Размышляя таким образом, я дрожащими руками натянул гетры и поправил саблю. Кровь отхлынула от лица, и я, словно овца, ведомая на убой, уныло поднялся по лестнице.

Стараясь не привлекать внимания, я напялил фуражку и, показав часовому пропуск, растворился в толпе Китайской улицы. Но даже тут мне казалось, что я как на ладони. Так и не набравшись храбрости, я вышел на Торговую, где мой взгляд остановился на великолепной парикмахерской. Недолго думая, я зашел туда и уселся в кресло. В зеркале отразилось мое болезненное лицо. Помню, я смотрел и смотрел на него...

Дальнейшие события мне крайне трудно описывать, но череда этих непростительных проступков составляет самую суть моей исповеди.

Оставив у цирюльника кругленькую сумму, я безучастно направился к Торговой (или нет?) улице. Я задумчиво глазел на витрины, проезжающие мимо грузовые вагоны и вывешенные в парке театральные афиши, пока наконец не оказался у дверей «Серебряного месяца».

Не помню, что именно я чувствовал в тот момент, но моя врожденная трусость никак не позволяла обратиться в тайную полицию с косвенными доказательствами. Нет, я не оправдываю собственное малодушие, но тогда я и впрямь не был до конца уверен в своих умозаключениях.

Обескураженный последними событиями, я то и дело возвращался мыслью к тайне кинжала Нины, будто эта загадка скрывала в себе спасительную надежду. Увы, я совсем позабыл о вопросе, который так остро волновал меня прежде: кто такая хозяйка гостиницы — мой друг или мой враг?

Ступив на путь глупых, пустых фантазий, я был глух к доводам разума. Да и что мне оставалось, как не следовать за этой призрачной надеждой?.. Еще было не поздно явиться с повинной и внести в ситуацию ясность. Если б вы знали, как я этого хотел, но... Я уже стоял у дверей похожего на буддийский храм здания, фасад которого украшали серпентин и цветное стекло.

Когда я вошел в «Серебряный месяц», было два или три часа пополудни. Обо мне кто-то доложил, и вскоре из покоев, как и вчера, выбежала пышущая здоровьем хозяйка с прической марумагэ.

«Проходите, проходите!» — громко пригласила она.

Я пробыл в гостинице до одиннадцати вечера. Тайная комната поражала своим великолепием. Отделанная со вкусом, она изобиловала изящными предметами утвари и органично оттеняла образ очаровательной хозяйки. В воздухе витал пряный аромат Дальневосточного Парижа, исполненный японской эротики и гротеска...

Излишне уточнять, что, едва пригубив душистого саке, я и думать забыл о мрачных тайнах, которые со вчерашнего вечера не давали мне покоя. Благодаря умелым приемам хозяйки я ощущал себя как никогда раскованным и бодрым. Страхи улетучились, и кажется, я был готов ко всему.

Спустя некоторое время я совсем раскрепостился и почувствовал сладкое опьянение. Дважды я заходил в ванную комнату, и благодаря прохладной воде голова моя слегка прояснялась. Осознавая, что превратился в собственную противоположность, я ухмылялся.

Хозяйка никак не касалась вчерашних событий, да и о серебряном портсигаре не упоминала. В приступе странной откровенности мы рассказывали друг другу о себе. Обычно неразговорчивый, я задорно болтал и травил байки из собственной жизни, а хозяйка поведала мне о господах, с которыми встречалась в Нагасаки, Токио и Шанхае. По ее словам, смолоду сдержанные мужчины в зрелом возрасте становятся более пылкими, к тому же они самые надежные. Но ей вплоть до сего дня не посчастливилось встретить такого. Рассмеявшись, хозяйка подала очередную чашечку саке, которую я с улыбкой принял. Меня так и подмывало спросить: «А как вам Тонаси?», но вдруг я услышал из ниши, что была за спиной, странные звуки: «ти-ти-ти... тии-тии-тии... ти-ти-ти». Это же сигнал SOS! Я удивленно обернулся. Только что хозяйка рассказала, что в нише токонома установлен звонок для срочных сообщений.

— Подождите. — Сдерживая улыбку, женщина степенно поднялась и оправила одежду. — Здесь есть подвал, о котором знаю только я. Не беспокойся, Тандзиро[1].

Толкнув вращающуюся дверь, она скрылась в чулане.

