Так, 28 декабря 1941 года был снят с должности первый секретарь Челябинского обкома партии Г. Д. Сапрыкин. Его обвинили в том, что он не справился с работой. Это вызвало перемещения в секретарском корпусе. В Челябинск был направлен первый секретарь Ярославского обкома Н. С. Патоличев. На его место послали первого секретаря Куйбышевского обкома М. Я. Канунникова, которого, в свою очередь, заменили первым секретарем Воронежского обкома В. Д. Никитиным. Конец в этой цепочке был поставлен только назначением на место Никитина второго секретаря Воронежского обкома[95]. В течение войны сохраняли свои посты большинство руководителей союзных республик. Исключение составлял первый секретарь ЦК Компартии Молдавии П. Г. Бородин, снятый со своего поста в июне 1942 года за аморальное поведение в эвакуации[96]. Первый секретарь ЦК Компартии Эстонии К. Я. Сярэ попал в плен к немцам и погиб. Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Н. А. Скворцов был освобожден от должности в самом конце войны, в апреле 1945 года, «ввиду болезни», и через несколько месяцев назначен наркомом технических культур СССР[97].
Помимо заметной кадровой стабильности позиции региональных руководителей в годы войны усиливало абсолютное преобладание чрезвычайных методов управления. Руководствуясь принципом «победителей не судят», партийные секретари действовали как региональные диктаторы. Многочисленные свидетельства об этом сохранились в отчетах московских инспекторов. Новосибирский обком под руководством М. В. Кулагина, сообщал работник организационно-инструкторского отдела ЦК ВКП(б) в октябре 1942 года, практиковал выездные заседания бюро обкома, на которых производились смещения и отдача под суд низовых чиновников. Решения выездных заседаний регулярно публиковались в местной печати, создавая впечатление, что бюро обкома (точнее, несколько его представителей) действовало как выездной трибунал[98]. В конце 1944 года другой представитель ЦК следующим образом описывал ситуацию в той же Новосибирской области, находившейся под руководством того же первого секретаря: «Администрирование, частые угрозы, исключения из партии, предание суду были системой руководства кадрами». С начала войны только в 9 районах области из 52 не были сняты первые секретари райкомов или председатели райисполкомов. В ряде районов сменилось по два-три первых руководителя[99]. В Тамбовской области с начала войны до сентября 1943 года на 129 должностях секретарей райкомов сменилось 310 человек, причем только 85 из них в связи с призывом в армию[100]. В Курганской области осенью 1943 года во время уборки урожая были отданы под суд 96 председателей колхозов и 22 бригадира[101]. Подобные примеры в большом количестве сохранились в различных документах.
Внешним отражением прочности позиций региональных секретарей было распространение их мини-культов. Так, в проекте постановления «Об ошибках первого секретаря ЦК КП(б) Казахстана т. Скворцова», подготовленном в марте 1943 года в организационно-инструкторском отделе ЦК ВКП(б), говорилось: «В Казахстанской парторганизации установилась неправильная практика, когда руководители парторганизации вместо того чтобы в своей деятельности руководствоваться решениями партии и ЦК КП Казахстана, выдвигают на первый план личные указания т. Скворцова». На местах принимались решения «о реализации указаний т. Скворцова», проводились партийные дни по изучению его речей. В газетах публиковались приветствия и рапорты в адрес Скворцова и его ответы[102]. О схожей ситуации в Новосибирской области докладывал в ЦК ВКП(б) уполномоченный КПК. Он писал, в частности, о распространении в области следующих характерных бюрократических формул: «Ваши указания, Михаил Васильевич[103]», «Вы проявили ко мне отеческую заботу» и т. д.[104] В Туркмении чиновники называли республиканского первого секретаря ЦК КП(б) М. М. Фонина «хозяином»[105]. Частыми были жалобы на грубость первых секретарей, единоличное решение ими в обход бюро различных вопросов и т. д.[106]
Важным источником влияния секретарей являлась их опора на институты партийной власти. Помимо подчиненности наркоматам и ведомствам, предприятия находились под контролем партийных комитетов. В годы войны вмешательство партийного аппарата в оперативное руководство экономикой усиливалось. «Многое делалось через аппарат ЦК партии, авиационные отделы, секретарей обкомов, парторгов ЦК партии на заводах. Если нашим заводам недоставало металла, древесины, химикатов, материалов, комплектующих изделий и прочего, работники ЦК партии непосредственно обращались к соответствующим предприятиям, требовали во что бы то ни стало выполнить те задачи, которые стояли наиболее остро. Работники отделов ЦК могли обратиться к кому угодно, минуя наркомов или руководителей соответствующих хозяйственных управлений, непосредственно к партийным организациям и хозяйственникам, прямо к тому или иному коммунисту», – вспоминал нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин[107]. Это свидетельство подтверждается документами аппарата ЦК ВКП(б)[108].
В Москве региональные секретари могли действовать как через государственную (СНК, наркоматы), так и через партийную (аппарат ЦК ВКП(б)) вертикали управления. Это повышало их значение как исполнителей директив центра и посредников в согласовании различных межведомственных интересов. Вмешиваясь в сферу компетенций ведомств, они нередко обращались в случае конфликта за поддержкой в партийные инстанции и получали ее. Так, 26 января 1943 года член ГКО Л. П. Берия направил в адрес Новосибирского обкома телеграмму, в которой указывал, что Кемеровский горком партии нарушил постановление ГКО СССР, запрещающее изымать кадры и транспорт у строительных организаций, занятых на важных объектах. Более того, Кемеровский горком объявил выговор одному из хозяйственных руководителей, поскольку он сопротивлялся таким изъятиям. Берия «просил» (именно так сказано в документе) отменить решение Кемеровского горкома и вернуть рабочих. Однако и два месяца спустя рабочие возвращены не были, о чем нарком по строительству С. З. Гинзбург сообщил в ЦК ВКП(б). Работники ЦК встали на сторону кемеровских властей. Находившийся в командировке в Кемерово заведующий отделом по строительству Управления кадров ЦК сообщил в Москву, что согласен с соображениями местных руководителей[109]. Несмотря на то что речь шла о нарушении постановления ГКО, право региональных властей на самостоятельные действия во имя выполнения приоритетных задач в данном случае было подтверждено.
Укрепляя свои позиции, местные руководители, как и в прежние годы, старались избавляться от независимых контролеров, перекрывать каналы информирования Москвы. Особенно ожесточенные столкновения на этой почве происходили между руководителями регионов и уполномоченными Комиссии партийного контроля (КПК при ЦК ВКП(б)) – важной инстанции, постоянно действующей на местах[110]. В конце 1942 года конфликт между первым секретарем и уполномоченным КПК вспыхнул в Казахстане, летом 1943 года – в Мурманской области, весной 1944 года – в Тамбовской области, осенью 1944 года – в Чувашии, в начале 1945 года – в Красноярском крае[111]. Жалобы секретарей в Москву содержали стандартный набор обвинений: уполномоченные КПК не помогают работать, а занимаются интригами; посылают доклады в Москву, не информируя местные власти; пытаются поставить себя над партийными органами. Первый секретарь Чувашского обкома в сентябре 1944 года писал, что уполномоченный КПК «относится к обкому с начальствующим высокомерием как к нижестоящему органу. В таком же духе он воспитывает свой аппарат»[112].
