— Ура! Ура! Ура-а-а!
Мы вышли на площадь, запруженную народом. Остановились на крыльце, гвардейцы с трудом оттесняли толпу от нашего свадебного кортежа.
Я поднял руку, толпа взревела и стала затихать.
— Эй! Герцогство Поду! Ты слышишь меня?
— Да! Да!
— У меня самая красивая жена, а у вас самая добрая герцогиня!
— Да! Да! Ура!
— Все меня слышат?
— Да!
— Сегодня я самый счастливый человек, и, если сегодня кто-нибудь не выпьет за нашу прекрасную герцогиню, тот станет моим личным врагом! Вы поняли?
— Да! Да! Ура герцогине! Ура! Ура!
— Празднуйте и веселитесь! А всех девочек, которые родятся через девять месяцев, мы назовем как?
— Орха! Орха!
— А всех мальчиков?
— Корт!
— Правильно! Празднуйте! Ваш ужасный герцог повелевает вам сегодня пить и целоваться!
— Ура! Ура! Ура!
Мы сели в свой экипаж, и под восторженные крики двинулись обратно к замку. У ворот я приказал остановиться, мы вышли, я вытащил заранее приготовленный замок. Вернее, его подобие, но рабочее, дужка защелкивалась внутри, и чтобы открыть нужно было вставить в прорезь штырь с двумя бороздками на конце.
— Что это?
— Замок, моя любовь. А вот ключик... увесистый такой. А вот мостовая цепь. Защелкивай, да, прямо здесь. Вот, а ключик, оп...
— Ты выбросил его в ров в воду... зачем?
— Пусть это символизирует нашу с тобой любовь. Никто и ничто не сможет нас разлучить, как это замок никто и никогда не откроет.
— Смешно, но чудесно. Спасибо!
— А теперь, оп..., — я подхватил Орху на руки и пошел через мост.
— Что ты делаешь?
— Это мой дом, и я хочу чтобы первый раз в качестве хозяйки ты пересекла его порог у меня на руках.
Орха засмеялась, а на той стороне нас встретили наши гости.
— Несет! Сам! На руках! Ура герцогу! Ура герцогине! Ура!
Я так и нес ее до пиршественного зала, по дорожке, усыпанной цветами, и сам зал... цветы, цветы, цветы...
— Откуда это все? Я не видела!
— Ха! Поживешь со мной, еще и не такое увидишь...
— Обещаешь?
— Конечно...
А дальше были тосты, песни, пляски, поздравления. Барон Жу взял на себя основной удар в клубе любителей вина. Я им поставил свое, крепленное, и удалые бароны «убрались» довольно быстро. Дамы хвастались нарядами и украшениями, мужчины выправкой и оружием. Фурор произвел мой сервиз, еще бы, получилось очень стильно и необычно для этого времени. Обычно вся посуда на столе представляла сборную «солянку» из всего, чтобы было в доме, а тут... одинаковое, красивое.
Повара тоже постарались на славу, блюда поражали обилием, вкусом и, главное, подачей и украшениями. Это тоже было необычно, но это все не главное...
А главное... оторвались... После торжественной части с официальными поздравлениями и тостами, после того как все уже расслабились, началась, тоже подготовленная мной, неформальная... Это было, да...
Представьте хор гвардейцев, который поет «Жил-был у бабушки серенький козлик...», а дамы в пышных платьях, играющие в жмурки, а перетягивание каната в исполнение пьяных баронов, и прочее, и прочее.
Наконец настало время десерта, вынесли огромный торт в виде нашего замка, даже флаги были воткнуты, а потом вышли на патио.
— Песню! Песню! Ваша светлость!
— Да я не готовился.
— А для меня?
— Для тебя все что угодно, моя королева...
Призрачно все в этом мире бушующем
Есть только миг, за него и держись!
Есть только миг между прошлым и будущим
Именно он называется жизнь...
Меня поцеловали, и крепко, и вкусно, и горячо.
— Это лучший день в моей жизни... а у тебя?
— И у меня... Люблю тебя.
В общем повеселились славно.
Глава 53
На волоске.
«На волоске судьба твоя, враги полны отваги…
Не продали нам после десяти в родном универмаге…»
Мушкетеры нашего двора.
— Ваша светлость, извините, что… Край прискакал.
