— Понравилось?
— Да, конечно...
— Баловство...
— А ну тебя, скажите ему, ваша светлость...
— Баловство, но полезное. Бойцу надо в бою видеть, где его товарищи. Это раз. И двигаться резко, и ногами перебирать проворно, а руки у вас оружием заняты, так что полезно. И отдых хороший...
— Ничего себе отдых, чуть не сдохли...
— Но встряхнулись же, вот и хорошо... еще детишек научим. .
Через несколько дней, погуляв по лесу, кавалькадой приближались к замку. Немножко проветрились, и это хорошо. Проблемы улеглись, голова отключилась от повседневных нервотрепок, и на душе стало спокойнее. Гвардейцы переговаривались за спиной, споря об истории... да-да... я им немножко рассказал о «сотворении мира» в версии два-ноль, если первую считать божественной, а эту научной. «Святоши» бы меня распяли, Грей бы ринулся спорить, а мои бравые ребята слушали, открыв рот, привыкнув, что у герцога слова не расходятся с делом, и, если милорд сказал, что все мы были волосатыми обезьянами, но так как всем нравятся те, что более голые... и эти... побольше, то постепенно волосы исчезли, а фигуры выпрямились. Спорно, конечно, вроде по современным понятиям, ха, по «современным» ..., мужчина встал на две ноги для того, чтобы в руках нести подношение для женщины. С определенными намерениями, естественно... Этого я уже не стал говорить, хватит с них и пещерных людей, и рабовладельческих империй. Вот ведь, здесь же тоже должны были быть то, что предшествовало феодализму, а я ничего не знаю. Знания и открытия же доходят до нас как-то, и откуда-то, почему не знаю? То ли моя память истории выбила из головы историю этого мира, то ли герцогство Поду находится в такой... впадине ойкумены, что до нее доходят только выжимки, имеющие практический и прикладной смысл, а все «высокие материи» остаются за бортом купеческих галер и переселенческих караванов. Печалька...
Орха ехала притихшей возле моего левого плеча.
— О чем задумалась, моя шоколадка?
— Ты мне конфеты еще не показал, а уже шоколадка. Может это плохие слова?
— Нет, это вкусные и сладкие слова.
— Ты говорил про дальние страны. Более прод...
— Продвинутые?
— Да. Там, где лучше. Ты не уедешь туда?
— Без тебя нет.
— А если оттуда...
— Что?
— Приедет... девушка... умная и понимающая, как ты, а не как я, и ты...
— Виконтесса Орха Окар, вы ругали меня за мою нерешительность и неверие в собственные силы, позвольте и мне поругать вас...
— За что?
— За неверие в собственную красоту, за неверие в собственную исключительность и привлекательность, за сомнения в том, что вы можете понравиться мужчине, за страх того, что вас могут променять на кого-то...
— Мужчине... нет, а герцогу? А тебе?
— Солнышко мое, ты добрая, умная и сильная, именно это мне и нравится в женщинах, еще и красивая... вся... а уж, — я обернулся, убедившись, что нас не подслушивают, — а уж попа... ты знаешь, у тебя не попа, а произведение искусства, надо попросить художника, чтобы он мне нарисовал картину «Любимый сон герцога Корта Поду — попа виконтессы Орхи, выглядывающая из ванны...»
— Только попробуй!
— Обязательно сделаю.
— Не смей. Добрая, умная, сильная... а мужчина какой должен быть?
— Умный, сильный, добрый, чуть-чуть местами поменять.
— И это все?
— Нет, конечно. Но, если он умный, то поймет, что нужно сделать, чтобы жизнь была лучше, если сильный, то сможет этого добиться, а, если добрый, то и людям вокруг него будет хорошо. Жаль, что я не такой.
— Такой-такой...
— Не-а, но я стараюсь.
Все отболит, и мудрый говорит -
Каждый костёр когда-то догорит.
Ветер золу развеет без следа.
Но до тех пор, пока огонь горит,
Каждый его по-своему хранит,
Если беда, и если холода...
— Ваша светлость, смотрите, что сзади делается.
Я обернулся, за нами со стороны леса двигалась багровая туча, видны были косые струи дождя и молнии, беснующие в тени.
