Лена сделала пометку в ежедневнике. Складывалось впечатление, что Наташа Савина была домашней девушкой, не имевшей от матери секретов, но как тогда она оказалась на лавке у кинотеатра? Должен был быть кто-то, кто ее убил и принес туда, а для этого Наташа как минимум должна была с кем-то встретиться, столкнуться, быть похищенной – ну хоть что-то.

– А подруги? С кем-то Наташа дружила близко?

– Только со Светой Левиной, они в одной группе учатся… учились… – запнувшись, поправила себя Ирина Григорьевна. – Я давала ее номер следователю…

– Да-да, – раздалось с порога, и в кабинет вошел Петя. – Извините, опоздал. Добрый день, Ирина Григорьевна.

– Здравствуйте, Петр Анатольевич, – обернувшись, ответила Савина. – Я вот Елене Денисовне говорю, что Наташа только со Светой и дружила, с остальными так… студенческое общение.

– Я, кстати, с Левиной тоже разговаривал, – начал Крашенинников, присаживаясь к столу, но Лена покачала головой, давая ему понять, что обсуждать разговор с подругой убитой они будут без присутствия матери.

– Ирина Григорьевна, вы сказали, что на Наташе была чужая одежда.

– Да! – подхватила она, подавшись вперед. – Вот это вообще странно… Наташа редко носила платья, а плащей и вовсе у нее не было никогда, все больше куртки. Знаете ведь, как сейчас молодые одеваются – со спины парня от девушки не отличишь… А мне на опознании предъявили платье в черно-белую клеточку – такая ткань была очень модная в то время, когда я была немного постарше Наташи, еще называлась как-то… – она защелкала пальцами, вспоминая слово.

– «Гусиная лапка», – подсказала Лена, но Савина отрицательно замотала головой:

– Нет, по-другому… это у нас так называли – «гусиная лапка», а было еще название… Ну, в общем, это неважно. Так вот, у Наташи такого платья не было никогда, она бы такое никогда не купила, не ее фасон. Да и плащ… и туфли… Словом, это точно была не Наташина одежда. Я говорила Петру Анатольевичу, что из дома утром Наташа уходила в джинсах и куртке, а под ней была водолазка в синюю и белую полоску – как тельняшка. И кроссовки на ногах, новые, фирменные, она как раз недавно их купила, кажется, в первый раз и надела… – Ирина Григорьевна опять поднесла к глазам платок и зашлась в рыданиях.

Лена поняла, что больше ничего от нее не добьется – женщина снова окунулась в свое горе, пережить и забыть которое, конечно, вряд ли когда-то сможет.

Крошина подписала пропуск и попросила Петю проводить Ирину Григорьевну к выходу.

Когда Крашенинников вернулся, Лена читала материалы дела.

– А ведь ни одна из девушек не подвергалась насилию, – сказала она, поднимая голову и рассеянно глядя на вошедшего Петю.

– То есть мотив для убийства другой?

– Сексуального подтекста нет. Значит, стимулом служит не это, а что-то иное, но вот что?

– Это укладывается в версию с типажами актрис например, – подсказал Петя, усаживаясь за стол. – Зрителю не нужен сексуальный контакт, его заводит что-то другое, например внешний вид – вот он потому тела и переодевает.

Лена сжала пальцами переносицу:

– Вот это хуже всего… Я такие дела не люблю, с психическими отклонениями всегда трудно работать, потому что логика у таких людей странная. С одной стороны, у серийника всегда все по полочкам, а с другой – попробуй пойми, в каком порядке эти полочки в его голове установлены…

– Может, с психиатрами переговорить?

– Да, скорее всего, придется. А что там по подруге Савиной? – вспомнила Лена, отодвигая папку.

– По подруге… В общем, Наталья не все матери рассказывала, как вы, наверное, догадались, – сказал Петя, вытаскивая из рюкзака потрепанный блокнот на пружинке. – Молодого человека у нее действительно не было, но вот в последнее время – примерно за полгода до убийства – завелся приятель, с которым она иногда гуляла.

Лена насторожилась:

– То есть мужчина все-таки был?

– Все-таки был, – кивнул Петя. – Но, как сказала Светлана Левина, знакомить его с матерью Наталья не собиралась. А причиной этому являлся преклонный возраст поклонника – ему за сорок, понимаете?

