После этого происшествия я ни слова не сказал Ионэль, хотя она стояла с минуту возле меня, явно ожидая сочувствия или хотя бы каких‑то слов от меня. Я демонстративно занялся своим ужином, заказал еще двойной брум. Яркус подходил ко мне, возмущался, мол, моя подруга так нехорошо поступила с его сестрой. Я отпил глоток брума и когда праведный огонь пьяного напитка разлился по моему телу, сказал Бороде так:

– А как бы поступила Ионэль, если бы вампирша заговорила с ней о ценности для алхимиков эльфийских ушек и глаз?

– Она бы перерезала ей горло! – возмущенно пробасил Яркус.

– Так вот, пусть Ионэль радуется, что моя подруга, не перегрызла ей горло. Хотя вполне могла, – перед Яркусом я намеренно назвал Флэйрин своей подругой, делая акцент на эти слова и зная, что он в точности передаст их Тетиве Ночи. Пусть так: Иона перешла все допустимые границы, и я больше не собирался терпеть особые проявления ее ненормального характера.

Яркуса эти слова задели тоже. Он ничего не сказал, но я понял это по блеску его темных глаз. И еще я понял, что он вряд ли придет на очередную тренировку контроля над его оборотничеством. Впрочем, дело его. Нравится – пусть пляшет под дудку своей, так сказать, сестры. В ту ночь эльфийка меня очень задела. Возможно раздражение ее претензиями, которые поначалу казались забавными, ее ревность и упрямое желание повернуть отношения со мной удобной ей стороной, дошли до такого предела, что сегодня утром я сказал себе: «хватит!».

Быстро ополоснувшись в водной комнате, одел сухую одежду – вчерашняя еще была влажной – и спустился вниз, собираясь позавтракать. Вернее, просто выпить травный чай с лепешкой. За стойкой распорядителя моей знакомой – Флаймы не оказалось, увы, утро даже не порадовало ее солнечной улыбкой. Вместо нее там стояла, какая‑то строгая видом девица.

Я прошел мимо нее в обеденный зал и устроился за столиком рядом с большим цветочным горшком – в нем росли разноцветные ирисы. Заказал завтрак и, поглядывая в окно, вернулся к невеселым мыслям. Теперь они были вовсе не об эльфийке, и даже не о Флэйрин, хотя вампирша очень раздразнила меня вчера. Я думал о госпоже Арэнт. Ну, почему, почему, она не приняла мое предложение порвать раз и навсегда с Малгаром⁈ Ведь это решило бы сразу все ее проблемы! Да, это тяжело, во многом рискованно, однако назвать Ольвию дамой нерешительной, тем более трусливой никак нельзя. В некоторых вопросах Ольвии была свойственна излишняя осторожность, она старалась избегать острых углов, что делало ее прямой противоположностью Ионы. Но эта осторожность превратила ее в пленницу человека‑оборотня, которого она с каждым днем ненавидела все больше.

Я снова вспомнил вчерашний намек Флэйрин, о том, что эту ночь Ольвия проведет с Малгаром в постели, разделяя его страсть после разлуки. От этой мысли стало особо больно, ведь Ольвия – единственная женщина в этом мире, отношения с которой остались чисты и почти безоблачны, если не считать препятствия возникшего между нами. Именно в это утро, я осознал, что в моем сердце она занимает самое большое место. Осознал, что очень хочу скорее видеть ее, хочу вернуть себе целиком.

Когда я думал об этом, в зале появилась Флайма. Это имя очень подходило моей новой знакомой: флаймами называли рыжевато‑красные цветы, что распускались весной в северных областях Арленсии. И дело вовсе не в веснушках и цвете волос Флаймы, ведь волосы у нее русые с легким оттенком рыжины. Но дело в том, что улыбка редко сходит с ее лица, и сама она с первых минут знакомства умела поднять настроение.

– Райс! У меня выходной. Даже два дня, – она села напротив меня. – Сейчас переоденусь и наконец пойду домой, хоть маме покажусь.

– Рад за тебя. Где ты живешь? – я на миг повернулся, завидев подавальщицу с моим завтраком. – Кстати, перекусишь со мной? Угощаю, чем пожелаешь.

– Нет, уже ела, но отломлю у тебя кусочек лепешки, – она прикоснулась пальчиком к горячей, блестящей от масла лепешке. – Живу за городом в южном поселении. Но правильнее сказать, живу я здесь. За городом дом родителей, и бываю у них очень редко. Ты чего такой мрачный? Райс, ты мне таким нравишься меньше. Ну‑ка улыбнись! Улыбнись, я сказала! – она шутливо притопнула ножкой под столом.

