С кем я мог сражаться той ночью длиной в шесть веков? Кто чуть не одолел меня в поединке? Враг был, по ощущениям, ничуть не слабее меня, так что мог быть как Первого поколения, так и каким-то очень мощным Сеяным старших поколения. Но, главное, зачем он это делал? Я действительно представляю для них всех угрозу?
Инга, снова посетила меня грустная мысль. Наверное, это была она. Наверное, она специально запихнула меня в эту ванну и оставила помирать. А раз я не умер — значит, надо меня добить. Нет, мне точно нужно найти её. Найти и поговорить. А в худшем случае…
Энтон, будучи уже изрядно навеселе, с пониманием кивнул, но расспрашивать не стал. Я подумал и решил не развивать тему. Всё же, мы отдыхать сюда пришли, а не заниматься паранойей. Сходил на улицу, проведал Илонмаска. Пушистый приятель забрался на крышу какой-то низенькой постройки и мирно дремал, свернувшись клубком.
После мы успели поговорить о многом, но в основном рассказывал Рюрик. Жизненный путь у него выдался интересный, и поведал он очень многое. Про то, как родился на другой стороне планеты, в диких прериях скра на Южном Берегу. Про то, как в восемь лет, после нашествия одного местного не то князька, не то хана чудом выжил и бежал из родного племени. Про то, как шагал на восток полгода, «от весны до осени». Про то, как отыскал жилище дяди, в районе «хуторян» за каким-то хребтом — это особые скра, которые под воздействием человеческой и гмоннийской культуры перешли на оседлый образ жизни.
Там же он научился языкам, игре на музыкальных инструментах, но по достижению пятнадцати лет дядя выставил его за дверь вслед за двоюродной сестрой, Джен, заявив, что небольшая община не сможет прокормить столько голов. Они дошли до колоний Тимьянии — оказывается, разгромленная страна когда-то имела несколько посёлков на берегу и активно торговала с хуторянами. Там-то они и узнали про этот посёлок скра в столицы Тимьянии. Джен нашла в колонии себе мужа и уехала туда сильно раньше, а Рюрик ещё десять лет скитался по всем южным колониям, пока, наконец, не накопил денег на корабль и не отплыл на север.
— Энтон, а расскажи ты про молодость? — спросил я, когда Джен отошла по делам.
В следующий миг Рюрик достаточно больно толкнул меня по ноге под столом. Энтон резко изменился в лице, и даже на вид немного протрезвел.
— Молодость… Я не хочу вспоминать про молодость.
Ну, что поделать — у всех свои скелеты в шкафу, подумалось мне. Рюрик немного сыграл на «гуслях», которые, скорее, напоминали странный гибрид гитары и колёсной лиры, потом принялся учить нас играть в какой-то аналог нардов с тремя видами фигурок. В перерывах я не забывал о работе — ковырялся в уже основательно садящемся планшете, в заметках, в которые я грубо накидал планы и «проекты», которые собирался вести.
Спрашивать про шлем я пока не решился. Энтон накидался в тот вечер весьма неслабо, а я пить больше не стал. Почему-то включилось уже привычное чувство, что в незнакомой компании и с незнакомыми напитками лучше не экспериментировать. Когда начало светать, у меня под глазами вылезла табличка с цифрами:
[10000/10000]
Рюрик, уже основательно клевавший носом, молча подобрал заснувшего Энтона, закинул на плечо и потащил на улицу.
— Ну, пока, друг. Увидимся.
Я вышел, зевнул, глядя на предрассветную синеву на горизонте. Спать почему-то не хотелось. Подумалось вдруг, что неплохо поупражняться в верховой езде. Я разбудил Илонмаска, тот сладко потянулся, спрыгнул и пошёл к какому-то грязному корыту, принялся жадно пить, как пылесос.
— Фу, брось бяку! — Я подобрал поводья и потянул на себя. — Ещё заболеешь ненароком, а как вас тут лечить?
Мурланг послушался. Я поправил съехавшее седло, сел и повёл переулками в сторону солнца. Насколько я понял по карте, там были распашные луга, тянувшиеся вдоль реки Тень, и наверняка там нашлось бы место, где моему скакуну можно напиться.
