— Нет, это не так, — возразил Рутвен. — Я не могу держать у себя хандрящую собаку. Если вы заберёте его, то сделаете мне одолжение. С оплатой нет особой срочности. Надеюсь, вы… э-э… заплатите мне, когда вам будет удобно.
Глаза Кэтрин наполнились слезами.
— Неужели… неужели вы… на самом деле всерьёз… вот это? — спросила она.
— Конечно, всерьёз! — ответил он резко. — Но должен попросить вас позволить мне… э-э… изредка навещать его.
— Я не… чувствую, что мне следует…
— Я не возьму его обратно с собой, так что, если вы не оставите его, он станет бродячим.
— Я… у меня нет большого выбора, так? — сказала она с какой-то усталой улыбкой. — Большое-пребольшое вам спасибо. Я… я надеюсь, вы придёте повидаться с ним… когда захотите. — Она протянула руку.
Рутвен взял её и обнаружил, что говорит:
— Э-э… я тут подумал… не могли бы вы завтра пойти со мной на ланч?
Кэтрин была удивлена.
— С вами на ланч? Это очень любезно с вашей стороны, но…
— И Сайкс, конечно. Я зайду за вами.
— Но…
— Пожалуйста, не спорьте! — отрывисто сказал Рутвен и удалился.
Месяц спустя, после нескольких ланчей, двух ужинов и нескольких поездок с Кэтрин на автомобиле, Рутвен получил от неё письмо.
"Уважаемый мистер Рутвен,
так нехорошо. Я не могу оставлять у себя Сайкса. Он ужасно беспокоится за вас, и я не могу выдержать, видя, что он так худеет. Не могли бы вы забрать его обратно? Вы ему нравитесь больше, чем я.
Искренне ваша,
Кэтрин Тестрам".
Рутвен провёл полчаса, уставившись в огонь. Затем он аккуратно сложил письмо и убрал его в записную книжку, присовокупив к другому, написанному тем же почерком. Затем он написал ответ Кэтрин.
"Уважаемая мисс Тестрам,
я зайду к вам в четверг утром, если у вас нет возражений, чтобы обсудить вопрос о Мистере Сайксе.
Искренне ваш,
Хью Рутвен".
Прежде чем Рутвен покинул в четверг свою квартиру, на прощание он дал своему слуге несколько указаний относительно ланча и подготовки одной из комнат. Двумя днями ранее тот, по его выражению, был совершенно ошарашен необычайным заявлением, сделанным мистером Рутвеном. Слуга обсудил это со своей женой, кухаркой Рутвена, и они сошлись на том, что это непостижимо.
Когда в то утро Кэтрин открыла Рутвену дверь, было вполне очевидно, что девушка плакала. Рутвен заметил это с одного взгляда. Однако ничего не сказал.
— Оденьтесь, — скомандовал он, — и приведите Сайкса.
— Но…
— Я не собираюсь спорить об этом, Кэтрин. Наденьте шляпку.
Кэтрин покраснела, ибо он до сих пор никогда не обращался к ней по имени.
— Я не понимаю…
— Я не могу и не хочу разговаривать с вами здесь, — прервал Рутвен. — Объясню в машине. Идите и делайте так, как я вам говорю.
Кэтрин пошла с удивительной кротостью. Не ранее чем они поехали по улице, она отважилась задать новый вопрос. Сайкс, блаженно пыхтящий, всунулся между ними, пытаясь поочерёдно лизать обоих в лицо.
— Куда… куда вы меня везёте? — сказала Кэтрин.
— Я всё досконально обдумал, — сказал Рутвен, — и пришёл к выводу, что нам лучше пожениться. Так что я купил кольцо и специальную лицензию и заказал свадебный завтрак на дом, и…
— Но это невозможно! — воскликнула Кэтрин, как только оправилась от первоначального удивления. — Вы не любите меня… Я едва знаю вас! Мне не нравятся мужчины! Вам не нравятся жен…
— Ничего не могу поделать с этим. Мы обязаны ради Сайкса.
Кэтрин начала истерически смеяться.
— О, пожалуйста, отвезите меня обратно! Вы… вы совсем помешались! Я не могу в любом случае выйти за вас замуж! Это слишком сме… смехотворно! Я…
Рутвен свернул в переулок.
— Кэтрин, ты любишь меня или нет?
— Нет, к-конечно, н-нет!
— Что ж, а я вот люблю тебя, — сообщил ей Рутвен. — Я не знаю, что в тебе такого, но я не могу жить без тебя. И не собираюсь. Так что не начинай снова спорить.
