Но что это вдруг попалось ему на глазах. Знакомый старый свиток бумаги, перемотанный красной лентой, скрепленной брошкой в виде птицы. Полярная крачка притянула взгляд Натана к себе. Что-то екнуло в груди у Натана. Он сразу узнал этот свиток. Это было письмо от его возлюбленной — источник его постоянной сердечной боли. Десятки лет он стремился освободиться от этой боли, загружая себя работой. Это письмо хранилось у него в самой глубине шкафа целых тридцать лет. Натан несколько раз хотел избавиться от него, но никогда не решался, а сейчас он вдруг понял, что не зря он его сохранил.
«Как мы были молоды, дорогая моя, Аврелия… О боги, что я наделал…» — с необычайной грустью подумал Натан. Он взял свиток в дрожащие руки, сел поудобнее, облокотившись на несчастный шкаф. В его памяти пронеслись былые года его молодости, когда он улыбался, любил, был любим. Он отдернул ленту и свиток распахнулся, и первые же строки заставили Натана задержать взгляд. Рука его потянулась к лицу, чтобы стереть очередную слезу из-под глаз.
'Возлюбленный мой, свет мой, озаряющий темные ночи, мое сердце наполнилось пустотой с тех пор, как ты покинул наш дом. Я молюсь каждый вечер и каждое утро о том, чтобы тебе сопутствовала удача и Бел-Гоммон и Винина [1] были благосклонны к тебе в твоём странствии, ибо я сердечно желаю твоего возвращения. Я каждый день прихожу к нашему дереву, где когда-то ты одарил меня первым поцелуем, в надежде, что с того холма я смогу разглядеть черное пятнышко, котором окажешься ты, возвращающийся из своего путешествия. Я дарю тебе свою брошь. Я тебе говорила про эту птицу. Эта птица — Полярная Крачка. Она напоминает мне тебя. Каждый год она летит очень далеко в неведомые северные дали, за край мира, но всегда возвращается. Возвращайся ко мне и ты, когда найдешь то, что искал.
Я знаю, что твое дело праведное, что ты отправился в этот путь, чтобы спасти меня, но, боги, как же я молю о твоем возвращении!
Ты подарил мне столько счастья, что я, обещаю, дождусь тебя, как ты и просил. Я чувствую себя хорошо, хоть хворь и сильна. Знай, что я сильнее любой болезни, поэтому буду на ногах, когда ты возвратишься. Я знаю, что твой путь необходим, и буду ждать тебя. Но знай, если ты не вернешься, то я сама отправлюсь к тебе на Север. Я разыщу тебя! Я обещаю, мой Дорогой…'
Письмо было слишком коротким и написано ослабленной рукой. На краю письма остались разводы — бумага там когда-то намокла. Натан всегда был уверен, что это были слезы Аврелии — его любимой, которую он оставил. Натан всю жизнь не переставал себя спрашивать, как же он решился бросить ее? Тогда они были так молоды и счастливы. Мир пестрил красками, ведь их сердца были переполнены любовью. Они сошлись по любви, и казалось, что никто, ни одна живая душа, не могла нарушить их тягу друг к другу, но судьба распорядилась иначе. Аврелия была сильно больна. Никто из лекарей не мог помочь ей, а некоторые и вовсе отказывались пытаться — она была обычной крестьянкой, а в Юкстомаре с ними никто не возился. Сколько Натан не искал помощи, ничего не выходило, пока он не решился на крайнюю меру.
Глядя на этот свиток, в памяти Натана всплыли далекие времена юности, наполненные счастьем и любовью, и дни, когда он решился пойти на Север. Уже с самого детства он был знаком с легендами о древних титанах, обитавших на краю земли — в Таврианской Закраине. Большую часть этих баек ему рассказывала бабушка. Их история была покрыта тайнами, но одно в легендах говорилось точно: древние титаны были потомками богов и когда-то очень давно они прибыли на Землю. Они обладали великими знаниями и мудростью тысячелетий, знали прошлое и будущее мира; их жизни были непомерно длиннее людских и им не были страшны всякие людские болезни. Но в какой-то момент они неожиданно исчезли. От них остались только таинственные легенды.
