Мы едем в центр, снова садимся на матату и отправляемся на северное побережье. Дорога занимает около часа. Эди успокаивает меня, говоря, что он наверняка должен быть здесь. Но мы даже не успеваем подойти. Вооруженный полицейский спрашивает, что нам нужно. Эди объясняет, но тот отрицательно качает головой: у них уже два дня нет новеньких. Мы уходим. Я в полной растерянности.

Эди замечает, что уже поздно и если я хочу вернуться к двум, то нужно поторопиться. Но я не собираюсь возвращаться в отель. У меня остался день, чтобы найти Лкетингу. Эди предлагает еще раз посетить первую тюрьму, ибо заключенных часто переводят. Несмотря на страшную жару, мы возвращаемся в Момбасу.

Когда наш паром пересекается со встречным, я вижу, что на нем почти нет людей – только машины. Одна сразу бросается в глаза – ярко-зеленого цвета, с полосой. Эди говорит, что на таких перевозят заключенных. Мне плохо при мысли об этих беднягах, но я стараюсь больше не думать. Я устала, хочу пить и вся вспотела. В половине третьего мы снова в Укунде.

Теперь перед тюрьмой стоит другой охранник, он кажется намного дружелюбнее. Эди еще раз объясняет, кого мы ищем, возникает оживленная дискуссия. Я ничего не понимаю: «Эди, в чем дело?» Он объясняет, что Лкетинга около часа назад был доставлен на северное побережье, откуда мы только что прибыли. Он был в Квале, затем какое-то время здесь, и сейчас едет в тюрьму, где останется до суда.

Я уже тихо схожу с ума. Мы бродили все утро, а полчаса назад он проехал мимо нас в зеленом автомобиле! Эди беспомощно смотрит на меня и говорит, что сегодня мне лучше отправиться в отель, а завтра миссия продолжится, тем более что нам уже известно, где Лкетинга. И тут мне приходит мысль, что я могла бы дать денег, чтобы внести залог.

Недолго думая, я прошу Эди снова поехать на северное побережье. Он не в восторге от просьбы, но соглашается. Мы едем туда молча, и я все время спрашиваю себя: «Почему, Коринна? Зачем ты это делаешь?» Да и что я вообще хочу сказать Лкетинге? Понятия не имею. Меня просто ведет какая-то сверхъестественная сила.

Около шести мы снова у тюрьмы на северном побережье. Там тот же вооруженный мужчина. Он узнает нас и сообщает, что Лкетинга прибыл около двух с половиной часов назад. От этого известия я воспрянула духом. Эди объясняет, что мы хотели бы вытащить этого масаи из тюрьмы и забрать. Охранник качает головой и говорит, что до Нового года ничего не выйдет: над заключенным еще не было суда, а начальник тюрьмы до тех пор в отпуске.

Я ожидала всего, но только не этого. Лкетингу нельзя отпустить даже за деньги! С большим трудом добиваюсь от охранника разрешения хотя бы на десять минут повидать его, так как я завтра уезжаю. И скоро мой масаи выходит во двор. Он улыбается мне. Я глубоко потрясена. Никаких украшений, волосы замотаны грязной тканью. От него скверно пахнет. Тем не менее он выглядит счастливым и искренне недоумевает, почему я здесь без Марко. Я почти готова закричать. Значит, он ничего не замечал? Я говорю, что завтра мы улетаем, но я постараюсь вернуться как можно быстрее. Я пишу ему свой адрес и прошу его сделать то же самое. Он старательно записывает свое имя и абонентский ящик. Я даю ему немного денег, и охранник уводит его. Уходя, он оглядывается, благодарит и просит передать привет Марко.

Мы медленно идем назад. Ждем автобуса в густой кенийской темноте. Только сейчас я понимаю, насколько измучена. Вдруг я начинаю плакать и не могу остановиться. В переполненном матату все смотрят на нас: плачущую белую женщину и масаи. Мне плевать, мне кажется, что сейчас лучше всего умереть.

Уже после восьми вечера добираемся до парома Ликони. Я вспоминаю о Марко и начинаю чувствовать себя виноватой – ведь меня не было больше шести часов сверх оговоренного времени.