Кэтрин нашарила свой носовой платок, пошмыгала и начала плакать, совсем тихо. Мистер Сайкс отчаянно стремился успокоить её. Мистер Рутвен притормозил и взял Кэтрин за руку.
— Не плачь, Кэтрин! Бедная девочка, у тебя были чертовски тяжёлые времена, но ты не плачь! Я собираюсь всё это изменить, и ты больше никогда не будешь несчастной, Кэтрин. Если ты не перестанешь, мне придётся тебя поцеловать, а там кто-то смотрит!
Кэтрин сглотнула и вцепилась в его надёжную руку. Рутвен поцеловал её пальцы.
— Ты выйдешь за меня замуж, Кэтрин? Сайкс явно этого желает.
Кэтрин кивнула, вытирая глаза.
— Да, Хью, ладно, — вздохнула она. — Тот… тот человек сейчас уже не смотрит.
Мистер Сайкс хмыкнул и растянул оскал от уха до уха.
Мистер Сайкс сопровождал невесту к алтарю. Он первым обнимался с ней после церемонии в обшарпанной конторе загса и фыркал так громко, что невозможно было ошибиться в его восторге.
Позже, когда молодожёны сидели у камина в квартире Рутвена, занимая вдвоём одно кресло, Сайкс лежал у их ног, удовлетворённо изогнувшись.
— Думаю, он планировал это с самого начала, — заметил Рутвен в волосы Кэтрин. — Знаешь, твои волосы пахнут фиалками, дорогая.
— Правда? — Она хихикнула. — Думаешь, Сайкс действительно всё это продумал?
— Ну да. Посмотри на него сейчас! Абсолютный триумфатор. Сайкс, старый плут, ты взялся за сверхчеловеческую задачу, ибо мы оба ненавидели друг друга.
Сайкс на миг прищурился на него.
— Ну да, — подтвердила Кэтрин. — На протяжении… о, целой вечности!
Мистер Сайкс пренебрежительно фыркнул и снова расположился к ним спиной.
Мистер и миссис Рутвен посмотрели друг на друга.
— Не думаю, что он нам верит, — сказала Кэтрин.
— Да, не думаю, что верит. У него слишком много здравого смысла, — ответил Рутвен.
Мистер Сайкс услышал звук долгого поцелуя и сонно вильнул хвостом. Затем перекатился набок и закрыл глаза. Он чувствовал, что труды его подошли к концу.
ДЖОРДЖЕТТ ХЕЙЕР и ЕЁ СОБАКИ
Дженнифер Клостер (Jennifer Kloester), биограф писательницы, рассказывает, что большую часть своей жизни Хейер держала у себя собак.
Она знала и обожала этих животных с раннего возраста — начиная с любимой таксы её матери и заканчивая бабушкиными терьерами, тётушкиными и своими собственными собаками, которых у Хейер в детстве было несколько.
Есть замечательная фотография, сделанная примерно во время написания "Чёрного мотылька", когда Хейер было 17 лет, где она сидит положив руку на красавца пекинеса (того самого, который, вероятно, был прообразом Чу-Чу-Сана из рассказа "Предложение").
Ещё один любимец — силихем-терьер Родди, который жил у Хейер, когда она вышла замуж, и отправился с ней в Африку в 1926 году (запечатлён в статье "Рогатый зверь из Африки").
После смерти Родди появился Джонатан Велхерст Викинг — породистый белый бультерьер, которого в семье звали Джонни. А в середине 1930-х годов Хейер приобрела также великолепного волкодава по кличке Мисти Дон (буквально "Туманный Рассвет").
С волкодавом они были большими друзьями, и однажды Хейер написала своему издателю, что для требуемого паблисити может привезти своего волкодава в отель "Ритц", поскольку была уверена, что это определённо вызовет ажиотаж.
Что касается бультерьера Джонни, то он был верховодом по натуре и очень умным животным, собак не любил, предпочитал им людей и обожал малыша Ричарда — сына Джорджетт. В раннем детстве Ричард иногда дремал рядом с Джонни, и Хейер однажды описала, как обнаружила своего сына глубоко спящим, при этом "крепко обнимающим руками большого и свирепого на вид бультерьера. Какая негигиеничная, но такая милая картина!". Хотя в 1942 году Хейер взяла Джонни жить с собой в Олбани (жилой комплекс на Пикадилли в Лондоне), после его смерти она больше не держала собак, так как обитать в квартире с ними было слишком сложно.
