Норбан обмотал рану повязкой, чтобы остановить кровь, вытекающую темно-красной струйкой. Воины не стали его дожидаться, схватили оружие и побежали в темноту. Когда Норбан закончил перевязку, за мгновение до того, как исчез в темноте следом за воинами, обернулся и еще раз передал приказ Париса Фину: «Идите в Анхоф!»
Фин схватился за голову не зная, как поступить. Лотар воскликнул:
— Идем же! — он испуганно потащил Фина за руку в сторону реки.
— Неужели мы просто уйдем⁈ — воскликнул Фин.
Его товарищи посмотрели на него.
— Идем, Фин. Это не наша битва, — произнес Лотар, а Натан лишь развел руками. Это была и не его битва.
— Но так нельзя! — воскликнул Фин. Он остановился, преграждая собой путь. Он часто дышал, а его сердце сильно билось. Ему было страшно, но он хотел предпринять хоть какую-то попытку помочь валлийцам.
— Фин, что мы можем сделать и главное, зачем? — испуганно прокричал Лотар. До этого он всегда избегал опасностей и никогда не участвовал даже в больших драках, а тут была настоящая битва. — Нет, Фин, я не пойду туда. Тем более нам прямо сказали идти в Анхоф.
— Если Париса и его людей убьют, то в Анхофе мы не найдем укрытия, как ты этого не понимаешь? — Фин рассердился не на шутку. Он даже и подумать не мог, что его спутники станут так сопротивляться помочь Парису.
— Честно говоря, Фин, — вдруг сказал Натан, — я тоже большого смысла помогать им не вижу. Кто я для них? Враг! Они осудили меня только за то, что я из Эзилата. Почему я должен вступаться за них?
Фин разочарованно посмотрел на компаньонов, а потом отошел от них на несколько шагов, будто уже согласился с их доводами, но уже через секунду вернулся, полный уверенности.
— Натан, стоят ли их убеждения и твоя обида хотя бы одной жизни? Пусть тебя кто-то обидел или даже нанес тебе вред, но так ли все плохо, чтобы бросить людей в беде? И все ли те люди, которые сейчас бьются там, обижали тебя?
— Нет, не все, но что это меняет?
— А то, что среди них могли быть и те, кто пришел бы тебе на помощь. Тот же трактирщик или Норбан — они заступались за тебя, когда некоторые кидались с кулаками. И теперь мы все это забудем и так просто убежим?
Натан помнил об этом, но ему казалось, что этого слишком мало, и только из-за этой мысли он вдруг почувствовал стыд. В нем играли страхи и домыслы, что все те люди из Ребелы, как оголтелые, озлобились на него, но был ли он в этом уверен? Нет. У него был печальный опыт в Эзилате. Он был унижен, его честь растоптана. Теперь все повторялось, но уже в другой стране, и его охватили обиды. В прошлый раз он убежал от своих обидчиков, а теперь ему предстояло дать бой предрассудкам и доказать, что он не такой, как о нем думают.
— Нет, друзья! — продолжил Фин. — Мы так не можем поступить. Там в бою есть люди, которые не желали вам зла. Они были справедливы, и им сейчас требуется наша помощь! А мы здесь прячемся и боимся, выбираем: сбежать или все-таки постараться помочь! И даже, если бы вы оказались правы: пусть все здесь ненавидят людей из Эзилата. Разве вы не доказали бы им обратное, вступившись против несправедливости? Разве вы бы не показали им, какую они совершают ошибку, относясь к вам предвзято? Моя кровь наполовину эзильская и то, что я вступаю в ряды армии Париса, есть доказательство, что каждый может ошибаться, что предрассудки — это плохо. Натан, ты сам мне говорил, что я не прав. Так поддержи свои слова делом. Делом докажи, что они не правы, и тем самым соверши великий поступок! Там идет сражение добра со злом, и вот почему мы должны вступить в эту битву! Решайте же!
После этих слов Фин, не дожидаясь ответа, скрылся во тьме там же, где и Норбан. Натан хотел бы, чтобы валлийцы получили урок, но, когда он осознал, что смерть — это цена урока, он понял, что это слишком высокая цена. Стоит ли их предубежденность и несправедливое отношение к нему их жизни? И хочет ли он сам оказаться таким же, как они, предубежденным по отношению к валлийцам? Конечно же, нет. Натан сказал Лотару:
— Ну, он прав на самом деле. Хотя мне и страшно, я все-таки пойду.
