Виктор сильно раздражался, наблюдая, как волевой и весёлый напарник превращался в жалкого просителя, стоя у начальственной конторки и всем видом умолявшего отпустить его домой пораньше. И в этот момент для Фернандо уже не существовал никто, ему было глубоко наплевать на всех и вся, – на своего напарника Виктора, на бригаду и на незаконченную работу. Правда открылась внезапно…
Как-то раз, ловкий дядька, который на своей каре, как челнок нырял в чрево контейнеров и обратно, вытаскивая за день сотни поддонов с грузом, предложил Виктору блок ворованных сигарет, которые местные умельцы умудрились тайно вынести из контейнера, привязав их скотчем к ногам. Виктор согласился, но у него была только крупная сотенная купюра. Мелочь он не носил с собой, чтобы не тратить попусту деньги на покупку печенья или банок с колой в автомате, который так и манил вечно мокрых от пота работяг своим бодрящим и почти ледяным содержимым, упакованным в заманчивые цветастые фантики и алюминиевые блестящие ёмкости.
У тракториста сдачи не нашлось, и Виктор обратился к худощавому и шумному малому Оферу, по кличке “Марокканец”…
– Я, мне надо… – Виктор не знал, как объяснить парню, чего он хочет. – Надо…порезать, вот так – напополам. – При этом он вытащил сотенную бумажку и провёл на ней линию, прямо посередине.
Марокканец, понимающе улыбнулся, похлопал Виктора по плечу и жестом пригласил его следовать за собой. Они обогнули крытую площадку с десятком пандусов для стоявших под разгрузкой трейлеров, избегая попадаться на глаза начальству, и направились в сторону…туалета. Перед самим туалетом, в том же помещении у входа находились железные шкафы с личными вещами членов бригады. Марокканец открыл свой шкафчик, что-то достал из него, порывшись в висевших на вешалке брюках и, озираясь по сторонам сказал: “Иди за мной!” Затем, он нырнул в кабинку туалета, немного притворив за собой дверь, подложил на опущенную крышку унитаза кусок газеты и аккуратно, достав японский нож, приготовился что-то резать.
Виктор стоял рядом и ничего не мог понять толком! Он даже испугался, что парень, наверное, мог решить, что нужно разрезать купюру пополам?! Странно, неужели все эти манипуляции нужны были только лишь для того, чтобы разменять одну бумажку на две – по пятьдесят?! Виктор не стал наблюдать за дальнейшим. Наконец, его позвали.
– На, держи! – негромко сказал “фокусник” Офер, поднимаясь с колена. – И вообще, приятель, если что надо, – то ты всегда можешь ко мне обратиться! Ты – свой, не проболтаешься! – При этих словах он вручил Виктору две маленьких, величиной с пол сигареты, тонких коричневых колбаски. Сотню он сунул к себе в карман. – Это тебе и твоему напарнику Фернандо! Всё по-честному!
– Нет, ты не так меня понял, Офер! – зашептал Виктор. – Я хотел…пятьдесят и ещё пятьдесят! Мне так надо, понимаешь?
Марокканец тихо выругался, забрал свой товар и дал Виктору заветные полтинники. Продавец был явно расстроен, что так попался на “горячем”. Но он не сильно переживал. Виктора в бригаде уважали, хоть и считали немного чудаковатым…
Вот тогда, после неудачного “размена”, Виктор догадался о причине внезапных перемен в настроении Фернандо. Внешне решительный и мужественный, неунывающий напарник так и оставался по-прежнему заложником своих нездоровых пристрастий. Невесёлая жизнь никак не изменила его прежних мадридских привычек. “Может быть, только это и помогает ему выжить?” – так решил про себя Виктор.