У парома Эди заявляет: «До Диани-Бич ни автобусов, ни матату уже не будет». Оказывается, общественный транспорт до отеля перестает ходить после восьми вечера. Неужели такова горькая правда? Мы стоим у парома в темноте. Я обхожу ожидающие машины, чтобы посмотреть, есть ли среди пассажиров белые. Вижу два возвращающихся сафари-автобуса. Стучу в окно и спрашиваю, не подхватят ли меня. Водитель дает отрицательный ответ, говоря, что ему запретили сажать незнакомцев. Автобус забит индусами.

В последний момент на платформу въезжает машина. Нам очень повезло. В машине две итальянские монашки, которым я излагаю проблему. Они входят в положение и соглашаются подбросить нас с Эди до отеля.

Минут сорок пять мы едем через темноту. Я боюсь встречи с Марко. Как он отреагирует? Даже если он даст мне по физиономии, я пойму. Он будет совершенно прав. Я даже хочу этого – может, хоть так приду в себя. До сих пор не понимаю, что на меня нашло, почему я потеряла контроль над разумом. Я только замечаю, что в жизни так не уставала, и впервые мне по-настоящему страшно перед Марко и перед собой.

В отеле я прощаюсь с Эди и вскоре уже стою перед Марко. Он смотрит на меня с грустью, но без крика и длинных фраз. Я обнимаю его и снова плачу. Марко ведет меня в наш домик, говорит со мной спокойно. Я ожидала чего угодно, но только не этого. Он сказал лишь: «Коринна, все в порядке. Я так рад, что ты жива. Я хотел уже идти в полицию, писать заявление о пропаже человека. Думал, больше никогда тебя не увижу… Ты голодна?» Не дожидаясь моего ответа, он уходит и возвращается с полной тарелкой еды. Это выглядит аппетитно. После ужина он спрашивает: «Ты его хоть нашла?» – «Да», – отвечаю я и все ему рассказываю. Он смотрит на меня: «Ты сумасшедшая, но очень сильная женщина. Если хочешь чего-то, иди до конца… Но почему я не могу занять место этого масаи?» Вот этого я как раз не знаю. Не могу объяснить, что за магическая тайна окружает этого человека. Если бы кто-нибудь сказал мне пару недель назад, что я влюблюсь в воина масаи, я бы рассмеялась. Теперь же у меня в голове невообразимый хаос.

В самолете Марко спрашивает: «Что будем делать дальше, Коринна? Решать тебе». Мне трудно передать ему словами, в каком я сейчас замешательстве. «Я найду себе квартиру как можно скорее, но, думаю, ненадолго, потому что хочу вернуться в Кению, может быть, навсегда», – отвечаю я.

Марко лишь грустно качает головой.

Пройдет не менее двух месяцев, прежде чем я наконец найду новую квартиру в верхней части Биля. Переехать будет легко, так как я возьму только одежду и кое-какие личные вещи, оставив остальное Марко. Самое трудное – оставить двух моих кошек. Но, учитывая тот факт, что я все равно ухожу, может быть лишь одно решение. Я продолжаю вести свой бизнес, но с меньшим энтузиазмом, потому что по-прежнему мечтаю о Кении. Я изучаю все, что удается найти об этой стране, включая ее музыку. Я слушаю в магазине песни на суахили с утра до ночи. Мои клиенты замечают, что я стала какая-то рассеянная, но у меня нет никакого желания что-то им объяснять.

Каждый день жду писем. Наконец, спустя почти три месяца, получаю весточку. Правда, не от Лкетинги, а от Присциллы. Она пишет о многом, что не имеет отношения к делу. По крайней мере, я узнаю, что Лкетингу освободили спустя три дня после нашего отъезда. В тот же день пишу по адресу, полученному от Лкетинги, и сообщаю, что намерена снова отправиться в Кению в июне или июле, но на этот раз уже одна.

Спустя еще месяц я наконец получаю письмо от Лкетинги. Он благодарит за помощь и пишет, что будет очень рад, если я снова приеду в его страну. Тут же беру штурмом ближайшее турагентство и бронирую тот же отель на три недели в июле.

Теперь остается только ждать. Кажется, что время остановилось; дни тянутся слишком медленно. Из наших общих друзей верным остался только один, который всегда готов посидеть со мной за бокалом вина. По крайней мере, он, кажется, хотя бы немного меня понимает.

Близится день отъезда, и мне становится не по себе, потому что на мои письма отвечает только Присцилла. И все же ничто не может поколебать меня, ведь я до сих пор убеждена, что только этого мужчины мне не хватает для счастья.