По дороге в дом Березовых Маша постоянно чувствовала смутную тревогу. Ночь в поезде она провела в полудреме, пытаясь поудобнее устроиться на твердом сиденье, кутаясь в шерстяную шаль. Только к утру ей удалось ненадолго забыться сном, в котором она вновь была дома. Надоевшее институтское платье висело в шкафу. Было лето, и за окном шумели покрытые нежно-розовыми цветами вишни. Маша собиралась в сад. Она надела соломенную шляпку с широкими полями, завязала под подбородком розовые ленты и выбежала на крыльцо. В саду стоял накрытый к чаю стол. Отец возился с самоваром, мать и сестры раскладывали фрукты и сладости. Младший братец поднял над головой связку баранок, она раскачивались на ветру, и баранки, ударяясь друг о друга, мерно постукивая: тук-тук, тук-тук… Маша открыла глаза – поезд шел по мосту, и рельсы отдавали громким тук-тук, тук-тук. Сон оставил после себя горькое чувство. Потеря состояния, болезнь матери, смерть брата, неудачный брак старшей сестры Анниньки… Давно была продана усадьба, и теперь оставшееся семейство ютилось в небольшой меблированной квартире в уродливом доходном доме, вокруг которого не было никакого сада, только чахлый клен да веревки с вечно сушащимся бельем, да кучи мусора.

Утром, когда первые лучи солнца заискрились в изморози на окнах, Маша обрадовалась, предвкушая погожий день. Однако, когда поезд наконец подошел к станции, обманчивое осеннее солнце быстро скрылось в тучах, задул порывистый, пронизывающий ветер.

Машу уже ждали. Возница, молодой парень в синем латаном зипуне, с кнутом, лихо торчащим из сапога, подошел ней и, неловко поклонившись, спросил:

– Это вы госпожа Старцева?

– Я. Я к Березовым…

– Меня послали вас встретить.

Он подхватил ее чемодан одной рукой, шляпную коробку – другой, и бодро зашагал с платформы. Маша еле поспевала за ним. Извозчик подошел к открытой четырехколесной бричке, в которую была запряжена пегая худощавая лошадь, легко покидал в нее Машин нехитрый багаж и вспрыгнул на облучок. Маше неловко было забираться в бричку, но возница не догадался или постеснялся протянуть ей руку и помочь, а просить его Маша не решилась. Она встала на ступеньку, подтянулась и довольно неловко перевалилась в бричку. Возница, не обернувшись, щелкнул кнутом, и бричка тронулась.

Стылый ветер продолжал дуть, Маша жалела, что у брички нет откидного верха, чтобы хоть как-то от него укрыться. Лошадь шла неспешной трусцой по ухабистой дороге, и Маша, которая поначалу с любопытством разглядывала проплывавшие мимо домики, огороды и сады, в которых полным ходом шел сбор урожая, теперь вперила взгляд в заплатку на спине возницы и думала лишь о том, чтобы тряска поскорее кончилась. Ухабистая дорога сменилась травянистой тропинкой, уходящей вверх на холм, и возница снова щелкнул кнутом, чтобы поторопить спотыкнувшуюся лошадь. Наконец бричка въехала в город, который в другую погоду мог бы показаться симпатичным. Но под серыми тучами и заморосившим дождем стены приземистых домов казались серыми и ветхими, с потемневшими крышами, напоминавшими шапки на опущенных головах траурной процессии. Маша разглядывала редких торговок в пестрых платках, водовоз понукал неспешно бредущую клячу. Они явно подъезжали к центру города – дома стали выше и богаче, а дорога стала мощеной, и тряска возобновилась. Копыта лошади звонко стучали по брусчатке. Борясь с подступившей к горлу дурнотой, Маша закрыла глаза и открыла их, только когда почувствовала, что бричка встала. Они остановились перед высоким, в два этажа, деревянным домом с резными наличниками. Вход с улицы был заколочен досками, которые переходили в плотный забор с калиткой и воротами. Ворота широко отворились, напоминая пасть голодного животного, и бричка вкатилась во двор. Но осмотреть его Маша толком не успела. Какие-то люди подошли к бричке и помогли Маше вылезти из нее. Кто-то взял ее чемодан.

