***

Острова из красного гранита с торчащими в серое небо острыми копьями елей проплывали мимо. По озеру стелился туман, приглушая звуки. Впрочем, кроме шума мотора их лодки других звуков не было — над туманным озером висела пустая тишина.

Иван сидел на корме, одной рукой держа рулевое весло, и задумчиво глядя в даль. В другой его руке дымилась самокрутка. Глядя на него, Смолина могла представить, как выглядели древние жители этих мест — охотники, промысловики, добывающие пищу охотой и рыбалкой. Суровые, молчаливые, поклоняющиеся неведомым нынче богам. И приносящие им кровавые жертвы. А что если они с щуплым Виталиком — тоже жертвы? Дар немилосердным языческим идолам, притаившимся в тумане Ладоги? И на самом деле Иван везет их не для того, чтобы помочь разоблачить сектантов, а чтобы принести в дар Светорожденному? Они просто исчезнут в этом промозглом осеннем тумане. Про них также скажут: вошли в деревню — и не вышли. А их обугленные трупы будут глодать дикие звери на каком-нибудь безлюдном острове, коих в окрестностях сотни...

Анна сбросила наваждение. Не хватало еще параноиком стать! Она взглянула на Ивана — казалось, в его глазах был такой же туман, который покрывал Ладогу. О чем он думает? Вспоминает племянницу Тайми? Вынашивает план кровной мести? Или прикидывает, что можно взять с незадачливых городских, возомнивших себя детективами, если завести на безлюдный остров? Двустволка Ивана покоилась на дне лодки у ног рулевого. Иван заметил ее взгляд.

— Не бойся, Айно, — глухим голосом произнес отшельник. — Заговоренные пули поразят нечестивцев.

— Почему вы называете меня Айно?

— Ты красивая, как она, — старик криво улыбался, показывая пустой рот с остатками зубов. — Айно покончила с собой, лишь бы не достаться старику, за которого ее сосватали. Утопилась в озере.

Анна посмотрела на несущуюся мимо воду цвета стали. Ладога — настоящее море, в котором нередки сильные шторма. Температура наверняка близка к нулю, а это значит, что в ней даже опытному пловцу не продержаться и пятнадцати минут. Оказаться в ее водах на такой лодке с безумным капитаном — действительно похоже на самоубийство.

Виталик словно прочел ее мысли, и сильнее вжался в днище лодки. На его месте Анна бы не питала ложных надежд — под многократно залатанным деревянным дном проносилась черная бездна.

— Какая здесь глубина? — крикнул сквозь шум мотора Виталик.

— Тебе хватит. В шхерах немного, а как на открытую воду выйдем — метров двести будет.

Дико было думать о том, что от бездонной глубины их отделяют полугнилые доски.

Шхеры ладожского залива были синапсами Анны, темными закоулками души. Смолина блуждала по этому лабиринту, в поисках полумифического острова, а под ногами разверзлась бездонная ледяная мгла. Вот только что будет, когда она найдет этот остров?

Впереди показался просвет между бесконечных островков, и лодка с разгона вылетела в пустое пространство Ладоги, словно в вакуум. Вокруг, насколько хватало взгляда, была только вода до самого горизонта, утопающего в тумане. Подул ветер, на теле Ладоги появилась сильная рябь.

— Турсо не доволен, — пробурчал старик, глядя на воду.

— Кто? — испуганно спросил Виталик.

— Вечный Турсос — тот, кто живет во мраке глубин, — сказал старик, не отрывая взгляда от тумана. — Потому по Ладоге мало ходят корабли. Это вотчина Турсоса.

— Похоже на местные сказки, — неуверенно сказал Виталик.

— Сказка такова до той поры, пока не встретишь ее в жизни, — меланхолично сказал старик.

— Вы видели его? — осторожно спросил Виталик. Старик кивнул.

— Не многим удавалось выжить после встречи с Ним.

Старик кивнул на непонятные символы, вырезанные ножом на лодке.

— Руны прибоя. Чтобы вернуться обратно.

