Каждый вечер стая серых появлялась в этих местах чуть западнее. У меня оставалось не так много времени, чтобы убраться отсюда подальше и найти подходящее укрытие. Я приоткрыл глаза. Надо мной раскинулось небо с редкими белыми облаками, наплывающими с юга. Ветер шевелил высокую траву у дороги. Шагах в десяти от меня лежал Лавер — мой хороший приятель. Его убили сразу. Чертовы эльфы! Перестреляли нас, раньше, чем мы успели обнажить клинки…

Я решительно отстранился от этих воспоминаний — последних в жизни прежнего Райса Ирринда. Они были очень яркими, словно все это произошло со мной, Астерием, но в данный момент они были бесполезны, даже вредны. Сейчас меня интересовало лишь одно: поскорее восстановить силы и попытаться уйти от этого места подальше. Волки, почуяв кровь, наверняка пожалуют сюда, как только опустятся сумерки.

Опираясь на локоть, я приподнялся. С момента моего вселения прошло примерно с полчаса. Первый этап процесса восстановления сделал свое дело, можно было попробовать избавиться от стрел, торчавших из груди. Их было две. И оставалось молиться богам, чтобы наконечники оказались без шипов и зазубрин. Крепко сжав древко верхней стрелы, я сделал осторожные вращательные движения вправо-влево. Боль… Сейчас я ее просто блокировал, для меня она стала лишь фоном, очень неприятным, но не более того. Стрела пошла, медленно и довольно легко. Я не спешил, помня несколько очень неудачных опытов в прошлых жизнях: обломать древко или оставить в себе наконечник — дело скверное. Еще несколько бережливых движений пальцами, и стрела вышла из меня с тихим, но мерзким звуком.

Со второй провозился чуть дольше. За то, когда она оказалась в моей руке полностью, я испытал значительное облегчение. Боль при этом не стала меньше, скорее наоборот, ее тяжкий пульс усилился, но пришло облегчение: одна из проблем решена. Посидев неподвижно минут десять, я унял кровотечение и значительно притупил боль. Затем встал, пошатываясь и поглядывая на запад. Судя по расположению солнца до заката оставалось немногим более двух часов. За это время мне край как надо найти укрытие. Я попытался напрячь память прежнего владельца тела. Далеко ли до ближайшей деревни? Куда выгоднее мне сейчас податься? Однако, чужая память была зыбким туманом, ярко являла лишь самые последние события перед смертью.

Не сходя с места, я ощупал свою одежду, проверил карманы. Все что у меня имелось: железный кинжал неважного качества, холщовый кошель с четырьмя бронзовыми монетками, старый, потертый плащ. Нет даже вещевого мешка. Ах, да, котомка была у нас с Лавером одна на двоих. Я нашел своего приятеля взглядом. Он лежал, уткнувшись лицом в землю, неестественно согнув руки. По выцветшей тунике расплывалось темно красное пятно крови. Котомка… Ее нужно забрать. И баклажку с водой. Кое-как я справился с этой задачей: перевернул Лавера на бок, снял с него мешок и отвязал с его ремня баклажку. Недолго думая, стянул мертвого товарища ремень с хорошими ножнами — это добро ему ни к чему. По-хорошему Лавера следовало бы похоронить, но не чем. Ковырять каменистую землю кинжалом я мог бы до утра, вернее, до появления волков, с вполне понятным результатом. Поэтому, я мысленно попросил прощение у его отлетевшей души, привалил его ветками и камнями, и поспешил по дороге на юго-восток, не слишком представляя, что меня ждет впереди.

Память… Память прежнего хозяина тела, она часто играет со мной странные игры. Бывает так, назойливо лезут на ум какие-то совсем пустые мелочи, но при этом не можешь найти в ней каких-то очень важных сведений. Сейчас меня интересовало, как далеко находится ближайшее поселение, но увы, этого я не знал. Знал лишь, что иду в верном направлении. И то вела меня сейчас не вовсе память, а интуиция мага. Еще вспомнилось, что помимо Лавера было со мной еще двое. Но они, кажется, сбежали сразу, едва почуяв неладное. Я не помнил ни их имен, ни их лиц. Но это уже не важно, потому как наши жизни вряд ли когда-то пересекутся.

