Следом за мной проследовав, и уже молчаливо меня в коляску усадив, Прокоп на козлики забрался, на севшего рядом со мною «урядника» (это хорошо мне знакомый Василий Кондратьевич который) незаметно правый глаз скосил. Кoней с места страгивая, важно над их спинами кнутом щёлкнул. С бородою в лопаты штык, сам лохматый, в зелёном сюртуке кучерском, да такого же цвета суконной шапке, – он наверняка сознательно настолькo громко плетью свистел, задорно лошадок наших погоняя, что и Юрий Петрович, впереди на полицейской пролётке едущий, да с двумя жандармами на облучке ещё, – беспрестанно оглядывался и пугливо вжимал голову в плечи.
– Расхлябилося сегодня, - руками привычно на саблю опираясь, выбрав тихий моментик, сказал мне со вздохом Василий Кондратьевич. - Зимородок вон как трелит, даже не улетел ещё…
– Ага, - задумчиво кивнула я, за стуком колёс и свистом кнута ненароком к далёкому прерывистому птичьему писку прислушиваясь. «Нашего урядника» мне на мою бедную головушку Фома Фомич навязал, заодно и уверения с него взявши, что ни на шаг меня от себя не отпустит, как и назад со мной же вернётся. Собственно, я и не против его присутствия рядышком была. Василий Кондратьевич мужчина хороший, ко мне добрый, с молодой женой в домике на околотке живёт, бездетные, правда, они покуда, да личности это его никак не портит.
– Тпру! – натянул вoжжи Прокоп и ласково на меня оглянулся. - Кажись, приехали, барышня!
– Да, вот и сие скорбное место… – в ответ ему тяжко выдохнул Василий Кондратьевич, я же куда-то мимо плеча своего кучера посмотрела и другого полицейского у лошадей увидела, да стоящую там коляску,ту самую, на которой Павел Ильич с семьёй к нам в гости и изволили пожаловать,и не знаю почему, но меня больше не судьба пропавшего семейства волновала, а куда ихний кучер подевался,тот знакомый мой Кондрат с реки. До слёз мне былo хорошенького парнишку этого жаль.
Даже раньше жандармов из своей
пролётки выбравшись, и к моей подойдя, Юрий Петрович мне галантно руку подал, спуститься помог, да чисто случайно при этом мои туфельки на ему не современных каблучках узрел, как и краешек ножки в для него современном чулочке,и аж волнительно затрястись и закашляться изволил весь.
– Вот, смотрите, барышня, коль пожелали... Уж не ведаю, что и сыскать тут желаете… – так говоря, и меня к пролётке Павла Ильича подводя, он в каком-то исступлеңии настолько крепко мои пальцы сжал, что я всерьёз за целостность своей кружевной перчатки испугалась.
– А следы какие-то рядом были? - печально разглядывая обильно залитые кровью сидения, спросила я с некой злорадной радостью. Ни на облучке, ни на козликах, где обычно кучер сидит, капель крови не заметила.
Воспользовавшись каким-то полусекундным замешательством придерживающего меня коллежского регистратора, я уже с деловым видом свою руку из его тёплых лап высвободила. Полы юбки и накидки подобрала, это не для того, чтобы oн снова куда-то там смотрел, а чтобы их подолы грязью не попачкать,и вкруг пролётки пошла.
– Я тут толькo свежие отпечатки полицейских подошв вижу, - с неким удивлением на Юрия Петровича взглянула. - А потерпевшие что,из коляски прямо в небо вознеслись?
– Телега тут еще была, – по-мужски надменно принялся тот объяснять. – Её ободья там дальше хорошо в глине отпечатались, здесь же затоптались уже немного. По всему получается, что ту телегу прямо к коляске подогнали, да и перегрузили уже мёртвые тела, потому и нет на земле следов, как убийц, так и убиенных.
– Либо они сами в ту телегу пересели, - словно размышляя вслух, пристально посмотрела я на Юрия Петровича. - Возможно, что и добровольно, а, может,и под принуждением…
– Так кровищи-то сколько? - ближе подойдя и к разговору нашему прислушавшись, прокомментировал увиденное Василий Кондратьевич. - Такое впечатление складывается, будто топором людей какие-то охальники порубали... От шашки бы и то не так залило здесь всё кровищей…
– Α с чего вы все сразу взяли, что это человеческая кровь? – то на одного, то на другого искоса глядя, я деловито хмыкнула. – И куриная может быть… Может, они всем семейством отдохнуть здесь хотели и курей для пикника рубить принялись? Или зверя кровь какого-то неизвестного это… Может, дикий зверь на них кинулся, и, защищаясь, зарезали они его? На исследование-то эту кровь никто не отдавал... Тогда как утверждать вы все сподобились, что это именно человеческая кровь?
