К ним частенько обращались те, кому нужно было безопасно пройти через горы: странствующие торговцы, посыльные, послы и, конечно же, воины. Но никогда… никогда эти восходители не водили через горы пришлых из Эзилата. Очень уж они не любили этот город и тех, кто оттуда наведывался.

В Ребеле люди всегда припоминали эзилам[3] те времена, когда царские воины взяли долину себе силой — лет двадцать-двадцать пять назад Примот вторгся в свободные земли Валлии со своим войском и поработил ее. Война была кровопролитной для жителей долины и коснулась каждой семьи. Многие из местных тогда пали, пытаясь отстоять независимость, но ничего не вышло. Мало лет с тех пор прошло, и местные слишком хорошо помнили о событиях войны и павших в ней, потому точили ножи и с ненавистью смотрели на солдат и граждан из Эзилата.

Примот же, пытаясь установить свою власть в Валлисе: назначил доверенного губернатора, построил небольшую крепость, где приказал основать новый легион Аквило Вентус и, самое главное — он ввел уйму налогов, загнавшую людей долины в нищету, но народ Валлии никак не хотел подчиняться.

— Люди добрые! — воскликнул, наконец, стоявший на столе мужчина, призывая к вниманию. — Вы все меня хорошо знаете. Мое имя — Парис Валлийский. Валлийским меня прозвали потому, что я отдал свою душу за нашу долину. Я давно посвятил свою жизнь борьбе с Эзилатом. Мое сердце обливается кровью, когда я вижу, как мучается моя страна. Взгляните, — он указал на окно — солнечный свет озарил долину и ярко пробивался в оконный проем, — новый день уже на пороге и пришло время принимать решение. Я явился сюда, чтобы призвать вас к войне против захватчиков. Мне нужны новобранцы, кто хочет вступить в ряды моей армии. Пришло время выбирать: вступить ли в битву или и дальше тянуть плуг рабской жизни под гнетом эзилов! Пришло время выбирать: будет ли новый день действительно новым или так и останется прежним!

Толпа ликующе воскликнула. Почти все, так или иначе, поддерживали войну, к которой призывал человек. Но в толпе были и люди, которые с большой осторожностью отнеслись к пламенным речам Париса. Среди них был староста деревни, который много повидал на своем веку. Он поднял руку, и толпа тут же умолкла, обратив на него свой взор.

— Стоит ли так резко судить? — обратился он к людям. — Все вы знаете, что Энрике Примота недавно казнили, а именно он был человеком, несущим ответственность за наши беды. Иллир — новый правитель Эзилата! Может нам стоит пока не торопиться?

— Как не торопиться, старик? — с усмешкой переспросил старосту Парис. — Пока враг слаб, надо ударить ему в самое больное место! Сейчас! Именно сейчас мы должны взяться за оружие или мы так и будем прозябать в рабстве у Эзилата!

— И что же ты сделаешь? Нападешь со своей армией на обычных людей? Убьешь и так обескровленных? Сожжешь сожженное? Так нельзя! Иллир обещал честно поступать с каждым. Если мы ударим его в спину, разве он станет держать свое слово в отношении нас? Ты приведешь нас к новой кровопролитной войне, как и твой отец. Сколько наших жителей, взрослых и детей, погибло в прошлую войну. Сколько жен осталось вдовами? Все мои братья и сыновья положили головы. Ты хочешь еще крови невинных людей?

— Ты трус! Мой отец защищал нашу землю по праву правителя. Отданные жизни — это цена свободы! Эту цену мы выбрали сами.

— Нет. Одумайся! Свободу можно получить и иным путем. Приди к Иллиру с миром, поговори с ним по чести. Попроси свободы, тогда, возможно, не придется проливать кровь.

— По чести? Просить свободы⁈ Ах ты, жалкий попрошайка! Свободу у нас отняли без какой-либо чести. На нас подло напали! Я никогда не стану просить у эзилов свободы, я заберу ее сам. Ты глупец, если думал иначе.

— Парис, подумай, к чему все это приведет!

— Нет! Как ты смеешь выступать перед гордым народом долины с такими речами?

Толпа вновь закипела — начался спор. Те несколько несчастных человек, которые были за мир, были вынуждены признать свою неправоту перед остальными — они получили достаточно для этого угроз от земляков.

