Но я никому не враг! — воскликнула девочка, испугавшись нарисованной отцом картины.
Конечно, моя хорошая, — улыбнулся отец. — Но им это безразлично, они этого не хотят понять и рано или поздно могут прийти к нам в дом и… — отец запнулся, не желая излишне пугать дочь, — …обидеть нас.
Девочка ошеломлённо смотрела на отца.
Да-да, — кивнул он в ответ на её выразительный взгляд. — Вот, так просто придут и обидят. Только потому, что мы словенцы, предатели в их глазах. Потому, моя хорошая, я и хочу увезти вас с мамой подальше отсюда. Мы уедем туда, где живут такие же люди, как и мы — словенцы. Там все свои. Одна большая семья. Там нас никто не обидит, — он примирительно улыбнулся, видя сколь растеряна Власта. — А теперь, иди, обниму тебя, моя дочурка, — он протянул руки к дочери, желая успокоить её.
После секундного колебания, Власта встала с дивана, подошла к отцу, и они обнялись. У Власты мысли неслись галопом. Она хоть и с трудом, но приняла то, что ей рассказал отец. С другой стороны, ей совсем не хотелось покидать своих друзей. К тому же они-то её защитят! Её рука потянулась к шее отца. Вот, она легла на его оголённую шею… Девочка приготовилась отдать ему приказ остаться в Белграде и забыть затею о переселении, но у неё в голове зазвучал голос Бранимира: «Родители… всё же старше нас. Знают и понимают больше, чем мы… Я бы, на твоём месте, доверился родителям…»
Власта замерла. «Мне страшно, — подумала она. — Если я ошибусь, то может произойти непоправимое», — её рука скользнула на плечо отца, и она крепко его обняла.
Глава двенадцатая
Позавтракав и накинув на себя ветровку, воскресным апрельским утром 1992 года двенадцатилетний Рилинд помчался на улицу, погулять под весенним солнцем. На деревьях сидели стаи птиц и возбуждённо щебетали. Чудесный день, и сердце Рилинда замирало в груди от радости. Подбежав к дому своего друга, он закричал:
Бранимир! Выходи! — он помолчал несколько секунд. — Бранимир! Выходи гулять! — вновь крикнул Рилинд.
Окно открылось и из него выглянула мать Бранимира.
Он уже одевается! — сообщила она. — Доброе утро, Рилинд! — улыбнулась ему женщина и поёжившись от весенней прохлады, закрыла окно и скрылась из поля зрения.
Рилинд стал прохаживаться туда-сюда и пинать камешки носками ботинок. Ждать долго не пришлось. Спустя пять минут на улицу выбежал Бранимир. Он подбежал к своему другу, и они поздоровались. Настроение было приподнятое у обоих.
Мальчишки пошли, куда глаза глядят, ещё не имея конкретных планов на день. Они шли по улицам, петляя, иногда возвращаясь туда же, где уже были. Когда им надоело бесцельно бродить, они присели на низкий железный забор, отделяющий пешеходную дорогу от клумб и стали негромко переговариваться, нежась под тёплыми лучами утреннего солнца и посасывая ириски, которыми запасся Бранимир, уходя из дома.
Они сидели и болтали, а Рилинд наблюдал, как к ним, не спеша приближается мужчина. Он шёл так, словно не планировал куда-либо попасть, а лишь прогуливался. На мужчине была военная форма. На рукаве красовалась нашивка югославской армии, а одна рука висела на перевязи. «Раненый, вот и не на службе», — заметил про себя Рилинд. Завидев издали мальчиков, сидящих на солнышке и мирно переговаривающихся между собой, мужчина по-доброму заулыбался, а приблизившись, стал прислушиваться к их разговору. Выяснилось, что он почти ничего не понимал. Он был греком и не очень хорошо знал местные языки и наречия. После шестимесячных боевых действий в Хорватии, объявившей о своей независимости в прошлом году, оттуда уходили югославские войска, а на линию соприкосновения приходили военные формирования ООН, призванные следить за соблюдением прекращения огня. Грек прибыл вместе с другими добровольцами выступить на стороне армии Югославии для защиты её целостности. Он участвовал в многочисленных боях против хорватских сепаратистов с самого начала конфликта и лишь с выводом югославской армии из Хорватии покинул зону боевых действий. Перед самым выходом он и получил ранение в руку. Хорваты стали бить по жилым домам, откуда не успели эвакуировать мирных жителей. На глазах грека дом рухнул, погребая под своими обломками живых ещё людей. Кое-как он и ещё несколько солдат смогли подобраться к разрушенному дому и протиснулись под обломки, откуда были слышны крики и стоны людей. Стали откапывать выживших. Двоих смогли вытащить, а когда грек, очередной раз протискивался сквозь куски бетона, двигаясь на звук голоса, по руинам дома вновь ударили хорваты. Это привело к новым разрушениям. Протянутая вперёд рука грека оказалась придавлена бетонным осколком. Ни криков, ни стонов, погребённых под обломками дома, больше было не слышно. Грек понял, что сейчас ему надо спасать себя. Превозмогая сильную боль, он, стискивая зубы, вытянул сломанную руку из-под обломка и задом пополз назад, где его уже поджидали товарищи. Хорваты продолжали обстрел.
