Снова раздается возня, шорох, а потом Рейз говорит:

— Тебе надо поспать.

— Но…

— Я подежурю.

Вероятно, Исольда колеблется, потому что когда я снова слышу голос Рейза, то прямо вижу негодующую ухмылку на его лице:

— Не занудствуй и не беси меня.

Исольда фыркает, но не спорит. Через мгновение я чувствую исходящее от нее тепло, когда она устраивается на камне в нескольких сантиметрах от меня, и слышу ее ровное дыхание. Несколько беспокойных часов мы отдыхаем на плоских холодных камнях, прижавшись друг к другу, чтобы согреться.

Я просыпаюсь достаточно рано, чтобы увидеть, как встает солнце, а небо медленно меняет цвет от розового до серебристого, а потом — незабудкового голубого.

При свете дня каменная площадка выглядит ничуть не дружелюбнее. Мы находимся на дне глубокой расщелины, белизна тянется во всех направлениях. После векового запустения плющ и серые потеки пытаются занять место в сердце горы, но мне все равно тяжело смотреть на такую яркую поверхность.

Наконец Исольда просыпается. Олани, которая обычно встает до рассвета, тоже с трудом выбирается из объятий сна.

— Рейз! Ты меня не разбудил! — сурово ворчит она, постанывая от боли и поднимаясь на ноги.

Он дрыхнет на камне в паре метров от нее, подложив руки под голову.

— М?

— Тебе еще больно, — поворачиваюсь я к Олани. — Я подумала, что вам лучше выспаться.

Она зевает:

— Ты думаешь, я раскисну из-за одного укольчика стрелой?

Олани наклоняет голову к Исольде. Моя сестра старательно делает вид, что еще не проснулась, и безуспешно прячет лицо, пытаясь прикрыться короткими волосами. Олани тычет ее в бок.

— Мне все равно, чего ты хочешь, — бубнит Исольда. Вяло потянувшись, она начинает шевелиться.

— Сол. — Я не знаю, что сказать. Я хочу сказать: мне жаль, что наши пути разошлись. Мне жаль, что тебя превратили в лису. Мне жаль, что я тебя испугала. Мне жаль, что тебе пришлось волноваться. Мне жаль, что я вот так все заканчиваю.

Но я не умею произносить такие слова, поэтому просто спрашиваю:

— Как твоя нога?

Наши две таких одинаковых пары темных глаз смотрят на ее штанину, обтягивающую опухшую, забинтованную, деформированную лодыжку.

— Уже лучше, — врет она, пытаясь улыбаться.

С тихим стоном Олани наклоняется и обхватывает рукой голень Исольды. Тоненькая нога почти полностью помещается в ее ладони.

— Ах ты врунишка, — бормочет целительница. — Тебе же адски больно.

Исольда нахохливается и глядит на меня.

— Я стараюсь держать лицо!

Олани вздыхает. Она медленно и глубоко дышит, потом закрывает глаза, сосредоточенно морщится.

— Погоди, — говорю я и накрываю ее руку своей. — Тебе хватит сил?

Олани молча смотрит на меня.

— Давай помогу.

Не могу не заметить, что на вопрос она не отвечает.

Внезапно к нам подходит Рейз, потягиваясь на ходу.

— Доброе утро, — зевает он, напуская на себя чересчур бодрый вид.

Я беру Исольду за руку. Она сжимает мою ладонь, пока целительная сила Олани перетекает в сломанную лодыжку. Потом расслабляется:

— А вот так и правда лучше.

Олани улыбается, откидывает со лба выбившиеся из прически пряди.

— Все равно ты пока никуда не пойдешь.

Мы делим скудный, жалкий завтрак из найденных в аптечке Олани съедобных трав и обсуждаем то, что неизбежно должно произойти.

— Значит, идем мы с Рейзом, — подытоживаю я, обхватывая себя руками. Это не так просто, потому что поверх платья я набросила его страшно непрактичную куртку, чтобы прикрыть руки и плечи. Пришлось подвязать ее на талии и закатать манжеты. Рейз остался в нижней рубахе с длинными рукавами, подрезанной для удобства, а Исольда вообще сидит босиком, потому что мягкие сапожки, подаренные фейри, мне сейчас нужнее, чем ей. — Вы обе ранены, и мне очень не нравится оставлять вас одних, но…

Исольда кивает:

— Хоть нравится, хоть нет, но надо поскорее все закончить.