Это было так забавно, что я тут же улыбнулся.

– С девушкой что‑то ли поссорился? – продолжила она, отламывая кусок лепешки.

Я кивнул, не посвящая ее в сложности отношений с моими дамами.

– Ясно. Между прочим, она мне не очень понравилась. Да, она красивая, почти как принцесса. Хотя эльфийки почти всегда красивые. Но она…

Флайма замолчала задумавшись.

– Что «она»? – мне стали интересны рассуждения этой девчонки.

– Она вот такая, – Флайма изо всех сил постаралась разыграть высокомерие на лице, но вышло так, что моя улыбка едва не превратилась в смех. – Слишком она нос задирает, – пояснила моя рыженькая подруга. – Не переживай слишком, Райс. Я когда‑то тоже грустила за своим парнем, он нашел кого‑то поинтереснее, чем я. Я даже плакала, а потом послала мысленно его к чертям, и решила, что для меня мир без него даже еще лучше. Вот сделай так и сразу станешь прежним Райсом.

– Спасибо, Флай, твой совет чудесен. Так и сделаю, – сказал я, тоже отломив кусок лепешки. – Ты обещала прийти убрать у меня в номере. Придешь?

– Да, но только завтра. Сегодня хочу попасть домой. Кстати, вон твои друзья, – она кивнула на вход в обеденный зал.

Я повернулся и увидел Салгора и Талонэль. Они шли почти в обнимку. Сияли как два солнышка. Вот еще один приятнейший повод улыбнуться – видеть своего ученика и эту милую эльфийку такими.

Чуть раньше, чем они дошли до моего стола, я увидел, как в зал вошел Яркус.

* * *

Малгар со своими шакалами уехал в город сразу после завтрака. Довольно позднего завтрака – на больших часах в столовой стрелки давно миновали Час Василиска. Но даже уезд мужа не радовал Ольвию: тревога в сердце сменилась страхом – она знала, что граф Арэнт начал поиски убийц своего двоюродного брата. И прежняя очень беспокойная мысль обрела новую силу: вдруг Малгар узнает, что в смерти барона Харса замешен Райс? Сердце барона продала Ирдемсу эльфийка, но все равно Малгар способен докопаться до всех деталей, произошедшего в ту роковую ночь. И еще, глядя на дно пустой чайной чашки, Ольвия подумала о магистре Дерхлексе. После последнего разговора с ним, ее отношения с магистром как‑то разладились. Понятно, что причиной всему здесь Райсмар. Хотя Гархем Дерхлекс прежде был предан ей и никогда не выдавал ее секреты Малгару, Ольвия со страхом подумала, что в этот раз все может случиться вовсе не так, как она того ожидает. Едва подумав об этом, графиня решила немедленно позвать Гархема и серьезно поговорить с ним, заплатить ему приличную сумму за молчание.

Когда она уже встала из‑за стола и хотела послать Гурвиса за магистром, то увидела, что Дерхлекс стоит у дверей ее дома.

Магистр зашел и после обычного сдержанного приветствия, сказал:

– Ваше сиятельство, нам нужно поговорить. Разговор очень важный, и лучше уединиться в ваши покои.

– Что случилось, Гархем? – насторожилась госпожа Арэнт.

– Не здесь. Прошу, не здесь, – он огляделся по сторонам, завидев в коридоре служанку, тихо сказал: – Пока нет вашего мужа. Это очень важно лично для вас.

Ольвия чувствовала, что все дело в Райсмаре. Еще поднимаясь по лестнице, она испытала нарастающее смятение. В какой‑то миг ей захотелось наброситься на магистра и сказать, чтобы он не смел лезть в ее отношение с господином Ирриндом. Затем это яростное желание сменил прямо противоположный порыв: воззвать к совести Дерхлекса, напомнить, сколько она для него сделала: ведь его дом, школа магии, где он преподает, да и сама его репутация – все это он получил благодаря ей. И уж если этот хитрец, дождавшись приезда ее мужа, решил этим воспользоваться, отодвинув в сторону ее возлюбленного, то он не смеет так поступать! Открывая двери в свои покои, госпожа Арэнт даже начала прикидывать какую сумму уместно предложить ему за молчание, но голос Грахема оборвал ее мысли. Ольвия сразу поняла, что ее самые скверные предчувствия оказались верны.