Так. Стоп!

Я заставила себя медленно вдохнуть и выдохнуть.

Повернулась к окну. Строители на участке Илоны Пельцер раскладывали трубы рядом с бассейном. Очевидно, собирались проводить коммуникации. Котлован был на месте, а вот от вчерашних поддонов с декоративным камнем – ни следа.

Я медленно повернулась в другую сторону. На тумбочке стояла ваза, и она была целой.

Но ведь я её вчера разбила?

– Доброе утро. – Вошла в комнату мама.

Вместе с ней в помещение ворвался Дрисс и запах блинчиков с кухни.

– Ну, как ты? Удалось хоть немного поспать? – Поинтересовалась она участливо.

Я не могла оторвать взгляда от зажатых в её руке жёлтых тюльпанов.

– Не знаю. – Трескучим голосом проговорила я.

– Заметно. – Покачала головой мама. – Лицо всё опухшее от слёз.

Дрисс ткнулся в мою руку, требуя ласки. Он был очень рад меня видеть.

– Ты вспотела, Анна. – Поставив в вазу жёлтые тюльпаны, мать села на край кровати. Тыльной стороной ладони коснулась моей щеки. – Посмотри-ка, ты вся мокрая! Тебе снились кошмары?

Я кивнула.

– Ничего удивительного. – Вздохнула она.

Пёс продолжал тыкаться носом в мою ладонь, но я была словно заморожена, не могла заставить себя пошевелиться.

– И синяк налился, стал фиолетовым. – Мама потянулась к моему лицу. – Как ты умудрилась, скажи?

– Ай! – Воскликнула я.

От прикосновения к нему боль прострелила аж до самого затылка.

– Прости. – Она с виноватым видом отдёрнула руку. – Я приготовила тебе блинчики. Хочешь?

– Нет.

– Тебе нужно хоть что-то поесть, дорогая. Ты ничего не ела с той минуты, как нам сообщили про Мику. Так нельзя!

– Мика… – Его имя застыло на моём языке.

– Я говорила сегодня с Отсо, – мама опустила взгляд на руки, будто собираясь с духом, – выглядит он ужасно подавленным. Что не удивительно. – Когда она подняла взгляд, её лицо было полным сострадания. – Он сказал, что церемония прощания состоится в два часа, и у тебя ещё будет время привести себя в порядок.

– Прощания?

Она положила руку на моё плечо и сжала:

– Ты точно уверена, что хочешь присутствовать на погребении? До кладбища, конечно, недалеко, но ты не обязана проделывать весь этот путь в связи с твоим состоянием. Все поймут тебя, Анна.

– Ты говорила сегодня с Отсо?! – Перебила её я, словно отойдя ото сна.

– Ну да. – Кивнула мама.

– Но как же… – Я схватилась за голову. – Он же застрелился! Я сама видела!

– Кто застрелился? – Вытаращилась на меня она. – Отсо? Когда?

– Вчера! Из своего охотничьего ружья!

Мама кивнула, будто поняла.

– Я говорила с ним сегодня Анна. С Отсо всё хорошо.

– Но я… – У меня пересохло в горле.

Что вообще здесь творится?

– Похоже, тебе приснился кошмар. – Осторожно произнесла она. – Думаю, нужно позвонить доктору, пусть оценит твоё состояние. Заодно, может, посоветует хорошее успокоительное средство. Мне не нравится, что ты просыпаешься вся в поту и с трудом отличаешь сон от реальности.

Она ничего не понимает. Ничего.

– Какое сегодня число, мам? – Тихо спросила я.

– Третье июня.

– А день недели?

Мама задумалась.

– Среда.

– Среда? Не четверг?

– Да. Анна, что с тобой? Может, всё из-за этого синяка?

Я прикоснулась пальцами к ушибу и задумалась. Откуда он? Где я могла так удариться? Что случилось? Почему я ничего не помнила?

– Мама, мне нужно в дом Ярвиненов. – Решительно сказала я и указала на коляску.

Но она не спешила мне помогать.

– Зачем? – Спросила мама, суживая зрачки.

– Мне нужно увидеть Отсо! Я просто не верю, что он жив, понимаешь? Я своими глазами вчера видела, как он выстрелил себе в лицо. Из собственного ружья! Я…

«Стояла рядом в этот момент, и всё моё лицо, и вся моя одежда были в крови», – но ничего из этого я не произнесла вслух потому, что была поражена реакцией мамы. Она явно всё больше и больше уверялась в том, что я схожу с ума.

