Афра Пахтанье («Афра Постоянный»), в свою очередь, ответил: «Что до меня, то мне не по душе возвращаться. Я всё равно буду сражаться в этой битве, если не на стороне конунга, то против него, и мне всё равно, на чьей стороне быть».
Гаука переводится как «кукушка», что для современного читателя может звучать как «безумный», но для норвежцев это была отсылка к кукушке обыкновенной – хитрой птице-подражателю, которая откладывает яйца в гнезда других видов, оставляя им всю заботу о выкармливании своего птенца; она маскируется под оперение евразийского ястреба-перепелятника, чтобы на нее не нападали. Из этого можно сделать вывод, что Гауку по прозвищу Кукушка соотечественники воспринимали как корыстолюбивого воришку, который притворился великим хищником. Своему брату он сказал: «Если я буду сражаться в этой битве, то буду на стороне конунга, потому что он больше нуждается в помощи. А если мне для этого нужно поверить в какого-то бога, то чем белый Христос хуже любого другого бога? Так что я предлагаю креститься, если конунгу это так важно, и пойдем в бой вместе с ним».[9]
Еще вне закона был Арнльот Геллини, «настолько высокий», как говорится в «Гнилой коже», «что не было ни одного человека, который был бы выше его плеч.
Он был очень красив, и у него были прекрасные волосы. Он прибыл хорошо вооруженный, в великолепном шлеме и в кольчуге, с багряным щитом и богато украшенным мечом, и держал при себе отделанное золотом копье с таким толстым древком, что оно едва помещалось в его руке». Его статус Олав оставил без внимания, однако выступил против его веры, на вопрос о которой Арнльот ответил, что верит только в свою силу и отвагу, но слышал о Христе Олава и желает креститься, если это требуется для участия в битве за короля. Олав настоял на крещении. В качестве отличительного знака все его люди должны были изобразить на своих мечах и шлемах белые кресты.
Армия спустилась в низину Стиклестад (что означает «Ферма Стиклы», по имени норвежской девушки, которая стала девой-воительницей, не покорившись захватчикам-датчанам) в дальней северо-восточной части Трёнделага, в сердце Норвегии. В те дни Тронхейм, «Дом Престола», позже переименованный в Нидарос, был столицей Норвегии. Тот, кто владел городом, мог с полным правом называться королем. Олав не был наивным и не ожидал теплого приема своих бывших подданных, которыми он так жестоко правил. Некоторые разбойники предложили тактику выжженной земли: разрушить все жилища и убить тех, кто откажется пополнить их ряды, – так поступал король с неверующими в прежние времена.
Однако Олав посчитал измену себе меньшим злом, чем измену Господу Богу. Он запретил жестокие грабежи. Вдобавок, если сражение будет складываться не в его пользу, скот и добыча только затруднят отступление, а в случае победы армия всё равно всем завладеет, и заблаговременно всё уничтожить значило только ухудшить свое положение. Он пытался договориться с крестьянами, даже отозвал в сторону местного фермера, который примкнул к войску, и дал ему серебра, чтобы сберечь его до окончания битвы, а затем передать церкви за молитвы павших в сражении крестьянских душ. Таким образом Олав надеялся расположить к себе крестьян, но прошлое его не отпускало.
Как только армия поднялась на возвышенность в Стикластадире, все посмотрели вниз и увидели там буквально каждого норвежца, способного держать оружие в руках: землевладельцев (лендерманов), дворян (танов), зависимых фермеров (коттариев), слуг (бондменов), крестьян, мелких свободных землевладельцев (йоменов) и даже рабов (трэллов) – «весь народ, свободный и несвободный, – записал Снорри. – Их было так много, что в те времена в Норвегии никто и не видел на поле боя такого огромного войска».
Он пишет, что воинов собралось «сто раз по сто», что звучит как удобное выражение для слова «много», но если считать длинными сотнями, то набирается 14 400 человек, то есть более чем в четыре раза больше, чем в войске Олава.
