В заключительной части мы показываем, каким образом используемые в нашем исследовании подходы можно применить для сравнения Советского Союза с другими политическими системами.

Эта книга является переработанной версией издания: Gorlizki Y., Khlevniuk O. Substate Dictatorship: Networks, Loyalty, and Institutional Change in the Soviet Union. London, New Haven: Yale University Press, 2020.

Во второй половине 1930‐х годов в СССР была проведена масштабная чистка номенклатурных руководителей, которую вполне можно назвать кадровой революцией. Герои этой книги – партийные секретари – были одной из первых ее жертв. На смену действовавшему в 1920‐х – первой половине 1930‐х годов поколению местных руководителей пришло следующее. Этих секретарей, прямых выдвиженцев Сталина, с большим основанием, чем предыдущих, можно называть сталинскими.

Массовая ротация кадров, проведенная с помощью репрессий, затронула все слои руководящих работников как в центре, так и на периферии. Эти события, ставшие трагедией для одних и открытием новых горизонтов для других, имели свою специфику в различных звеньях партийно-государственного аппарата, но одинаковую для всех общую предпосылку. Репрессии традиционно рассматриваются как ключевой механизм утверждения и последующего укрепления единоличной диктатуры. Это, конечно, не означает, что масштабы чисток держались на определенном высоком уровне, например заданном в 1937–1938 годах. Чтобы выполнять свою функцию, террор должен быть постоянным, но при этом волнообразным, двигаться от высокой интенсивности к рутинной «умеренности». Иначе раньше или позже он разрушит саму диктатуру и лишит ее необходимой базовой стабильности и предсказуемости. Судьба сталинских функционеров, выдвинувшихся на волне террора 1930‐х годов, служит хорошим примером этой тенденции. Несмотря на периодические чистки, в целом они сохранили и даже упрочили свои позиции как реальная сила советского политического процесса. Достаточно сказать, что именно это поколение руководителей управляло страной вплоть до 1980‐х годов.

В этой главе будет изучаться та часть общей стабилизации сталинской номенклатуры, которая касается корпуса региональных и республиканских руководителей – первых секретарей. В отличие от своих предшественников, большинство из них не только выжили физически, но к концу сталинского правления повторили тот путь консолидации, который прошли секретари революционного поколения, уничтоженные в 1930‐х годах. Этот процесс определялся многими факторами, важнейшими из которых были, несомненно, политика Сталина и его представления о необходимом соотношении репрессий и номенклатурной стабильности. Теоретически ничто не мешало Сталину повторить массовую чистку предвоенного периода, но он этого не сделал.

Сформировавшийся ко второй половине 1930‐х годов слой региональных руководителей в значительной мере отражал характерные черты советской партийно-государственной номенклатуры в целом. Как показывает таблица 1, по состоянию на февраль 1937 года из 166 первых и вторых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий ВКП(б) 38,6 % вступили в партию до 1917 года и во время революции, а 41,6 % – в годы Гражданской войны[72]. Таким образом, основная масса секретарей принадлежала к кругу старой партийной гвардии. Лишь незначительное их количество вступило в партию в годы борьбы с оппозициями, то есть в начальный период утверждения Сталина у власти. В целом это поколение региональных руководителей поддержало слом нэпа, активно участвовало в проведении коллективизации, форсированной индустриализации и репрессий. Однако их лишь отчасти можно было назвать сталинскими выдвиженцами. Свои позиции местные секретари, как и другие функционеры, занимали по праву участия в революционной борьбе и, следовательно, принадлежали к той части большевиков, которые скорее пошли за Сталиным, чем получили от него власть[73].

Таблица 1. Распределение секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий по партийному стажу (в %)

Составлено по: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 278. Л. 19–20; Ф. 477. Оп. 1. Д. 41. Л. 72 об. В 1937 году учитывались 166 первых и вторых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий, в 1939 году – 333, это все секретари обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий (первые, вторые, третьи и секретари по пропаганде).

^a Так эта категория называлась в документах. Очевидно, в нее включались большевики, пришедшие в партию в 1917 году.

^b В 1937 году учитывалась категория 1924–1927 годов.

^c В 1937 году учитывалась категория 1928–1931 годов.

Важной особенностью первой половины 1930‐х годов была относительная стабильность корпуса номенклатурных руководителей, включая региональных. Например, многие первые секретари региональных комитетов занимали посты в течение продолжительного времени. С 1929 года до снятия в 1937 году Западным обкомом руководил И. П. Румянцев (в партии с 1905 года), Уральским (Свердловским) обкомом – И. Д. Кабаков (в партии с 1914 года), Сибирским (Западно-Сибирским) краем – Р. И. Эйхе (в партии с 1905 года), Бурят-Монгольским обкомом – М. Н. Ербанов (в партии с 1917 года). Первый секретарь Чувашского обкома, член партии с 1917 года С. П. Петров находился на должности в 1926–1937 годах. С 1930 по 1937 год Северо-Кавказский (Азово-Черноморский) край возглавлял Б. П. Шеболдаев (член партии с 1914 года). К началу чистки в 1937 году был достаточно стабильным состав корпуса секретарей республиканских компартий. Ряд республиканских секретарей входил в число «долгожителей». C 1928 года занимал свой пост первый секретарь ЦК компартии Украины С. В. Косиор, с 1929 года – А. И. Икрамов (Узбекистан), с 1930 года – Я. А. Попок (Туркменистан), с 1931 года – Л. П. Берия (Грузия)[74].

Важно также подчеркнуть, что перемещения руководителей регионов в первой половине 1930‐х годов осуществлялись, как правило, не репрессивными методами, а путем передвижек внутри номенклатурной системы кадров. Так, снятый с должности первого секретаря Казахского крайкома партии в 1933 году Ф. И. Голощекин, один из виновников страшного голода в Казахстане, был назначен на высокий пост в СНК СССР. Первый секретарь Сталинградского крайкома В. В. Птуха, которым были недовольны в Москве, был перемещен на менее престижную, но все же высокую должность второго секретаря Дальневосточного крайкома ВКП(б). Первого секретаря ЦК Компартии Таджикистана Г. И. Бройдо в 1934 году перевели на должность заместителя наркома просвещения РСФСР и т. д.

Таким образом, секретарский корпус в первой половине 1930‐х годов в значительной степени состоял из тех, кто вступил в партию до революции, в годы революции или Гражданской войны. Это был относительно стабильный контингент, защищенный номенклатурными привилегиями. Помимо подчинения формальной иерархии, он опирался на развитые неформальные связи, патрон-клиентские отношения и круговую поруку («семейственность»)[75]. Первые секретари региональных партийных комитетов являлись, с одной стороны, формальными и неформальными лидерами в местных руководящих сетях, а с другой – сами входили в неформальные сообщества, группировавшиеся вокруг отдельных высших лидеров, членов Политбюро. Такая система облегчала лоббирование региональных интересов и усиливала административные возможности секретарей[76]. Наличие подобных признаков, характерных не только для региональных руководителей, но и для партийно-государственной номенклатуры в целом, очевидно. Вопрос, однако, заключается в том, как трактовать подобные факты. Вернее, можно ли говорить о том, что местные руководители, представлявшие один из важных отрядов номенклатуры и игравшие к середине 1930‐х годов важную политическую роль, были способны хотя бы в какой-то степени диктовать свои условия Сталину, уже достигшему с их же помощью единоличной власти.