— Мы же погибнем!
— Ты можешь остаться здесь. Ты не из здешних земель. Это не твоя война.
— И не твоя!
— Не моя, но она меня касается.
Натан быстро зашагал следом за Фином, воодушевленный его призывами, а Лотар еще стоял со стеклянным взглядом, пытаясь принять все ситуацию. Война была не его. Это и было, как он думал, главной причиной, почему он не хотел сражаться. Но что действительно стояло за его нежеланием вступать в схватку? Убеждения или страх, скрывающийся за ними? Как он сможет смотреть в глаза своим товарищам, когда они все будут понимать, что он струсил и не участвовал в сражении?
* * *
Наемников было меньше, но они были лучше обучены и вооружены. По несколько человек разом бросалось на наемников, и те сначала справлялись с напором восставших, но через какое-то время битвы все уже изрядно вымотались. На земле была кровь, люди с обеих сторон были в ней и в грязи. Пало два десятка мятежников и десяток воинов Тита. Раненых было еще больше. Красивые латы были помяты, плащи изорваны. Крестьянские туники были в крови. Обе стороны разошлись в разные стороны для передышки. Никто не ожидал такого напора со стороны нападающих, и никто не ожидал такого ожесточенного сопротивления со стороны защищающихся.
Наемники осадили каструм со стороны ворот, не давая мятежникам выйти. Новобранцев расставили в дозоре вокруг. Парис со своим отрядом скрывался за воротами, планируя дальнейшие действия. Норбан еще не вернулся к тому времени — он засел недалеко от места битвы со своими товарищами, выжидая лучшего момента, чтобы проскользнуть внутрь каструма. В это время их нагнал Фин, Натан и Лотар. Норбан сначала хотел было на них ругаться, но потом передумал и похвалил за храбрость.
— Их там человек пятнадцать, — сообщил Норбан остальным и указал на ворота, — вон там. По округе еще одиночки — с ними проблем не будет.
— Что мы будем делать? — спросил Фин.
— Надо бы подать сигнал Парису, что мы готовы напасть. Если мы ударим с двух сторон, то окружение лисов обернется против них.
— Но как мы нападем в одно время?
— Есть способ. — Норбан достал стрелу, на которой были намотаны какие-то тряпки.
Другие два воина улыбнулись, потому что знали, что Норбан делает. Тот чиркнул несколько раз кресалом и тряпки на стреле пыхнули.
— Готовьтесь атаковать, — предупредил Норбан, натянул тетиву и выстрелил в сторону каструма.
Стрела с шипением отправилась в полет, длиной дугой перелетела над лугом перед каструмом и в самом конце скрылась за стеной. Легионеры взглядом проводили стрелу. Натан заметил, как некоторые из них, кого было видно в свете факелов, уставились в их сторону. Норбана и остальных скрывала ночь.
Ничего не происходило. Ни звука.
— Еще? — спросил один из воинов.
— Нет, ждем, — ответил Норбан.
Внезапно над округой раздался рев рога. Это был Парис — он подавал сигнал к атаке.
— Сейчас! — воскликнул Норбан и выдернул свой клинок из ножен и побежал в сторону Каструма. Все вооружились и последовали за ним.
Ворота каструма отворились и оттуда высыпались люди Париса. Началась вторая битва. Воины громко кричали и бросались друг на друга. Некоторые новобранцы-легионеры побежали в сторону битвы, но были среди них и те, кто стали убегать прочь в темноту. В этот момент у стен каструма появился Норбан, Фин и остальные. Они оказались прямо позади наемников Тита и нанесли им сокрушительный удар. Фин бросился прямиком на Тита, который дрался с Парисом, и изо всех сил ударил его по голове дубиной, которую подхватил с земли. Тит рухнул на землю, но к нему на помощь тут же подлетел Варий и хорошенько приложился Фину по лицу. Из его носа струей полилась кровь. Натан не вступал в бой один на один, но помог нескольким крестьянам совладать с соперниками. В пылу битвы Комес скомандовал солдатам оттащить Тита и отступать самим. Парис не стал их преследовать. Он и так потерял слишком многих.