– Вот спасибо, Петр Анатольевич, – усмехнулась Лена. – Мне как раз сорок, пора, видимо, отползать в сторону Никольского кладбища.

– Да я не то… – смутился Петя и покраснел, а Лена продолжила:

– А для мужчины, между прочим, это вообще самый расцвет. Да и кто сейчас смотрит на разницу в возрасте? Даже женщин перестали осуждать за романы с более молодыми мужчинами, а уж когда наоборот, так вообще… Но направление мне понятно. Молоденькая девушка начала встречаться с мужчиной намного старше себя, а мать, властная женщина довольно консервативных взглядов, этого бы явно не одобрила. Осталось выяснить личность Ромео и переговорить с ним. Каковы результаты?

– А вот тут как раз и не вышло ничего, потому что Левина о нем знала только со слов Савиной и никогда не видела. А Наталья не называла имени. Телефон ее исчез, результаты билинга ничего интересного не дали, что навело меня на мысли о том, что с поклонником Наталья связывалась как-то иначе.

– Очень странно для нынешних молодых людей, у которых вся жизнь в смартфонах проходит, тебе не кажется?

– Да, мне тоже так показалось. Но факт – по номеру Савиной никаких контактов с мужчинами, кроме одногруппника, но его я отмел сразу – молодой парень, а нам нужен мужчина в воз… ну, в общем, точно не одногруппник, – сбился Петя и снова покраснел.

– Что тогда остается? Домашний телефон?

– Но там ведь могла услышать мать.

– Вряд ли Ирина Григорьевна имела возможность постоянно контролировать дочь. Она же работает в частной клинике администратором, твоей рукой написано в деле – два дня через два с половины восьмого до девяти. И в те дни, когда она на смене, Наталья вполне могла созваниваться со своим знакомым, – возразила Лена, указав ногтем на строчку в деле. – Не запрашивал распечатку?

– Нет, но могу сделать сейчас, раз уж это мой недосмотр, – пообещал Петя.

– Да, пожалуйста… Нам бы только зацепиться, хоть какие-то приметы, координаты, ну хоть что-то – и можно уже строить более реальную версию, чем абстрактное «типаж актрисы»…

– Я тогда побегу? – бросив взгляд на часы, спросил Крашенинников и встал. – Как что-то добуду, сразу к вам.

– Хорошо.

Петя скрылся за дверью так поспешно, словно боялся, что Лена нагрузит его еще чем-то, и ей снова пришла мысль, что Крашенинников выгорел и работает больше по обязанности.

– Ладно, чего я прицепилась… – пробормотала она, открывая свой ежедневник. – Можно подумать, все обязаны гореть на работе. Не портачит – уже хорошо.

Крашенинников, к ее удивлению, вернулся буквально через полчаса, положил на стол распечатку телефонных звонков с домашнего номера Савиных и хмыкнул:

– Еле уговорил тамошнее начальство. Давно, говорят, было! – передразнил он кого-то. – Пришлось даже пригрозить, что начальник Следкома сам звонить будет. Тут за год, я взял с запасом, чтоб наверняка… – зачастил Петя, бросив взгляд на часы. – В общем, там немного номеров, вы уж, Елена Денисовна, сами тут, ладно? А то мне еще по другому делу съездить нужно…

– Да, конечно, Петя, спасибо, поезжай, ты мне и так сильно облегчил работу.

Когда за Петькой в очередной раз закрылась дверь кабинета, Лена, надев очки и вооружившись карандашом, придвинула к себе испещренные мелкими печатными строками листы. Но тут явился Паровозников – как обычно, с грохотом, ветром и недовольством:

– Ну и какого фига, спрашивается, я мотаюсь неизвестно куда и зачем?

– Это ты о чем? – не поняла Лена.

– У меня в глазах рябит от бабского шмотья, я в жизни столько магазинов не обходил, даже когда с Надькой жил!

– А-а… ты об этом… И никаких, конечно, зацепок?

– Конечно, никаких! – рявкнул Андрей, включая чайник и насыпая кофе прямо из банки в большую кружку. – На меня как на идиота везде смотрели.

– Слушай… – Она сняла очки и сунула дужку в рот. – А ведь ты же сам заметил, что там только одно платье было с этикеткой? То, что на Савиной. А на платьях второй и третьей жертв никаких уже этикеток не было. И это значит…