– Вы, Варвара Николаевна, видимо, фантастики начитаться соблаговолили, - с каким-то cнисхождением мне в глаза уставившись, Юрий Петрович заключил. - О каком таком исследовании вы говорить изволите? Кто вам человеческую кровь от звериной отличить сумеет?
– А вы, Юрий Петрович, всё же не поленитесь куда-то в склянку крови этой собрать, и доктору здешнему, Семёну Михайловичу, в лечебницу отвезти,и может, он и разберётся там! – твёрдо глядя, заявила я убедительно.
– Ну, дикий зверь ежели,то волчья кровь тогда, – поддерживая уже мою версию, «наш урядник» руками развёл. – В году том, прошлом,так ихняя голодная стая цельную семью крестьян на доpоге подрала, с косьбы они в деревню на возу возвращалися…
– От волков бы кони понесли, - пренебрежительно отмахнулся от нашей версии губернский сыщик. – Они же покуда на сём месте не стали,так ехать как обычно изволили.
– А вы, кстати, по следам той телеги кого-то отправили? - в свою очередь поинтересовалась я у него.
– Конечно же, отправлял, – отвечая, Юрий Петрович издевательски чуть голову склонил. - Да там дальше проезд сухой, развилка тройная,и теряется на том проезде оной телеги след.
– Тогда получается, что неизвестная телега эта с кем-то в засаде на дороге стояла, – обращаясь к Юрию Петровичу, стала делать я выводы. – Кого первoго они встретили, так того и остановили. Ограбили, да и самих увели, выкупа или забавы ради! Светлана, Павла Ильича дочка, девушка видная,такую хорошенькую барышню и без выкупа подальше увезти и кому-то из басурман дорого продать можно. Или вы до сих пор думаете, что с приехавшими гостями поссорившись, Фома Фомич вслед за ними своих подручных в гневе послать решили? Да на телеге! И телега та, гораздо позже выехавши, пролётку догнать сумела?
– Не могла-с... Никак уж на телеге пролётку не догнать-с, - согласился с моими рассуждениями Василий Кондратьевич.
– Разберёмся... Во всём разберёмся… – протянул Юрий Петрович уже с каким-то сомнением в голосе. - Голубчик! – поманил к себе одного из прибывших с ним полицейских. – Собери уж куда-нибудь крови этой! – на днище Павла Ильича коляски показал. - А вы уж, Варвара Николаевна, – повернулся теперь ко мне, - со мной к вашему доктору поедете,иль в поместье возвратитесь?
– С вами отправлюсь, разумеется… – с усмешкой кивнула я.
И пристально глядя, как один из младших чинов его приказание исполняет, снова за самые кончики моих пальцев легонько взявшись, Юрий Петрович любезно в коляску меня усадил, сам же
в полицейскую пролётку сел,трогать велел. Ну и я Прокопу за полицейскoй пролёткой следовать приказала. Немножко замешкавшись, Василий Кондратьевич уже на ходу к нам запрыгнул. Так мы в сторону деревни и поехали: полицейские впереди, мы же тряслись по кочкам за ними.
– Хорошо же вы, Варвара Николаевна, франта энтого столичного на нужное место выставили, – заговорил Василий Кондратьевич. - Знает пусть, что и у нас тут все не лыком шиты... А то приехал к нам в околоток давеча, важный такой, на станового пристава сразу кричать принялся!
– И за что же? – поинтересовалась я.
– Α что барину вашему, Φоме Фомичу, они якобы позволили Прокопа у прежнегo хозяина выкупить, да из участка с семьёй забрать, в крепостные да в кучера вашинские определить… На вас они, Варвара Николаевна, теперича честь по чести записаны...
– Так это он ради меня, - разъясняя, скосила я глаза на бритый Прокопов затылок. - В бреду и горячке всё свои желания выболтала, вот и поступил Фома Фомич таким благородным образом. Может, и решил он даже, будто предсмертные они мои…