Короля Кнуда, разумеется, среди них не было, но от его имени армию вел Кальв Арнасон, которого Снорри отметил как «великого полководца <…> человека предвидения». Он был потомком клана Арнаснир, сыновей Арни, – могущественной семьи, которую разделила преданность двум королям. Его братья встали на сторону Олава, но Кальв, самый старший, перешел на сторону короля Кнуда. Сейчас он стоял во главе крестьянского войска вместе со своим свояком Хареком из Тьотты и с тестем, Ториром Собакой из Бьяркей, у которого были свои счеты с королем на почве вражды, денег за пролитую кровь и мести.
Старый Харек поссорился с шерифом – земским начальником графства Олава, из-за чего король предал его суду. В качестве возмездия Харек совершил убийство и поддержал Кнуда, когда до того дошло. Кальв относился к нему как к «испытанному в сражениях и честолюбивому человеку» и даже предложил ему командовать армией, но Харек отказался: «Я уже старый и дряхлый, и в битве от меня толку нет. Кроме того, мы с королем Олавом раньше были друзьями, и хотя сейчас ему до меня нет дела, мне не подобает вести войско на него».
Торир Хунд, что означает Собака, из клана Бьяркей, был одним из самых великих предводителей Холугаланда, земель на северо-западном побережье Норвегии, и раньше он также был предан королю. (Его отец Торир погиб вместе с Харальдом, отцом Олава, на погребальном костре у Гордой Сигрид.) Но племянника Торира втянули в кровавую вражду, в результате которой он обезглавил врага на столе у короля Олава, за что позже один из королевских воинов поразил его копьем. У Торира было то самое копье, и он поклялся вонзить его в тело Олава.
Кроме них, был еще некто Торстейн Кнарресмед – Корабельный Мастер, кораблестроитель, «статный и сильный», как писал Снорри, «очень воинственный, и искусный человекоубийца». Он точил на короля Олава зуб за конфискацию крепкого торгового судна, которое самолично построил, в счет уплаты за убийство. Его горячо приняли в первые ряды войска Торира Собаки, откуда тот надеялся подобраться к королю на расстояние вытянутой руки. Как плотник, Торстейн всегда носил с собой топор.
«Все хотели, чтобы Кальв стал предводителем армии, – записал Снорри, – и чтобы тот каждому указал его место». Кальв предупредил воинов, что хотя у Олава было меньше людей, он сам был великим полководцем, и что если предводители армии Кальва покажут хоть каплю страха или дадут слабину, то многочисленная крестьянская армия может обратиться в бегство, бросив остальных на милость короля. «Мы все должны быть стремительными и непреклонными, – сказал он им, – и уверенно вести крестьян вперед, ибо они заразятся нашей решимостью, когда мы будем вдохновлять их на бой».
Норвежский епископ, смутьян Сигурд, назначенный своим дядей Кнудом, обрушился с проклятиями на Олава, перечисляя несправедливости, которые тот творил во имя Господа. Кальв добавил: «Все, кто не станет сегодня отважно биться, будут признаны бесполезными трусами, поскольку среди наших противников нет невинных. Никого не щадите, ибо от них вам пощады не будет».
Он приказал поднять свой стяг в центре крестьянской армии, под ним поставить своих людей и людей Торира Собаки, а менее опытных расположить в первых рядах, чтобы им было сложнее бежать с поля боя через ветеранов. С обеих сторон поставили самых проверенных воинов, а остальная многочисленная толпа расположилась по флангам. «Этот участок рядов был широкий и тесный», – записал Снорри, имея в виду плотную стену щитов.
Харальд стоял рядом с Олавом, когда король, державший в руках копье и одетый, как подобает королевской особе, – в хауберке, кольчужной рубахе, в покрытом золотом шлеме, держа белый щит с выложенным на нем золотым крестом, а на его поясе висел меч с золотой рукоятью под названием Хнейтир («Разящий»), – обратился к войску со словами: «У нас много крепких воинов, и несмотря на то что фермеры могут превосходить нас количеством, лишь судьба решит, кому достанется победа. Клянусь, что в этой битве буду стоять насмерть – я либо буду победителем, либо погибну».