Тогда я думал, что нахожусь в безопасности. Вероятно, хозяйка искала в моем лице сообщника. Иначе к чему все эти церемонии? Оставалось выяснить, где спрятаны сто пятьдесят тысяч иен и куда подевался кинжал Нины — и дело в шляпе! Полный храбрости, я поднялся и добавил огня в бензиновой печке. Кажется, я просто хотел протрезветь... Вернувшись на место, я взялся за пиалу, которая находилась рядом с подносом, и вдруг из-за вешалки в тамбуре возникла, словно привидение, растрепанная хозяйка.

— Что случилось? — Я широко раскрыл глаза.

Женщина не ответила. Закусив губу, она села напротив и, неожиданно выхватив из моих рук бутылку, принялась жадно пить прямо из горлышка. Успокоившись, она вздохнула и, глядя мне в лицо, захлопала ресницами.

— Все в порядке?

— Вы сказали кому-нибудь, куда идете? — Хозяйка нетерпеливо облизнула губы.

— Вроде нет... Но письмо видел ефрейтор.

— Какое письмо?

— От вашего счетовода. Он хотел вернуть серебряный портсигар, вот я и пришел.

Изумленно взглянув на меня, женщина снова заморгала и опустошенно потупилась, словно что-то обдумывая. Дыхание ее становилось все громче и тяжелее. Я осушил остывшую пиалу. Похоже, началась какая-то игра...

Хозяйка поводила головой из стороны в сторону, будто отрицая услышанное, отчего несколько раз качнулась прическа, и опять захлопала ресницами. Глаза ее блестели.

— Вас обманули, — сказала она безжизненным дрожащим голосом.

Ожидая пояснений, я молча пригубил холодного пива.

— Жандармы водят вас за нос. Они на многое способны.

Я молча кивнул.

— Это плохо...

— Неужели? — я холодно рассмеялся.

Будто желая отвлечь внимание, хозяйка стала поправлять непослушными пальцами пучок.

— Тут не над чем потешаться. — Ее тихий голос дрожал. — Жандармы давно поняли, что в штабе есть шпион красных.

Подозрение пало на вас, и они нарочно развернули поисковую операцию, чтобы выманить агента из штаба. А затем, желая провести в вашей комнате обыск, состряпали это послание.

— Но откуда такая уверенность?

— Вы не догадываетесь?

— Нет.

— Наш счетовод Саками — вот кто настоящий лазутчик! Он общается с разными людьми под предлогом финансовых дел. Я давно подозревала!

Негромкий голос хозяйки звучал испуганно. Еле живой от потрясения, я скрестил руки на груди. Затем, подчеркивая каждое слово, женщина рассказала следующее.

Тонаси и Саками — детективы из тайной полиции, а дело о хищении ста пятидесяти тысяч иен — блеф, цель которого — вывести Ослова из игры. Хосигуро, разумеется, находится в безопасности. Я же, рядовой Уэмура, выбран козлом отпущения: чтобы задобрить приспешников Ослова из Белой армии и Харбина, заговорщики спихнут на меня всю ответственность за его убийство. Счетовод Саками ищет меня и даже звонил в штаб. Хозяйка сказала, что я успел покинуть «Серебряный месяц», но неясно, поверили ей или нет. Вероятно здание уже опутано агентурной сетью. Поэтому единственное, что мне остается, — затаиться тут на некоторое время.

Выслушав хозяйку с улыбкой, я молча встал и раздвинул двери фусума, чтобы выйти из комнаты. В тот момент я был на удивление хладнокровен и собран.

— Куда же вы?.. — Хозяйка ахнула и опустилась на пол, разметав подол нижней юбки.

— В штаб.

— Неужели?..

— Да. Принесите форму.

— Сейчас... конечно... Но зачем?..

— Не понимаете? Я решился на явку с повинной.

— Вас могут убить! — Хозяйка театрально вздохнула.

— Разумеется. — Я посмотрел на женщину с холодной усмешкой. — Однако перед расстрелом я узнаю правду. Ненавижу ложь!

— Но... — хозяйка бросилась ко мне. Бледное заплаканное лицо казалось искренним.

— Вы... покидаете меня?

— Вижу, вы догадливы. Берегите себя и попытайтесь не создавать окружающим лишних забот. Ха-ха!

Хозяйка тут же переменилась: она вытаращилась и схватила меня обеими руками. Глядя ей в лицо, я еле сдерживал