Впрочем, я среагировал тоже достаточно успешно. Тремя секундами спустя двухсоттонный «Единорог» свечкой взмыл в небо. Ноги вдавидо в площадку под башней так, что я чуть не присел, свежий ветер ударил в лицо, но дышать легче не стало, внезапно началась одышка, как после тяжёлой ходьбы.

Перенапрягся. Хоть я и могу поднимать гири куда тяжелее этой — чтобы нести ношу далеко недостаточно одной мышечной массы.

— Блин… я не могу, — сообщил я Серафимиону и мысленно скомандовал махине под ногами снижаться.

Снижались мы по дуге, сначала медленно, а потом быстро. Интуитивно я успел свернуть чуть в бок от табуна, затормозить и шлёпнулся в болотную жижу прямо в каких-то десяти метрах от русла реки, по другую сторону от неё. Брызги полетели в разные стороны, а отбившиеся от табуна особи даже не подумали поменять направление.

Громозкие туши, каждая из которых не меньше нашего Иоганна весом, врезались в стальные борта, отскакивали, как резиновые мячи, сопровождая рёвом, похожий на ишачий. Смрад стоял тот ещё — запахи болота, отравляющий газ смешивались с их запахами, отчего мне захотелось срочно как в старые добрые времена натянуть на нос маску.

— Фу… Что это за?

— Они так защищаются, — послышался голос Йеркута внизу. — Окружают себя облаком газов и взвеси, которые нейтрализуют аммиак.

Внезапно из болотной жижи примерно в полусотни метров от нас наружу высунулась белёсая треугольная морда. Полетели брызи, клацнули челюсти, каждая из которых была длиной в половину корпуса «Единорога». Хищник, похожий на слепого уродливого крокодила-альбиноса, ухватил трёхметрового детёныша тушкана и потянул вниз, в влажную нору, словно здоровенная бейсбольная перчатка, поймавшая мяч.

Табун заметался, развернулся. Теперь в нас неслись не отдельные особи, а десятки, сотни испуганных громадин. Грохот врезающихся тел продолжался, но к этому прибавилось что-то новое, и вскоре я опознал его. Это был булькающий звук медленно погружающихся в болотистую тину ног «Единорога».

— Поднимай! Тяни! — рявкнул я.

На этот раз уже Серафимион успел «нажать на газ» оперативнее. «Единорог» подхватило, пронесло две сотни метров, а затем мягко, аккуратно, а затем поставила на твёрдый каменный уступ, возвышавшийся над излучиной реки.

Затем Серафимион шумно выдохнул и присел на ступеньку лестницы.

— Тяжело. Кстати, понятно, почему. Реактор внутри заменили на сферодвигатель. А работающее сферополе тащить куда тяжелее, если делать это снаружи него. Вес надо умножать раз в пять.

— То есть, хочешь сказать, что я поднял и пронёс тысячу тонн на расстояние…

— В километр! Отлично, да.

Табун теперь нёсся мимо нас, но уже затухал — оставались лишь отдельные особи.

— Господа теплокровные, обед? — предложил Йеркут.

* * *

На обед подавали консервированное мясо неведомых летучих мышей. Воспоминания из юности, конечно, были не самые приятные, но местная фауна сильно отличалась от земной, да и возможных вирусов — совсем фантастического сценария, учитывая качество переработки — мне можно было уже не бояться.

После обеда взял крушку дымящегося чая и вышел на башню с телефоном — как же приятно было его держать в руке! — осмотрелся и сделал пару фотографий. Перешёл в галерею, не удержался и перелистнул фото на предыдущие.

Фото были не мои. Я их не делал.

Там была Инга — на вид ей казалось теперь уже около сорока, в руках — ребёнок, укутанный в пелёнки, за спиной — синее море со странными столбовыми островами, похожими на те, что были у нас на Земле в Тайланде.

Следующее фото — вид сверху на величественный замок, стоящий тремя ногами на трёх таких ногах. Сначала подумалось, что это съёмки с коптера, но потом я сам усмехнулся от такой нелепости — разумеется, фото сделала сама Инга, поднявшись в воздух. На крае фото были видны пальцы ног в лёгких летних шлёпках, зависших в воздухе.

— Приятная картина, — послышался голос Серафимиона. — Нет ничего приятнее глотка свежего чая на свежем воздухе…

— Есть. Глоток свежего кофе на свежем воздухе, — проворчал я, поспешно пряча телефон в карман.

