Такого хама, я ещё в своей жизни не видела. Всё…

Тут со стороны хлева подлетает к разьерепенившейся птице кто-то и садится рядом. Вздыбившиеся пёрышки ласточки дрожали от обиды и горечи, голос осип от постоянного чириканья, глаза покрывались пеленой, и она вот-вот упадёт в обморок от нехватки дыхания.

— Ты чего? — сквозь набитый битком комашками клюв проговорил Серик.

Разгорячённая Люсьенна прекратила своё щебетание и осипшим голосом, сбитым дыханием от возбуждения открыла клюв пролепетала:

— Я? Я, ничего… А ты чего?

— Я вот, приглашаю тебя на ужин.

Люсьенна глотнула, в сухое горлышко попал холодный вечерний воздух и она чихнула.

— Будь здорова!

— Спасибо, Серик!

— Ну, полетели ужинать?

— А-ха, — пропищала Люсьенна.

Птицы сорвались с бельевой верёвки и полетели восвояси.

А я подумала, как же ласточка так красиво и мелодично поет, будто бесконечная надрывная трель дудочки степного пастуха.

Но может и я сама себе нагородила невесть чего?