— Энт, чувак, — скра почесал шею питомцу.
Компания начинала мне нравиться больше всего — престарелый инопланетный искатель приключений, являющийся к тому же моим дальним потомком, образованный четырёхрукий орк-поэт, а теперь ещё и живая бронированная крепость.
Развели потухший костёр, подняли упавшее снаряжение — две длинные лавки, которые перекидывались через спину странного животного. В траве нашлась та самая «пушка» — странного вида футуристический ствол с регулятором мощности и шкалой заряда.
— Бластер, что ли? — спросил я. — Пиу-пиу?
Энтон ничего не ответил, лишь посмотрел на меня, как на придурка. Затем вручил, сказал:
— Только максимальную мощность не ставь, тут всего на выстрелов десять осталось.
Рюрик поднял обломки своего инструмента — длинных восьмиструнных гуслей с дополнительным длинным грифом, на котором крепилось две струны.
— Может, починить можно?
— В Теньгороде купим новую, — нахмурился Энтон. — Заслужил, а денег у меня достаточно, тьфу-тьфу. Слушай, а это чьё? Этих эскорья?
Он подошёл и пнул здоровенный рюкзак, брошенный у входа. Затем порылся и развязал лямки. Выудил большой бумажный конверт, из которого сочилось что-то красное.
— Вау! Это ж тушки гусниц! Свежепойманных!
— Гусениц? — я поморщился. — Они чего, вкусные?
— Да, вообще деликатес! Это, как это сказать, эм… личиночная форма местных птиц. Надо только проверить, не ядовитые, ну-ка, нюхни, Рюрик?
Скра довольно погладил себя по животу.
— Ням-ням! Рябчиковый гусниц.
— Птиц⁈ Гусеницы птиц⁈
— Ага. Сейчас у нас будет шикарный шашлык.
Тушки оказались очень питательными, с хрустящей корочкой, хотя и странноватыми по вкусу и фактуре — что-то среднее между кальмаром и куриным филе. Собрались быстро, затем распотрошили мешки бандюганов. Там оказался запас монет, табакерка, разная рухлядь, неожиданно, черно-белые не вполне пристойные фотокарточки каких-то четырёхруких девиц — совсем не то, что ожидаешь увидеть, и разные съестные запасы — в основном, вяленое мясо. Ещё там обнаружилась кожаная куртка с двумя лишними рукавами, которую я забрал себе, втиснув руки в рукава поменьше, а большие завязал на спине. Энтон также предложил поделиться бельём, чтобы было комфортнее ехать — я побрезговал и отказался.
И пожалел. В снаряжении предусматривался специальный страховочный ремень, но когда двинулись в путь, я понял, что он мало помогает. При каждом удобном случае пятая точка елозила по тростниковой скамье, что, учитывая отсутствие белья, было, мягко скажем, не очень комфортно.
Голубые и фиолетовые ёлки мелькали за бортом, броненосец поворкивал, периодически останавливаясь у особо вкусной веточки и разом смахивая с неё длинным языком все листья с букашками. Двигались, впрочем, достаточно быстро.
Солнце виднелось впереди, висело низко. Однажды нам перекрыло солнце чья-то большая тень, я прищурился, пытаясь разглядеть кого-то в небе, но не смог.
Мы с Энтоном сидели по одну сторону, а Рюрик, держащий вожди — по другую. Снова накатила уже знакомая ломка трудоголика с зависимостью от соцсетей и прочих активностей. Чтобы как-то развеяться, я продолжал генерировать и засыпать Энтона запросами.
— Здесь, на планете, много государств?
— Штук двадцать, не считал. Ну — и смотря что считать государствами! Если кланы гмоннийские на полуострове считать — то под сотню набежит. В основном — какие-то бывшие колонии непонятные.
— А народу много? Население?
— Всего — миллионов триста, наверное.
Я прикинул — планета, вроде бы, почти как земля, если смотреть на силу тяжести. Век — двадцать седьмой, или какой там. Что-то не сходилось.
— Мало что-то. Ты же говорил — империи какие-то древние, не?
— Да тут половина планеты — под ледниками! Мы сейчас на уровне тропика. Длинный океан на экваторе, вот все по его берегам и сидят. А больше всего — форсти, лесовиков, да.
— Это чего? Как выглядят?
— Они как скра, четырёхрукие, только миниатюрные и посимпатичней. Сидят себе по лесам, грибы свои едят. Да, не обижайся, Рюрик!