Серафимион кивнул.

— Да, прости. Всё время забываю о твоём горе. Но я предлагаю продолжить наше задание.

— Что у нас теперь по плану?

— Нам следует оставить письмо господам Пузохски.

— Кому-кому⁈ — я чуть подавился чаем.

— Семейной паре, в город которых мы движемся. Они называют себя в честь какого-то старинного дворянского рода с Хаеллы.

Перед глазами открылась трёхмерная карта местности.

— Опять карты… блин, не люблю карты.

— Мы находимся на границе Северной климатической аномалии. Здесь много геотермальных источников и ложбина, образованная отступающим ледником и горами, которая почти не продувается циклоническими вихрям…

— Попроще, коллега?

— В общем, здесь сильно теплее, чем обычно на севере. Ты заметил, что все эти тушканы мигрируют не на север, как обычно делают все звери в летний период, а на юг?

— И, хочешь сказать, в середине этой аномалии находится фазенда пенсионеров Пузохски, так?

— Именно. Точнее. их арендованный участок площадью одна тысяча квадратных километров. Я подготовил короткое письмо, которое, я думаю, их удовлетворит и заинтересует.

В воздухе открылся текст, по грамматике почти безошибочно соответствующий русскому языку.

«Доброго времени суток, глубокоуважаемые Джереми и Кэролайн Пузохски! Как ваше здоровье? Спешу сообщить, что я поменял место работы — принято решение о формировании нового третьего Дворца на нашей планете, в строительстве которого, возможно, вам будет небезынтересно принять участие. Наш представитель будет рад трудоустроить вас с любым удобным графиком на любую должность, кою вы пожелаете! С уважением, ваш добрый приятель Серафимион Третий из рода Изема»

— Ну, звучит нормально. Есть пара замечаний, но по ходу подкорретируем. Что, полетели?

Глава 12

Крепость

Когда мы сели в сферолёт, и светящиеся обручи загорелись, я в который раз принялся допытываться у Серафимиона.

— Слушай, ну подскажи, что хоть они за люди? Какие интересы, чем живут. Как выглядят? У них имена какие-то странные, они что, американцы?

— О-о, внешность у них интересная, да. Даже не хочу, как это в древности говорилось…

— Спойлерить? — подсказал я.

— Да-да! А что до их национальности — у нас это вещь условная. Я как-то изучал этот вопрос, и выходит, что из шестидесяти первых русскими было только двадцать восемь. Остальные — кем только не были! Я запомнил некоторые названия — греки, турки, туареги, нигерийцы, буряты. Один, Джейсон, был… как бы это вспомнить… там такое сложно слово, вроде англоафриканер, кажется? Вот он — прямой предок Джереми.

— Афроамериканец, — усмехнулся я. — Откуда он такой? Их же не было в этой части света.

Я решил поддержать беседу на тему географии, хотя, по правде сказать, вспоминать земную жизнь не особо и хотелось. Серафимион воодушевился.

— Да-да! Он рассказывал моему деду, что его служили на какой-то военной базе, когда он родился. Видимо, поэтому попал в волну Посева.

— Я слышал, что были разные гипотезы у ваших учёных на тему того, кто такие Сеятели. Ну, типа, кто нас всех создал. Что думаешь на этот счёт?

Серафимион неожиданно рассмеялся.

— Как? Тебе ещё ни разу не приходилось участвовать в диспутах на этот счёт? Это же главный источник всех перепалок и «Священных Войн» на различных увеселительных мероприятиях. Иногда доходит до выяснения кулачным поединком!

Фразу «священные войны» он показал внесённой в кавычки вполне привычным для меня жестом.

— Да уж, у нас, помню, так же ожесточённо спорили монархисты против коммунистов или любители Эппл против Андроида. Ну и какие гипотезы?

— Если очень упрощённо, то есть теисты. Что нас и Катаклизм создал некий высший непознаваемый разум — слово «Бог» или «Боги» мы опасаемся употреблять. То есть, что-то, что вне нашей Вселенной, и познать его и его мотивы мы никогда не сможем. Есть те, кто верит в множественность миров, и в этом случае Сеятели — это существа из другой вселенной. Были и всякие экзотические гипотезы, что где-то среди людей живут ещё и Сеятели, которые всё это провернули и настолько незаметны, что всем нам крышка.