Анна вгляделась в туман. Ветер гонял его обрывки, смешивая с брызгами воды, и на скорости действительно могло показаться, что призрачные тени поднимаются из недр Ладоги. Смотреть вниз не хотелось — темная гладь воды не позволяла взору проникнуть внутрь, и казалось, будто кто-то огромный наблюдает из глубин.

— А я думала, Ладога не обжита из-за радиации, — заметила Анна. Старик ухмыльнулся.

— Люди всегда ищут объяснение, которое пугает их меньше всего. Хейнясенмаа — царство Маны. Герой Калевалы по имени Вяйнямёйнен как-то отправился в загробный мир. Он отделен от мира живых большой водой. Подойдя к реке, Вяйнямёйнен увидел на берегу дочь Маны, и стал ее просить перевезти его на лодке на другой берег, в загробное царство. После долгих уговоров Вяйнямёйнен добился своего, и теперь дочка Маны едет в лодке.

Холодные мурашки пробежали по спине Анны от голоса Ивана. Тот вновь взглянул на Смолину, криво улыбнулся и полез в карман. Анна с настороженностью ждала, что он оттуда достанет. Иван вынул руку и протянул что-то Смолиной.

— Держи, женщина, запретный плод Эдема.

В его сморщенной руке было яблоко. Словно змей-искуситель, соблазняющий Еву познать тайные знания, Иван вез ее на запретный остров.

Руна 6.

«Дочка Туони, дай мне лодку,

Дай паром мне, дочка Маны,

Чтобы реку перейти мне,

Чрез пролив туда добраться!

Туони, дочка-невеличка,

Небольшая дева Маны,

На реке стирала платье

И белье там полоскала

Туонелы на черной речке,

Маналы у вод глубоких,

Говорит слова такие

И такие молвит речи:

Пригоню сюда я лодку,

Если скажешь ты причину,

По какой пришел к нам в царство,

Не похищенный болезнью,

Не убитый грозной смертью

И ничем не умерщвленный».

Калевала

Из куколки вылупляется ночная бабочка — мотылек. То, что поначалу выглядело, словно мертвый кокон, несло в себе жизнь. Аня знала: сначала появляется яйцо, затем — гусеница, которая превращается в куколку. И только потом из куколки появлялось нечто прекрасное. Жаль только, что ненадолго — бабушка Виена говорила, что они живут всего пару недель.

Мотылек — существо ночное. Бабушка Виена говорила, что мотыльки боятся аромата пряных и острых специй, и потому она часто окуривала дом травами.

— Потому как мотыльки — вредители для хозяйства. Благо, их летучие мыши поедают, — поясняла бабушка. — Хотя у каждой букашки есть свое предназначение.

Аня подумала — может потому мотыльки так часто любили летать вокруг свечи, которую зажигала бабушка по вечерам — искали свое предназначение? Девочка любила смотреть на этих маленьких смельчаков, отважно нарезающих круги вокруг жаркого пламени. Наверное, подумала Аня, пламя свечи кажется им огромным солнцем.

Аня втайне надеялась, что мотыльки не глупые, и не решатся лететь прямо в горящий огонь — но они летели, и девочка всегда старалась их отогнать. Она никак не могла взять в толк: неужели эти глупышки не понимают, что пламя сожжет их дотла!

Лишь когда Аня выросла, уже в институте она узнала, что мотыльки ориентируются на свет, в том числе — свет луны. Поэтому они летают вокруг лампы, принимая ее за ночное светило. Сто девяносто миллионов лет мотылькам ничего не мешало в навигации, но потом появился человек со своими искусственными светильниками.

И с тех пор мотыльки сгорали в огне свечей, к которым так отчаянно стремились.

***

Лодка продолжала нестись вперед, разрывая туман, белым молоком заливший поверхность озера. Иногда из этой дымки выныривали гранитные острова причудливой формы — совсем маленькие, размером с комнату в питерской общаге, в которой Анна жила когда-то; иные — побольше, с острыми скалами, поросшими редкими деревьями.

— Смотги! — Виталик округлил глаза и указал пальцем куда-то в туман.

Из молочной дымки показался силуэт невиданного чудища. Он был похож на огромную рыбу, выброшенную из воды, простершую к небу иссохшие плавники.