– Господа ждут, пойдемте, пойдемте, – торопила женщина ростом по плечо Маше в красном с зелеными цветами платке. Она взяла ее за руку пониже локтя и уверенно повела за собой по ступеням крыльца, через деревянные сени, в которых пахло сыростью, в комнатку, в которой уже ожидало семейство Березовых. Все плыло перед глазами Маши, в глазах вспыхивали зеленые и красные узоры с платка. Она вздрогнула, когда мужской голос назвал ее Марией Ильиничной, и поспешила вытащить рекомендательное письмо. Оно застряло в коричневой расшитой бисером сумочке, так что Маша изрядно его измяла и также почти вслепую протянула купцу Березову. После короткого приветствия и знакомства рослая женщина вышла из-за спины купца и повела Машу за собой. Снова череда комнат, ступеньки… Девочка Вера, которую Маша приехала учить, без устали скакала вокруг них, рассказывая, что она умеет читать и писать, и рисовать у нее тоже получается, а братик Лека читает все еще по слогам, а еще он постоянно болеет, и за ним ходит нянечка баба Паня, только Вере она не нравится…

– Вот твоя комната, здесь будешь жить, – распорядилась рослая женщина.

– Спасибо, – тихо поблагодарила Маша.

– Меня звать Глафирой, я здесь ключница, – сказала она. – Вещи твои сейчас принесут.

Она развернулась и ушла. Маше было неприятно слышать от нее обращение на ты, но возразить она не посмела.

– Мы весь день вчера наводили здесь уют, – уверенно сказала Вера, без какой-либо робости заходя внутрь. – А прямо напротив – комната, где мы с Лекой играем и спим.

Маша осмотрелась. Комната была большой, в углу у окна стояла кровать с горкой подушек. С противоположной стороны стоял шкаф светлого дерева с резными дверями и китайская ширма, за которой был спрятан умывальник. Посередине располагался громоздкий стол, покрытый вышитой скатертью.

– Вот, я сама вышивала, – Вера уселась на кровать и ткнула пальцем в криво вышитую салфетку на одной из подушек. Маша подошла, взяла салфетку в руки и улыбнулась, разглядывая орнамент из ягод и грибов.

– Очень красиво.

Вера зарделась от похвалы.

– Мы будем читать книжки, да?

– И читать книжки, и учить историю, и французский, и немецкий, и рисовать…

– Ух ты! – воскликнула Вера. – Побегу за Лекой, ему тоже будет интересно! – Она вскочила с кровати и резво убежала из комнаты.

Маша, оставшись одна, вдохнула полной грудью, однако воздух показался ей затхлым и влажным, как в подполе, который давно не проветривали. Она подошла к окну и отворила скрипучую раму, запуская холодный осенний ветер, но уж лучше он, чем странный гнилостный запах в помещении.

Окно выходило во внутренний двор. Маша увидела бричку, которая ее привезла, возница обтирал сеном впалые бока лошади. Откуда-то со стороны конюшни прибежала молодая дворовая девка, на ходу поправляя растрепанную косу. Возница окликнул ее, но она, не удостоив его и взглядом, поспешила дальше в дом. Совсем скоро Маша услышала шаги в коридоре, и в комнату вошла та самая девка, таща тяжелый Машин чемодан, за ее спиной болталась на тесемке Машина шляпная коробка.

– Хозяйка велела принести, – сказала она, опуская тяжелую ношу на кровать. – Я сейчас разложу ваши вещи…

Маша смотрела на ее красные нечистые руки, ей показалось, что из-под рукава показался синяк на запястье. Ей стало нехорошо, когда она представила, что эта девка будет касаться ее платьев, блуз и юбок такими руками.

– Нет, – сказала Маша, – не нужно, я сама.

Девка посмотрела на нее с удивлением, но, видимо, истолковала слова Маши по-своему, и лицо ее смягчилось.

– Меня звать Евдокия. Если что-то понадобится, кликните меня.

– Хорошо.

– Хозяева у нас ничего, обвыкнетесь. Вы с дороги, наверное, голодная, скоро господа будут завтракать, коли вас с собой не позовут, спускайтесь в кухню, Глафира что-нибудь вам наготовит. Она на вид строгая, но ее можно подмаслить.

Евдокия неловко поклонилась и направилась к выходу из комнаты, но в дверях столкнулась с вихрем, состоявшим из Веры и Леки. Дети схватили ее за руки и, смеясь, закружились с ней, рискуя напороться на дверь или угол шкафа. Они кружились и смялись уже втроем, все быстрее и быстрее, а Маша молча на них смотрела, не зная, как остановить это, и стоит ли останавливать, но тут раздался женский окрик с улицы: