– Да будет так, – провозгласил Геральд с довольством и, поднявшись, принялся одеваться.

Данила, конечно же, об этом ничего не должен знать. Для него все останется по-прежнему. Ника, разумеется, тоже. Не то чтобы Геральд ее боялся, нет. Просто поднимет шум, станет ревновать. А к кому ревновать-то? К бывшей жене? Смешно ревновать к призраку, даже если он вполне материален и даже если ты время от времени желаешь с ним переспать.

А он желает с ней переспать или нет?..

Геральд заправил в брюки рубашку, посетовав на то, что оторвал нижнюю пуговицу. Пристроил на место галстук, подтянул петлю и взял пиджак.

Зачем же ему нужно спать с Веркой, а? Следует срочно определиться в чувствах, чтобы они впоследствии не беспокоили его и не причиняли неудобств. Он во всем был таким – Геральд Всеволодович Хитц – строго регламентирующим по датам, категориям и чувствам все, что с ним происходило или только должно было произойти. Такая упорядоченность помогла ему как в бизнесе, так и в частной жизни. Потому и необходимо ему сейчас определить нынешнее Веркино место в его жизни, раз он собрался время от времени, так сказать, ее навещать.

Итак, хотел ли он ее? Как женщину – вряд ли. Да, она потрясающе сложена, ее кожа приятна на ощупь и неподражаемо пахнет какой-то сложной смесью полевых трав. Но нет в ней того огня, который так ему необходим. Нет, хоть визжи от злости! В Нике – есть. В любой другой девке – навалом. В Верке нет его.

Зачем она тогда ему?..

Геральд присел к столу и незаметно для себя в два приема проглотил предложенный бывшей женой ужин. Потом вытащил из холодильника литровый пакет с соком, надорвал его и выпил прямо через край почти половину. Небрежно швырнул пакет с соком обратно на полку. Тот встал как-то боком, как-то не так, неправильно, одним словом. Геральд тут же поспешил исправить ошибку, установив пакет именно так, как это сделала до него жена, правда, теперь уже бывшая. Он поставил пакет с соком правильно – вплотную к стенке холодильника, рядом с двумя другими и параллельно пакету с молоком и сметаной. А поставив, тут же расхохотался.

Он понял – зачем! Понял, зачем ему нужно трогать его бывшую жену, зачем нужно загонять Верку в немыслимые для нее рамки.

Всему виной, оказывается, была вовсе не его ревность, а ее… правильность. Вот что хотелось уничтожить в ней Геральду. Вот что бесило и душило его все это время – ее правильность и размеренность, и постоянная, как константа, сдержанность, порой сводившая его с ума.

Он нарушил равновесие! Он скомкал ее правильный привычный мир: я одна, и рядом мой ребенок, а муж предатель, он нам не нужен. Ей тяжело далось создание этого нового для нее мира, но она его приняла, а приняв, тут же облюбовала, как устрица раковину, и принялась обживать. Геральд был отодвинут за его рамки, и ему диктовались условия.

А он вот взял и одним махом все перестроил. Чтобы не думалось ей, будто она и только она одна за всех думает и смиренно принимает решения. В гробу он видал ее смирение! Все будет так, как захочет он и только он! Хочет – придет и возьмет ее, нравится ей это или нет. Хочет – не придет, а будет где-то далеко. А она все равно должна сидеть, и ждать его, и вздрагивать от каждого телефонного звонка и стука в дверь. И пускай вздрагивает. Это наказание ей за то, что…

Здесь разгоряченным мыслям Геральда было суждено споткнуться. Дальше не пошло. Тут еще Вера завозилась за дверью ванной, загремела шпингалетом и через минуту вышла оттуда. Старательно отворачиваясь, она прошмыгнула коридором в гостиную, надеясь больше с ним не увидеться. Наивная!

Геральд прошел следом. Заметил, как Вера взялась за дверную ручку их бывшей супружеской спальни, и окриком приказал ей сесть. Она замерла всего лишь на мгновение, но тут же подчинилась.

Села в глубокое кресло, натянув на коленки синий махровый халат, который удивительно шел к ее волосам. Кстати, о волосах…

– Распусти волосы. – Геральд сел в кресло напротив и по-хозяйски развалился. – И давай договоримся…

Верочка испуганно вскинула на него заплаканные глаза, губы ее снова задрожали.