Оказавшись в Белграде, грек поселился у одного из своих боевых товарищей. Он посещал военный госпиталь и проходил стационарное лечение, надеясь на то, что работоспособность его руки будет восстановлена.
Здравствуйте! — поздоровался он с мальчиками с сильным акцентом.
Здравствуйте, — хором ответили дети.
Бранимир и Рилинд с интересом смотрели на человека в военной форме с рукой на перевязи.
Вы солдат? — поинтересовался Рилинд.
Да, — улыбнулся грек и, повернувшись к ребёнку боком, продемонстрировал нашивку на рукаве. — Совсем недавно жить здесь.
Услышав неправильную фразу, мальчишки переглянулись и заулыбались.
А как вас зовут? — спросил Бранимир, понимающий, что хоть солдат и носит нашивку югославской армии, но он не из Югославии.
Меня зовут Аминтас, — представился грек. — А какие ваши имена?
Я — Рилинд, — представился Рилинд. — А это, мой друг Бранимир, — указал он рукой на Бранимира.
Хорошо, — отметил Аминтас.
Вы — иностранец, — хитро прищурился Бранимир.
Так есть, — подмигнул мальчику Аминтас.
Откуда вы? — в глазах мальчика был неподдельный интерес, он первый раз в жизни видел иностранца.
Я приехать из Греции! — гордо сообщил Аминтас и выпрямился, став ещё выше ростом. — Знать Грецию?
Конечно! — дружно закивали мальчики.
У меня даже есть книжка дома с мифами Древней Греции! — поспешил похвастаться Бранимир.
Не понимать.
Ну… у меня есть сказки о старой Греции, — разъяснил Бранимир попроще.
О! Это замечательно! — кивнул Аминтас. — Это есть интересный.
А что у вас с рукой? Почему она перевязана? — указал пальцем на перевязь Рилинд.
Рука сломанный, — Аминтас приподнял перевязанную руку.
Снарядом перебило? — распахнул глаза Рилинд.
Нет! — тут же замотал головой Бранимир. — Рука полностью замотала! Это осколки! — с видом эксперта пояснил он Рилинду.
Аминтас не понял ни того, ни другого, но догадался, что мальчики спорят о том, почему рука сломана.
Я быть под сломанный дом, — снисходительно пояснил Аминтас, невольно вспомнив подробности произошедшего и тряхнув головой, чтобы от них освободиться. — Там я сделал руку сломанная.
А дом сломал танк? — Рилинд воображал себе картинки одна красочнее другой.
Нет, хорваты стрелять на дом, я спасать людей, — пояснил грек.
Послышался дружный мальчишеский возглас, который включал в себя сразу множество чувств.
Болит? — спросил Рилинд, показывая на руку.
Не болит, я пить таблетки, — Аминтас улыбнулся детскому сочувствию.
Скажите, — Бранимир потёр нос, не зная, как Аминтас воспримет следующий вопрос, — если вы из Греции, то почему на вас форма югославской армии?
— Не понимать.
— Вы — из Греции, и у вас — это? — совсем простым языком переспросил Бранимир, ткнув пальцем сначала в сторону собеседника, а потом в нашивку на рукаве.
А! Я приехать сюда по желанию. Хотеть помогать, — ответил грек.
Тут кое-что заставило Рилинда отвлечься от разговора. Краем глаза дальше по улице на приличном от них расстоянии, он заметил одинокую фигуру человека, медленно приближающуюся к ним. Фигура была окружена светящимся ореолом. Именно это и привлекло внимание Рилинда. Сияющий человек присматривался к их компании. Как только взгляды Рилинда и незнакомца встретились, последний вдруг остановился. «Чего это он?» — заинтересовался Рилинд, продолжая наблюдать за незнакомцем, который в это время быстро подошел к старому стенду и сделал вид, будто рассматривает афиши и объявления на нём, встав боком к детям и их собеседнику.