– А если он жив, как ты говоришь, – добавила я, – мне нужно предупредить его.

– О чём?

Лицо мамы выражало только одно – скепсис.

– Нужно, чтобы ружьё держали подальше от него! Чтобы не оставляли его одного! Чтобы кто-то был рядом!

– Анна.

Рискуя упасть на пол, я потянулась за инвалидным креслом:

– Я всё равно не верю, что он может быть жив! Я видела, как его мозги разлетелись по комнате! Видела, как он погиб!

– Анна! – В последний момент она успела ухватить меня за талию и не дать рухнуть на пол.

Дрисс, чувствуя тревожность момента, сел и заскулил.

– Анна! – Крикнула мама, возвращая меня на место и потрясая за плечи. – Да что с тобой? Приди уже в себя!

Из моих глаз брызнули слёзы.

– Мам, поверь, просто поверь мне. Происходит что-то очень плохое! Мне нужно его увидеть, нужно предупредить. Если он действительно жив, я…

– Анна, посмотри в окно. – Встряхнула она меня. Её глаза блуждали по моему лицу, а сжатые губы налились мертвенной бледностью. – Посмотри! Привезли тело Мики.

Я повернулась к окну и ощутила, как леденеют конечности. Из остановившегося у дома Ярвиненов большого чёрного автомобиля несколько крепких мужчин выгружали гроб. Навстречу им из собственного жилища выбежал Отсо Ярвинен. На нём была чёрная рубашка и чёрные брюки. Он очень хотел им помочь, но помощь работникам ритуального бюро не требовалась: они пронесли гроб мимо него и втащили в дом.

«Жив» – пронеслось в сознании.

Отсо – необходимое уточнение.

А в гробу тогда…

У меня закружилась голова.

Такое просто невозможно было забыть, но как я могла? Почему никто, кроме меня, не видел никаких странностей в происходящем? Почему никого не волновало, как всё это произошло?!

– Дыши, Анна, дыши. – Погладила меня по руке мама.

Дрисс снова заскулил – будто почувствовал то, что я увидела в окне.

Я закрыла лицо руками и приказала себе вспомнить. Но сколько ни старалась, ничего не получалось. Не было никакого понедельника, не было никакой смерти Мики. Всё это бред.

Моё сознание по-прежнему сопротивлялось тому, чтобы всё это оказалось правдой.

– Мам, мне нужно туда. – Решительно сказала я, отнимая ладони от лица. – Мне нужно всё узнать и понять.

– Что ты хочешь понять, Анна? – Уголок её губ подёргивался в нервном напряжении.

– Хочу понять, почему мир сошёл с ума. – Затараторила я. – Почему ты твердишь, что Мика умер. Почему не веришь, что я видела, как Отсо отправил себя на тот свет. Почему смотришь сейчас на меня, будто я последний псих!

– Так. Я знаю, что делать. – Она тряхнула головой, а затем встала. – Сейчас я позвоню доктору Литвиненко и узнаю, сможет ли он подъехать к нам сегодня, чтобы осмотреть тебя.

– Да не нужен мне твой психотерапевт, мам!

Мне хватило двух сеансов у Литвиненко в прошлом году, чтобы понять, что этому хлыщу с очками в роговой оправе гораздо интереснее, чем занимается в свободное время моя мать, чем моё реальное состояние. Он пытал меня в течение двух часов, задавая наводящие вопросы о том, не испытываю ли я депрессивных состояний и не собираюсь ли покончить с жизнью после аварии.

Мы не говорили о том, как прекрасна жизнь, и о том, что нужно искать положительное в событиях каждого дня. Всё, что я запомнила, это его театрально проницательный взгляд с прищуром и попытки выявить во мне хоть какие-то психологические дефекты.

Спасибо, но нет.

– Побудь тут, а я схожу, позвоню. – Сказала мать.

Её губы дрожали.

– Мама!

– Тебе нужно остаться здесь. – Она взяла коляску за ручки и вытолкала её за дверь.

– Ты не можешь так со мной поступить! – Охрипшим голосом крикнула я. – Мам! Ма-а-ам!

– Сейчас я вернусь, и будем завтракать. – Мать постаралась добавить голосу ласки, но у нее и раньше-то это не очень хорошо получалось. – Потерпи немного!

– Ма-а-ам! – Я практически свешивалась с края кровати.

– Дрисс? – Позвала она.