Медленно переставляя ноги — идти быстрее не было сил — я просканировал тело, корректируя процесс восстановления. Если бы я не спешил так убраться от того скверного места подальше, то я бы присел, закрыл глаза и, погружаясь в себя, занялся бы адаптацией наиболее простых и важных магических шаблонов для этого мира. Каждый мир уникален, поэтому с каждой новой жизнью мне приходится заново осваивать известные мне техники магического воздействия. Заново — это не значит точно мальчишке учить все с нуля. Все самые важные, самые эффективные магические техники из известных мне за прожитые жизни я надежно храню в своей памяти. Но чтобы какая-либо из этих техник начала работать с новым телом в новом для меня мире требуется некоторое время, некоторые усилия, и, конечно, достаточно развитые магические навыки. На их прокачку уходит иногда до ста дней — это если брать особо сложные навыки. Но обычно, уже через день-два я становлюсь вполне сносным магом, обладающим несколькими боевыми и защитными шаблонами.

Вот только сейчас у меня не было возможности остановиться, погрузиться в себя и хотя бы активировать мою излюбленную технику кинетического удара, который спасал меня в самых неожиданных ситуациях. Я был вынужден идти дальше по дороге, уходящей дальше от опасного леса и постепенно поднимавшейся на возвышенность. Если я не ошибался, где-то в той стороне находился Торгат и Вестейм — два довольно крупных города. А город для мага дает куда больше возможностей, особенно в плане заработка. Учитывая, что мое состояние, даже после того, как к нему добавилось содержание кошелька моего мертвого приятеля, исчислялась полутора гинарами*, то я был практически нищим. На эти деньги вряд ли можно оплатить ночлег даже в самой дешевой таверне.

(*Гинары — серебряные или золотые монеты. 1 гинар = 100 стеций. Бутылка эля стоит 20–45 стеций)

С этими мыслями я поднимался по дороге, периодически сканируя свое тело и работая над его исцелением. Иногда я оборачивался, проверяя нет ли какой-либо неожиданности, спешащей следом за мной. И когда я обернулся очередной раз то увидел карету в сопровождении нескольких всадников. Вряд ли они могли представлять опасность: на каретах разъезжают люди не бедные и, как правило, очень влиятельные. Вряд ли кого-то из них заинтересует оборванец, бредущий по пустой дороге. Но, памятуя то, что стряслось с моей матерью, мне стоило отойти на обочину и даже чуть подалее, потому как среди богатых и влиятельных людей много мерзавцев — они могут доставить неприятности путнику ради забавы. Поэтому, когда всадники и карета, запряженная четверкой пегих лошадей, приблизились ко мне, я замедлил шаг и отошел в сторону.

Поднимая клубы пыли, кони пронеслись мимо, сотрясая землю частым топотом. С легким скрипом промчалась темно-синяя карета. Я не успел заметить кто в ней, лишь обратил внимание на герб на двери — на нем, в овале с золоченными лентами была изображена волчица. Важные господа промчались мимо и слава богам! Мое внимание тут же захватило кое-что другое: я увидел в небе дракона, коричневато-красного в лучах заходящего солнца. Зрелище, надо признать, завораживающее. Я остановился, задрав голову и наблюдая как огромное крылатое чудовище пролетает над лесом на небольшой высоте. Изредка хлопая кожистыми крыльями, дракон завис на миг над холмом и величественно полетел дальше. Кажется, он был оседлан. В этих местах вряд ли встречались дикие драконы.

Когда же я опустил глаза, то увидел, что карета остановилась, и один из всадников, облаченный в кожаные доспехи со стальными вставками, направляется ко мне.

— Эй оборванец, — начал он издалека хрипловатым, неприятным голосом. — Давай быстрее переставляй ноги. Графиня тебя требует.

— Что она желает? — спросил я, не ожидая от этих господ ничего хорошего.