И, если бы Натан был родом из обычной семьи, то, возможно, он и не вспомнил бы про эти легенды и байки, но в его семье был один человек, который слишком ими интересовался, да так, что первым из юксов отправился на их поиски, потому что был уверен, что они хранят древние знания. Это был дед Натана — Ивенит. Он ушел из дома еще до рождения Натана и больше никогда не возвращался, но, когда бабушка впервые рассказала Натану про деда и цель его странствия, он больше не мог об этом забыть. Как только он понял, что ему не найти помощи в родном краю, в его сердце родилась надежда, что именно в Таврианской Закраине найдется лекарство для его возлюбленной.
Через какое-то время Натан стал думать, что он отправился не только потому, что Аврелии требовалось лекарство, но и потому, что он сам так сильно мечтал найти этот загадочный народ. Эти мысли грызли его изнутри, разрушали жизнь и заставляли его страдать.
Натан вспомнил, как отец его Филимон передавал ему наследство, будучи на смертном одре: ткацкие мастерские, раскиданные по городу Ачиес, родовое имение в надежде, что сын продолжит семейное дело. Но мало было веры у отца в сына. Видел умирающий отец, что не смог он привить Натану любви к портновскому делу.
Отец не зря боялся, ведь Натан был весьма своенравным и действительно не питал большого интереса к шитью. И Филимон не ошибся. Не прошло и пяти лет, как Натан растратил большую часть богатства в поисках смысла жизни, и никто не мог его образумить: ни мать, не многочисленные родственники, ни любимая девушка Аврелия. От всего богатства осталась у него лишь серебряная заколка в виде иглы и кольца — герба высокого, но угасшего рода. Все метался Натан от дела к делу, стараясь понять, чем же ему заниматься, чтобы быть счастливым.
Мечтал он оправиться в далекое странствие, чтобы скрыться от будничных забот и назойливых родственников. И когда случилась беда с любимой, он понял, что это тот самый повод, когда можно покинуть родные места, отправившись на поиски лекарства. Но втайне Натан понимал, что он просто бежит от ответственности перед семьей, засасывающей скуки, необходимости заниматься нелюбимым делом. Он ушел, но обещал любимой Аврелии вернуться. Но не вернулся.
А теперь он сидит у себя в доме, где царит хаос и тревога. Опять эти мысли не дают ему покоя: «Что действительно двигало им в ту далекую пору: желание спасти любимую женщину или желание убежать от опостылевшей действительности?» Этот вопрос терзал его больше всех остальных, и ответить Натан на него не мог до сих пор, или боялся узнать о себе нелицеприятную правду.
На улице уже стало совсем темно. Не понятно, как долго он просидел в этом положении, может час или два. Он сжимал в ладони брошку в виде Полярной крачки и мысленно перемалывал прошлое, настоящие и думал о будущем. В его жизни все стремительно менялось, с болью, словно запекшаяся кровь от раны, отрывалась все надоевшая, но такая привычная жизнь. Старые раны закровоточили с новой силой.
Никогда раньше Натан не понимал так ясно, что все последние тридцать лет были просто побегом, сначала от дела отца, потом от болезни любимой женщины, а затем от страшных воспоминаний.
В тот миг, когда его посетила это осознание, он вдруг отчетливо увидел, как перед ним из ниоткуда появилась Аврелия. Она стояла в нескольких шагах от него и смотрела прямо ему в глаза. Как всегда, не высокая, худенькая, словно хрупкий цветок — ничего не поменялось в ее облике. Ее лицо было молодо и свежо, но глаза были наполнены грустью. Она печально улыбалась.
— Если ты будешь ждать внутреннего озарения, то, возможно, ты прождешь его всю свою жизнь, — сказала она.
У Натана перехватило дыхание. Он не мог понять, что это за наваждение, магия это или послание богов. Аврелия была такой живой, такой прекрасной, такой юной. Он стал тереть глаза ладонями, а когда вновь посмотрел в ее сторону, то больше уже ничего не увидел.
Натан растерянно огляделся вокруг, «Причудилось», — подумал он. Он глубоко выдохнул. Он все никак не мог выбросить слова Аврелии из головы. «Быть может я и правда ждал озарения все эти годы?» — спросил себя Натан. — «Нет… К черту все… Останусь и будь, что будет».