Натан и Лотар стояли позади всей этой бурлящей толпы, пытаясь не привлекать к себе лишнего внимания. Вернее, это Лотар пытался. Он дернул Натана несколько раз за тогу и шепнул ему, что лучше им не высовываться, но Натана слишком разозлила злорадная радость этой местной деревенщины над горем Эзилата. В это мгновение среди толпы мелькнуло знакомое обоим лицо — это был Фин. Он тоже их заметил и незамедлительно выплыл из скопища людей, разливаясь в улыбке.

— Друзья мои, вот и вы! — воскликнул он. — Вас я и жду. Столько упускаете!

— Столько упускаете⁈ — возмутился Натан. — Да как вы можете радоваться горю тысяч невинных людей⁈

Фин опешил от напора Натана. Он и думать забыл, что Натан прибыл к ним в трактир именно из Эзилата.

— Ну а что? Валлийцы тоже настрадались от рук эзилов. Почему бы им не порадоваться? — попытался оправдаться он.

— Глупец! Как их горе может скрасить ваше?

Фин не ответил, зато рядом стоящий высокий мужик услышал слова Натан и тут же влез в разговор:

— Как-как? Пусть страдают нам на потеху!

— Там ведь обычные люди, такие же как вы!

— Эти люди не думали, как мы тут страдаем. Так пусть теперь узнают сами, как бывает тяжело.

— А вам было дело до их страданий? Почему вы решили, что они обязаны думать о вас, если вы о них не беспокоитесь? У всех своя жизнь. Хотите идти войной на Эзилат — идите, но радоваться горю других людей, о которых вы ничего не знаете, это все равно, что рубить все деревья, потому что одно гнилое.

— Все эзилы — злобный скот! У них на уме лишь одно — отобрать у соседей все, что у тех есть! — закричал мужик, нависнув над Натаном.

— Чепуха. Ты об этом по чему судишь?

— По их солдатам. Какие они, такие и остальные!

— Ты бы еще судил обо всех по разбойникам с большой дороги.

Спор Натана с мужиком вдруг оказался громче шума толпы, люди вокруг стихли и стали подтягиваться ближе. Парис все время до этого был где-то в середине зала, но как только заметил, что все внимание людей перешло в другое место, тут же отправился туда.

Парис выглядел неброско. Одет он был в самую обычную серую тунику, потрепанную и испачканную грязью. Ничто не выдавало в нем воина, кроме мускулистого тела. Он был невысокого роста, около метра и шестидесяти сантиметров, но коренастый. Черная кучерявая борода обрамляла его свежее и гордое лицо. Глаза ярко и воинственно сверкали. Он был басой — чурался выглядеть богато.

— Что тут у нас происходит? — спросил он, выйдя из толпы. Руки он держал на поясе, показывая свою важность.

— Этот, — указали из толпы на Натана, — похоже слишком переживает за Эзилат.

— Кто ты такой? — спросил Натана появившийся из толпы старейшина. — Я тебя не знаю.

— Они со мной, — ответил Фин. — Я везу их до перекрестка на Антарсию.

— Но кто они?

— Гости моего отца.

— Я — Натан, портной.

— И откуда же ты, Натан? — спросил Парис. — Неужели из Эзилата.

— Я знаю его! — зашипел кто-то толпы. — Это Алфаят! Портной Примота. На вилы его!

Толпа без паузы кинулась на Натана с воплями, но Парис крикнул:

— Стойте! Дайте ему сказать.

Спустя паузу Натан сказал:

— Именно. Я — Алфаят. И да, я действительно служил Примоту, но это не делает меня человеком, который желает вам зла. И я не стремлюсь отобрать у вас хоть что-то.

«Зато мы желаем тебе зла», — крикнул кто-то из толпы.

— Все с тобой ясно, — сказал мужик, который все это время спорил с Натаном. Он брезгливо плюнул под ноги портному и отошел в сторону.

Фин смотрел на Натана, нахмурив брови. По дороге в Ребелу он и понятия не имел, кого везет в своей повозке. Толпа сначала молча стояла, будто соображала, что делать в данном случае, потом стала роптать, и вскоре в помещении опять раздавались крики. Народ вновь попытался ринуться на Натана, но Парис вновь вступился:

— Тишина! — пронзительно скомандовал он. Когда толпа утихла, спокойным голосом, будто ни в чем небывало, произнес: — Вот это гости, да… Ну а кто твой спутник, Натан Алфаят?