— Зови, в кабинет, сейчас спущусь, — я быстро оделся и прошел вниз.
— Ваша светлость.
— Приветствую. И? Почему?
— Герцог Ларода очень плох, по сути, только спит и есть.
— Хака?
— Был сильно ранен, когда они гоняли орденских по герцогству. Поймал стрелу, свалился с лошади, и его сильно потоптали.
— Ух как…
— Живой, кости целы, но была сильная горячка от раны, вроде бы кризис прошел, но лежит в кровати и слаб, как ребенок.
— Понятно. Илоза? И как там вообще?
— Виконтесса Сан с ним. Ее мать с младшей дочкой уезжают обратно сюда, и в свой замок. Обстановка плохая. Кхе…
— Сядь. Липп, налей Краю что-нибудь теплого.
— Спасибо, ваша светлость. Герцогской власти нет, сын герцога пытался начать какие-то изменения после того, как побывал у нас, но после ранения, и его неспособности что-либо делать, все затихло. И даже хуже. Там…
— Говори прямо.
— Я думаю, что герцога попытаются свергнуть. Денег нет, бароны кривят зубы, то есть губы, деревни пустеют, все стекаются в Лароду, если чиркнуть кресалом…
— Дружинники? Гвардия?
— Гвардия, конечно, но там из старых человек двадцать осталось, остальные новички. Дружинники… не знаю, могут и перекупить.
— У тебя там есть люди?
— Да, если что-то начнется, то узнаем быстро.
— Хорошо.
Осень выдалась холодная. Только листья пожелтели, сразу наступили заморозки. Снега не было, но земля застыла и задубела. «Ура» мне, что мы успели собрать, сжать, скосить, убрать, сложить, накрыть, спрятать, закатать, засушить, заквасить, засолить, закоптить, и… порадоваться за все это. Кроме этого, в наших северных деревнях и в баронстве Сан уже стояли длиннющие скотники, где радостно вертели хвостами коровы, овцы, козы, хрустя, пока еще, сеном, и ожидая переход на силос разной степени готовности. Также и в птичниках, зерно было, поэтому не пришлось резать поголовье на зиму.
Приплыл огромный плот с верховья, и все свободные люди, а их стало много после окончания уборки урожая, строили дома, возводили стены города, которые будут обкладываться кирпичом, крыли досками крыши, готовясь к осенним дождям, замазывали дегтем фундаменты и перекладывали печи, там, где не успели сделать это летом.
В замке тоже постоянно шуршали. Стены, потолки, полы менялись на новые, там шкурилось и чистилось, тут красилось и штукатурилось, окна стеклились, трубы тянулись, мебель становилась по местам. Красота…
Я продолжал записывать все, что мог вспомнить. И, если поначалу я старался запечатлеть то, что могло пригодиться здесь и сейчас, то теперь я фонтанировал всем, что только приходило на ум. Писал и чертил сам, потом Лоя слушала и помечала, пока я проговаривал краткие заметки, потом Орха сменяла ее, так как я гнал, как сумасшедший.
Помогли и беседы и споры с моим «научным советом», Греем и приехавшими из Лароды учеными, теперь их было четверо. Зацепившись за какую-нибудь тему, мы вшестером, пардон, ввосьмером, еще две девушки, которые не пропускали наши диспуты, «разматывали» идею от «а давайте померим шагами» до «отвлечемся от практики и вернемся к теории» … Ученые мужи, как бы помягче сказать, немного… вернее, очень сильно, обалдевали от моих теорий строения вещества, физических законов, структуры космоса, социальных взглядов. Спорили, высмеивали, недоумевали, соглашались, ругались, задумывались, пытались опровергнуть, отворачивались, ловили в коридоре с новой идеей или вопросом, объединялись все вместе, чтобы «зажать» меня, рисовали и перечеркивали, стирали рукавом, орали друг на друга, отпивались чаем и вином, фыркали и взмахивали руками, топали ногами и лезли обниматься, задумывались в прострации и радостно скакали по библиотеке.
— Мы вращаемся вокруг светила?
— Да, оно в триста тысяч раз больше, и мы вращаемся вокруг него.
— Цвет — это отраженный свет?
— Да, ваша куртка поглощает все цвета, если утрировать, кроме зеленого. Зеленый свет отражается, и мы его видим.