Не знаю, что сказать. Это было ее приключение, и вот мы подходим к его завершению. Мне бы испытывать облегчение, но я тревожусь как никогда.

Олани глубоко вздыхает:

— Ты права. — Она истощена и ранена, но ее темная кожа по-прежнему нежно сияет, когда она складывает руки на груди. — Я пока подумаю, как можно ускорить заживление. А вы идите в Хранилище.

Рейз кивает, но, когда переводит взгляд на пятна крови на одежде Олани, вид у него становится виноватый.

— Олани, мне так жаль. Это я напортачил. Не надо было тебя втягивать.

Она приподнимает бровь:

— Втягивать?

— Я… Ну, ты поняла, о чем я. — Он отводит глаза.

— Рейз. — Она наклоняется и тихонько толкает его локтем, пока он снова не поднимает на нее взгляд. — Я не ошиблась. И пошла с тобой сюда только потому, что так хотела.

— Сюда?

Она окидывает взором бледный пейзаж, а потом иронично усмехается уголком губ:

— Ты понял, о чем я.

Рейз все еще сутулится:

— Но Лейра…

— Она жадная до власти убийца, и ее нужно остановить. Я намерена приложить к этому руку.

— А сокровища?

— А сокровища не помешают. — Она на секунду кладет голову ему на плечо — это короткое полуобъятие напоминает, как мы с Исольдой делали то же самое. Наконец, Рейз расслабляется и даже улыбается ей в ответ.

Исольда пристально смотрит на свою забинтованную лодыжку, будто чистый гнев поможет костям быстрее срастись. Я знаю, насколько она огорчена. Я знаю, что ей ничего не хочется сильнее, чем быть защитницей, героиней.

— В следующем походе я постараюсь не получить травму как раз в тот момент, когда все налаживается.

— Но… — Я собираюсь ответить и не могу. Следующий поход? Она что, серьезно? Тот наш спор — это был просто эмоциональный порыв, как и другие ее решения. Это было еще до мира фейри, до ее превращения в лису, до сломанной лодыжки, до почти смертельного исхода. Не может быть, чтобы она решила отвернуться от дома. — М-мы же идем домой… — заикаюсь я.

— Что не так? — спрашивает Рейз.

Исольда его игнорирует.

— Да, мы идем домой. А потом… Мы уже это обсуждали, Сили. — Она снова пытается опереться о землю и встать на ноги, скрежеща зубами.

— Нет. — Мой голос дрожит. — Нет, нет, нет. Я же старалась все исправить. Я так старалась. — Я спасала ее, я делала все, что должна, я изо всех сил была такой сестрой, как она хочет, чтобы ей не пришлось уходить. — И ты все еще намерена меня бросить?

Исольда вздыхает, и я слышу разочарование в этом вздохе. Ее терпение истощается от боли и усталости:

— Дело не в тебе, Сили. Иногда причина вовсе не в тебе. Не бывало у тебя такой мысли, а?

Я в шоке. Даже Рейз и Олани вздрагивают и отводят глаза. Исольда никогда со мной так не разговаривала. То есть мы, конечно, много раз ссорились. И мне каждый раз больно. Горло сжимается, мне приходится очень сильно собраться, чтобы замолчать, не заплакать, не опозориться перед моими новыми друзьями.

— А может… — начинает Рейз.

— И между прочим, я предлагала тебе присоединиться! — перебивает его Исольда. Она повысила голос, и он отдается эхом, обрушиваясь на меня каждым отзвуком. — Я предлагаю то, что тебе по силам, но ты все время просто хочешь спрятаться за мной — как не можешь спрятаться за Мами — или за любым оправданием.

Кажется, причина ее злости в чем-то другом. Не знаю, почему она вызверилась на меня. Утренний воздух слишком жаркий, мое собственное тело слишком неудобное, и я сжимаю кулаки, сдерживаю магию и слезы, и…

Исольда хромает ко мне, и я вздрагиваю. Она стоит прямо передо мной, мы одного роста, так что не смотреть ей в глаза не получается.

— Посмотри на меня, — говорит она уже тише. — Посмотри на меня!

— Не понимаю, — всхлипываю я. Не знаю, чего она от меня хочет. — Я просто… просто… просто не хочу с тобой расставаться.

— Ты просто хочешь, чтобы все было так, как до нашего ухода. — Исольда больше не кричит, но в ее голосе четко слышны незнакомые жесткие нотки. — Но так не будет, Сили. Ты подменыш. Ты способна призывать молнии с небес и возводить огненные стены, и…