чтения и письма, скорее всего, пропустим, – продолжала я.

Запирала комнату я с чувством болезненного сожаления, словно не заколдованного взрослого там оставляла, а беспомощного малыша. Снова и снова приказывала себе не трястись осиновым листом, а вести себя уверенно, даже порепетировала перед зеркалом равнодушный взгляд. Накануне, поздним вечером, в компании Рене я пробралась на небольшую открытую площадку рядом с внешней галереей, где в одной из стен обнаружила небольшой тайник, и спрятала в нём деньги и совиные перья. Муж уже не рылся в моих вещах, как тогда, после побега, но я всё равно осторожничала.

Верген прибыл незадолго до полудня в компании семейного лекаря, Кольма, и молчаливого лакея. Я встречала на верхних ступеньках парадной лестницы; Яола встретить хозяина не вышла, замешкавшись с размещением кучера. Впрочем, нерасторопность прислуги моего мужа нечасто выводила из себя. Обменявшись положенными приветствиями, гости поднялись наверх: спокойно и размеренно дэйн Уинблейр, суетливо, не выпуская из рук небольшой лекарский саквояжик, айт Кольм, и замыкал процессию степенно вышагивающий айт Уэлт, нагруженный багажом, но нёсший его так, словно он ничего не весил. Я разжала сцепленные в замок пальцы и, хотя играть спектакль было не перед кем, протянула мужу руку для поцелуя. Тёмные глаза мазнули по мне брезгливо, оценивающе; во взгляде лекаря и то было больше тепла.

– Добро пожаловать, дорогой супруг. Надолго к нам?

Верген спрятал усмешку за вежливым поцелуем.

– Я тоже рад тебя видеть, птичка моя. Не обременю долгим присутствием, но и забыть о твоём существовании не могу.