Шло время. Разгрузка-погрузка, пустая болтовня во время случайных перерывов на работе, короткие и одинокие выходные. Порой, ночью во сне ему являлся образ незнакомой милой и удивительной девушки, а ещё – жестокое и фанатичное лицо какого-то немолодого важного офицера в английском мундире, рёв сирен, дальние разрывы бомб и звуки низколетящих бомбардировщиков. Иногда ему слышался голос из громкоговорителя. Чётко и ясно звучали слова: “Воздушная тревога, воздушная тревога!” Потом шум взрывов и голос из динамика куда-то исчезали, и перед взором Виктора возникала белая дверь. Дверь в квартиру? Палату… комнату…? Во сне Виктор отчётливо различал даже табличку с номером на двери! Двери помещения, казалось, наезжали на Виктора; они приближались, заполняя всё пространство перед глазами; номер становился огромным и расплывчатым…
Затем перед взором Виктора каждый раз снова возникал прежний силуэт незнакомой молодой женщины с каштановыми волосами. Она стояла в пол-оборота в толпе людей, и Виктор не мог разглядеть её лицо. Затем, наверное, почувствовав, что на неё кто-то смотрит, она начинала медленно поворачивать голову в его сторону; медленно…медленно. На этом сон обрывался.
Каждый раз, проснувшись от странного сна, он пытался вспомнить тот простой номер из нескольких цифр на двери в призрачную комнату, – но всё было бесполезно! А сон всё повторялся и повторялся. Иногда белая дверь, казалось, была плотно затворена, а иногда – чуть приоткрыта. И в этом пространстве скрывалась темнота. А ещё…там были…крысы, – сотни пищащих, жадных до человеческой плоти, голодных и жестоких существ, с длинными и извивающимися облезлыми и мерзкими хвостами. Он, казалось, слышал их дьявольский писк и угадывал в темноте их страшные тени…
Это тёмное и опасное помещение пугало, выводило из равновесия и будило неясные воспоминания, или…отголоски этих воспоминаний. Наутро Виктор всегда сильно нервничал, и только бравое и заполошное поведение весельчака Фернандо, позволяло ему на какое-то время забывать об этом ночном кошмаре.
“ – Этого они не смогут. Единственное, чего не смогут. Сказать они тебя заставят что угодно – что угодно, – но только не поверить в это. Они не могут влезть в тебя.
– Да, – ответил он уже не так безнадёжно, – да; это верно. Влезть в тебя они не могут. Если ты чувствуешь, что стоит оставаться человеком, даже если это ни к чему не приведёт, то победа на твоей стороне”.
(Роман-антиутопия)
Система “психоанализа” доктора Липкина
“Жил в гостинице “Совейской” несовейский человек"
(Владимир Высоцкий)
На какое-то время коллектив А.М. Лиги горбольницы даже успел позабыть о странном пациенте палаты 101. Профессор и энтузиаст Ренессанса, Егор Алексеевич, бросили все свои силы на постижение тайны великого романа-детектива “Мастер и Маргарита”. Журналист обеспечивал “альтернативных историков” и “клинических литературоведов” всем необходимым: романом Михаила Афанасьевича Булгакова, многосерийным сериалом одного из лучших режиссёров страны, поставленным по этому произведению, а ещё – целыми кипами журналов по искусству Средневековья, иллюстрациями картин европейских живописцев той эпохи и, скачанными из Интернета, статьями из Википедии. И даже роликами из Ютуба по данной тематике! Казалось, что всё было готово к началу большой и интересной работы по вскрытию секретного кода тайных смыслов эпохального романа Михаила Булгакова. Но, к работе удалось приступить намного позже. А причиной всему было то, что…
Однажды, в один из пасмурных весенних дней марта, в палату к “историкам” заглянул сам главврач Лев Моисеевич.
– Друзья мои, рад вас приветствовать и поинтересоваться – всё ли в порядке, как настроение, ну…и всё остальное? – Однако по глазам доктора было заметно, что его волновало совсем-совсем другое…
– Дак, это самое, Моисеич, обход-то уже был. Старша́́я всё записала и упорхнула! Коллектив палаты, типа, готовый к выписке на все “сто”, допустим! Вот такая диспозиция на данный момент времени.
Несмотря на бравое подначивание пациента, Лев Моисеевич нисколько не смутился, а без всяких предисловий и ненужных политесов сказал:
– Дорогие мои, мы обязательно вернёмся к вопросу о выписке, но…несколько позже. А пока… – доктор посмотрел на Профессора, – …пока я просто вынужден попросить помощи от Вас…