– Ты не ревешь – раз. И я ничего не повторяю тебе дважды – это два. Теперь все будет по-другому, дорогая.

Господи, как ему нравилась эта власть над ней – несокрушимой в своей праведности, – как же нравилась!

– Распусти волосы! – Геральд повысил голос лишь немного, но этого оказалось достаточно.

Ее руки тут же взметнулись кверху. Старомодные шпильки полетели в разные стороны, и волосы, ее чудесные волосы рассыпались по плечам. На него она не смотрела. Опустила глаза на свои подрагивающие пальцы и молила бога поскорее избавить ее от всего этого кошмара.

Вера не понимала… Совсем не понимала, что происходит! На Геральда что-то нашло. Что-то случилось с ним за тот короткий срок, что она не значилась в его законных супругах. Он никогда не был таким раньше. Никогда! Таким безжалостным, таким неистовым, таким гадким… Ее едва не стошнило там, на кухне. Испугало лишь то, что он может снова извратить это как-то по-своему. Может, он ревнует? Вряд ли… На ревность это совсем не похоже. Она была умной женщиной и понимала, что им двигало что-то другое, что-то более страшное, чем просто ревность.

– Тебе хотелось меня унизить, Гера? – вдруг спросила она, не поднимая глаз. – Зачем?! Большего, чем ты для этого сделал, сделать уже невозможно.

– И что же это?

– Ты бросил меня. Я не говорю о сыне, его ты не оставлял никогда. Но я… Я стала тебе не нужна. Зачем тогда все это? – Верочка все же решилась взглянуть на него. – У тебя что-то не так в твоей новой семье? Или проблемы в бизнесе? Что? Ты скажи, я пойму.

И тут он захохотал. Захохотал отвратительно и ненатурально. А потом внезапно оборвал свой смех. Медленно поднялся с кресла. Подошел к ней и навис, словно огромная грозовая туча.

– Поймет она, – передразнил он, гадко скривив губы и исказив свой голос до неузнаваемости. – А мне плевать, что ты можешь, а чего не можешь понять. Плевать, поняла! И объяснять я тебе ничего не собираюсь ни сейчас, ни потом.

Намек был совершенно непрозрачным и вполне конкретным, и Верочка испуганно вскинулась.

– Как потом?! Что ты хочешь этим сказать?!

– Только то, что сказал. – Он вдруг щелкнул ее по носу, не больно, но обидно так, развернулся и, щегольски заправив руки в карманы брюк, двинулся в прихожую, на ходу приговаривая: – Я буду приходить к тебе, когда захочу, дорогая. Как возникнет потребность в тебе, так я зайду. Могу позвонить предварительно, а могу и не позвонить…

– Нет! – тонко вскрикнула Верочка, осознав вдруг, что он совсем не шутит, а говорит эти ужасные вещи совершенно серьезно. – Ты не посмеешь!

– Еще как посмею, – рассмеялся он, на этот раз абсолютно натурально и даже весело. – Иначе ваше ежемесячное содержание сузится до размеров минимальной зарплаты, а это сколько? Правильно, это ровно столько, чтобы заплатить тебе за электроэнергию. А ведь остается еще и питание, и одежда для сына. А питаться он должен полноценно, то есть получать мясо, рыбу, фрукты, соки в полном объеме. Короче, все то, что сейчас есть в твоем холодильнике. Будешь вести себя дурно, все эти изыски с твоего стола исчезнут.

– А как же Данила?!

– А Данилу в таком случае я заберу себе. – Это была еще одна новая мысль, которая ему жутко понравилась.

– В каком случае?

Верочке казалось, что мир за окном померк, сузился до пространства комнаты, в которой ее только что распяли. Все, что было хорошего, светлого и доброго, уже не существовало. Все исчезло под натиском грубой силы, о существовании которой она прежде и не подозревала. Неужели такое возможно?! Неужели можно так манипулировать людьми, которых когда-то считал родными?!

– В каком случае, Гера? – повторила она, метнувшись следом за ним в прихожую.

– В том самом, – хмыкнул он самодовольно, натягивая плащ. – Когда ты не сумеешь его содержать. Любой суд отдаст мне сына на воспитание. Любой, если сравнит уровень твоих и моих доходов.