— Хорошо, что успели, хотя помылись бы хоть...
Сзади загрохотал раскатистый гром, гвардейцы ускорились, а я, наоборот, придержал коня. Липп, глядя на меня, тоже натянул поводья.
— Никто и никогда не сможет напугать герцога Корту и заставить его убегать галопом.
Успели, дождь закапал, когда мы въехали во двор замка.
— Приветствую, ваша светлость, — Луц выскочил навстречу, — у нас без происшествий. Зая, беги к поварам, пусть ужин готовят.
Гроза налетела и вдарила изо всех сил. Гром гремел не умолкая, молнии хлестали над головами, большинство било по башням замкам, возвышающимся над всей окрестностью, громоотводы искрились, змейки разрядов ветвились по железу и уходили в землю в местах заземлений. Смотрелось жутко, на той стороне реки вспыхнуло большое дерево, но у нас все прошло штатно. Я боялся, что сырое железо не выдержит разрядов, но толщина штыря победила качество.
— Я думала, что сгорим, — Лоя, пришедшая на ужин, показала на окно. — Год назад гроза была слабенькая, не такая ужасная, так и то крыша на башне сгорела. Прямо в твои, Корт, эти железные палки все молнии били.
— С курганов гром пришел, — Орха опять оставила последнее слово за собой.
— Да, каменная баба прислала мне весточку, чтобы не забыл, что я ей обещал.
— Кто, ваша светлость? — Грей поднял голову от тарелки.
— Что обещал?
— Мы нашли старые курганы, я думаю, что в них погребен кто-то значимый для этих мест в прошлом. А обещал... вести себя хорошо, не хулиганить, кушать по утрам кашу и не ругаться... вслух хотя бы...
Глава 51
Страда.
«Я узнал, что у тебя есть огромная семья,
И тропинка, и лесок, в поле каждый колосок...»
Прокурорская проверка.
Герцогство охватил дух «хомячества». Я уже говорил, что, когда я здесь только «проявился», меня поразило насколько местные безалаберно относятся к запасам на «черный день». Собрали, съели, закончилось, тогда уже ищем, где найти следующее. Запасы зерна, овощей и копченного мяса, конечно, были, но не более. Теперь же все напоминало растревоженный муравейник... Везде на полях кто-то копошился, шныряли подводы, куда-то пустые, откуда-то груженные колосьями, зерном, мукой, овощами, бочками, корзинами...
Да, и народу прибавилось. Со всех сторон текли ручейки переселенцев. И из леса возвращались беглые семьи, и с гор спустились семьи пастухов, я им выделил земли в предгорьях под деревню, объяснил, что нет смысла всем, да еще и с детьми, сидеть в горах, пусть по сменам пастухи ходят и достаточно. Ехали и из Лароды...
— Ваша светлость, там в наши пустые деревни народ проситься, вернее, как просится, уже живут. Спрашивают, не погоним ли?
— Пусть живут, староста там есть? Пусть только помнят, что теперь они подданые герцога Поду. А чего они там?
— Говорят, что в Лароде совсем плохо стало, власти никакой...
— Да, куда же бедному крестьянину податься... Вот еще кто-то скачет...
— Ваша светлость, амбары полные, куда складывать будем? И под рыбу с мясом тоже...
— Скажи, Луцу, что я приказал, пусть всей дружиной быстро соберут еще один. Доски есть? Вот, а мясное и рыбное... у тебя же холодильник пустой. Я знаю, что льда пока нет, но места-то там... вагон, в смысле много, а потом уже и лед напихаем, а так, чего пропадает за зря.
— Ваша светлость, накосили... на пять лет вперед, куда...
— Сушим и в стога, погода пока позволяет. Да, собирайте в большие скирды, а сверху из досок крышу соорудите. Что? Рак все доски себе? Скажи, что я приказал выделить, там надо-то, а из горбыля и стенки можно собрать. Нет, чего ты так мелко мыслишь, здоровый сеновал сделать, вот как стенка, и длинный, а ты думал...
— Ваша светлость, старосты спрашивают куда...
— У себя пусть хранят, и если сгноят что... я их...
— Милорд, иван-чая набрали и фермен... сделали, как вы показывали.
— Много?