— Хэ, посимпатичнее лесовики, — промычал наш ямщик. — Знаешь, Станнис, как мы зовём гмонни и люди? Как с наш язык переводится? Дословно — «инвалид двурукий», вот как. Гмонни — «Старые двурукие инвалиды», люди — новые.
— Эх, был бы планшет — я бы показал… А, кстати! Видел же те похабные фото в мешках у бандюганов? Вот — это лесовики. Ну, правда — у них девушки почти как у нас, только зелёные. И рук побольше.
— А вообще людей много? На планете.
— Мало! Миллионов пятнадцать. Гмонни повырезали всех в ходе первых войн. Сейчас, вроде бы, поутихли. Да, наших и высаживалось тут только пара ковчегов. Один с Рутеи, самый древний, один откуда-то с Хайеллы — полторы сотни лет назад.
Рюрик принялся выбивать ритм на каком-то тамбурине и напевать что-то под нос. Похоже, сломанная лютня была не единственным его инструментом. Я продолжал доводить Энтона вопросами:
— Расскажи, что ещё ты о Первых знаешь. Кто они, откуда?
Мой спутник развернул знакомую карту Евразии и части Африки с большой дугой.
— Ну, в общем, как мне один мой знакомый рассказывал, почти все обнаруженные Первые Сеяные были вот отсюда, — тут Энтон провёл рукой по территории России и Украины. — Пара отсюда — средиземноморье, я запомнил, пара южнее, как отец у Халиба. И ещё — мужиков оказалось больше, чем женщин. Среди выявленных. И поэтому около десятка не вошедших в круг Сеяных они после обнаружения засунули вот в такие камеры. Тебя — одним из первых засунули, получается. А потом перевозили с места на место, с планеты на планету. Прятали. Вот, я тебя нашёл, и… разбудил, да!
— Слушай, а дай шпаргалку ту с заклинаниями? Неплохо бы поучить.
— Шпарга… Что? А, ты про бумагу.
Первое, что я попытался сделать, когда Энтон достал инструкцию — сунуть руку в карман, чтобы достать мобильник и сфоткать. Да, от старых рефлексов, похоже, долго придётся избавляться, подумалось мне. С другой стороны, некоторые коллеги платили немалые деньги за какие-то мутные программы, чтобы излечиться от смартфонной и сетевой зависимости — а тут такая возможность! Учил я недолго, запомнив только пять фраз. Уже используемые проверку оставшейся маны, вызов соединения, перемещение предмета, а также достаточно забавный Алгоритм «вызов воды в стакане» и крайне нужный «перевести разговор» — правда, не совсем понял, как последним пользоваться. Вскоре Энтон оторвал меня от зубрёжки:
— О, вот мы и на деревеньку вышли.
Мы спустились с горы по тропинке и приблизились к окруженному частоколом поселению. За забором виднелись длинные приземистые строения и три — с остроконечными блестящими крышами, рядом с которыми виднелись приличной высоты скульптуры. Значит, тоже не человеческая деревня, гмонни. Какое-то легкое чувство тревоги шевельнулось в душе.
— Рюрик, а нам обязательно мимо проходить? — спросил я.
В подтверждение моих слов Энтон прямо на ходу сиганул вниз, под лавку, и крикнул:
— Ложись! Стреляют!
Стреляли, как я успел заметить, скатываясь кубарем с шипастого бока, из огнестрела, с небольшой вышки, расположенной над оградой.
Наш броненосец мигом просёк ситуацию, но сразу сворачиваться в шар, как он это делал, не стал. Согнулся дугой, оставив просвет, куда мигом нырнул Энтон, а я — вслед за ним.
Секундой спустя Энтон Четыре Лапы свернулся в клубок. Я оказался в полной темноте, прижатый к земле с одной стороны, а с трёх других сторон прикрытый животом, лапами и шумно дышащей и грубовато пахнущей мордой броненосца.
— Тебе-то зачем! Тебя пули не берут, — прошипел Энтон, который двуногий.
— Ага, не берут. Так и поверил.
— Иди, веди переговоры. У тебя хорошо получится. Сразу видно — дипломат!
— Спасибо. Чего? Они язык мой поймут, разве?
— А, да. Я гмоннийский тоже так себе понимаю. Тут их два разных, к тому же, мда. Диалекты ещё…