Я вывел на окраину — там в загоне стоял небольшой табун броненосцев, обогнув который, мы вышли к воротам, ведущим на пустынный тракт. Там дежурило два стрельцов-гмонни — из мулатов, усатые, степенные. Оба курили трубки с длинным мундштуком и о чём-то увлечённо беседовали, завидев нас, они подняли пики и немного лениво потребовали:
— Документы!
— Что, ещё и на выходе из города проверка?
— Ничего не знаю, дальше спорная территория вдоль тракта.
Пришлось пошариться по карманам и выудить удостоверение. Кое-как дотянувшись до бумажки и внимательно изучив бумажки, стрелец хмыкнул и добавил.
— Вы б скакуна своего туда не водили. Больно дорогая скотина, жалко будет.
— Что — жалко-то?
Гмонни о чём-то похихикали, перебросились парой фраз на своём — я переводчик не включал и смысла не понял. Дал шенкеля Илонмаску, и он припустил вдоль тракта. На дороге было пустынно — мимо нас проехал грузовичок, не сильно обгоняющий нас по скорости и гружёный какими-то железками, караван из трёх броненосцев, которых вёла пара скра, хищно зыркнувших на нас. Я проскакал несколько километров мимо холмов, засеянных странной фиолетовой кукурузой, и решил свернуть в сторону реки, уже показавшейся за холмами.
Мчаться по сумеречным лугам в полном одиночестве на крутом инопланетном звере после отличных посиделок с друзьями — наверное, именно тогда я впервые за много дней почувствовал себя счастливым. Зверь притормаживал у кустов, на ходу подбирая вкусных букашек и листву, прыгал через канавы, заборчики, пока, наконец, не оказался перед длинной малозаметной в траве сеткой из колючей проволоки. Забор был высокий — больше двух метров в высоту, но и мурланг у меня был особый, породистый. Он разогнался, прыгнул и без труда перелетел через ограду. Оттормозился на покатом склоне, спускающемся к воде, поднял голову, поводил носом и неспешным шагом двинулся к речке. Русло реки здесь сжималось, течение было быстрым, до воды оставалось метров сто, не больше, когда я почуял неладное.
На высоком противоположном берегу я заметил натыканные на равном расстоянии точки, чьи лучи шастали по водной поверхности, периодически доставая до берега. Только тогда я понял, что колючая проволока, которую мы перепрыгнули, не просто ограждение чьей-то частной территории, а та самая линия разграничения между секторами оккупации, судьба которой решится вот-вот.
— Назад! Пр-рр! Стой! — резко потянул я поводья на себя.
Илонмаск замедлился, но продолжил упрямо шагать вперёд, к заветной влаге. Он не замедлился даже тогда, когда с противоположной стороны застрекотал пулемёт. Добежал до речки, засунул «хобот», всосал полведра, и с недоумением попятился назад, когда прямо перед мордой поверхность воды вспенили трассеры от пуль.
Глаза ошпарил свет прожектора. Я рванул поводья на себя и крикнул:
— Нно! Погнал, бегом!
Мой зверь наконец-то развернулся побежал назад, к ограде. Никаких укрытий вокруг не виднелось, он двигался по прямой, но, подойдя вплотную, встал как вкопанный. Понял, что запрыгнуть обратно не сможет — забор стоял перед откосом, и высота отсюда была куда выше высоты с противоположной стороны. Пули врезались в землю в метрах от лап моего зверя. Нет, за себя я не переживал — помнил, что служба спасения обязательного вытащит Сеяного, если он окажется ранен. Переживал я за своего мурланга, понимая, что случись чего — он окажется истекать здесь кровью совсем один. Никто из Дворца не станет спасать какую-то игрушку, подаренную престарелым гмонни-интриганом.
Мы бежали всё дальше и дальше, пулемётый стрёкот становился всё глуше, и в какой-то момент прекратился совсем. Я подумал, что опасность миновала, но в глаза снова ударил свет прожектора — другого, который был теперь ближе к нам. Пулемёт зазвенел по секциям забора, выбил облачка пыли из травы, и я наконец-то понял, что уже давно нужно было сделать.
— [Объектны сайлау… Башлау]!
Трёхметровая секция забора с корнем вырвалась из фундамента, повалилась и отлетела назад. Илонмаск фыркнул, словно укорив меня за нерасторопность и неспешно прошёл через проём.
