Она глубоко вдыхает и, вместо того чтобы ответить на мой вопрос, шепчет: — Не отпускай мою руку.

— Не отпущу, — заверяю я ее, прежде чем кивнуть Данте, чтобы он начинал.

В тот момент, когда он вытирает место, она дергается, и ее пальцы крепко сжимаются вокруг моих.

В ее глазах вспыхивает паника, и, ухватившись другой рукой за ее макушку, я придвигаюсь к ней так близко, что чувствую, как ее дыхание согревает балаклаву.

— Ты молодец, детка.

Она кивает, и я замечаю, что она задерживает дыхание.

— Дыши, — бормочу я рядом с ее ртом.

Данте отстраняется от нее, и она глубоко вдыхает.

— Я просто собираюсь подготовить участок для татуировки, — предупреждает Данте.

На этот раз Саманта не дергается, когда он прикасается к ней, и это заставляет меня чертовски сильно гордиться ею.

В этот момент я не думаю об аде, который разразился сегодня, и о войне, которую мне придется вести в ближайшие недели.

Есть только Саманта и осознание того, насколько она храбрая.

Глава 21

Саманта

Стоя перед зеркалом в полный рост, я приподнимаю рубашку, чтобы видеть татуировку.

Данте проделал фантастическую работу. Я даже не могу разобрать ни одного шрама.

Имя Тодда скрыто под словами «сильнее, чем когда-либо», и мне больше никогда не придется видеть эти шрамы.

Чувствуя себя очень эмоциональной, по моей щеке скатывается слеза.

Пока я справляюсь с травмой, нанесенной мне Тоддом, мне также приходится сталкиваться с тем, что произошло вчера.

Устало вздохнув, я опускаю рубашку и иду к тому месту, где в гостиной меня ждет мой багаж.

Мне нужно было уехать из Нью-Йорка, и я перенесла свой рейс с субботы на сегодня.

Когда я беру в руки сумку, телефон начинает звонить, и я достаю его. Когда я вижу, что на экране мелькает имя мистера Витале, мое тело обдает льдом.

Он больше не мистер Витале, мой ворчливый босс, а Франко Витале, один из безжалостных главарей Коза Ностры.

Он - убийца.

Мгновенно страх проникает в меня, и рука дрожит, когда я провожу пальцем по экрану, чтобы ответить на звонок.

— Д-да, сэр?

— Доброе утро, мисс Блейкли. Как вы себя чувствуете? — раздается в трубке его голос.

Боже, он звучит агрессивно.

— Н-нормально, — заикаюсь я.

— Я вижу, вы поменяли билеты и направляетесь сегодня в Сиэтл.

Меня окутывает плащ ужаса.

Он следит за каждым моим шагом.

Этот человек не только выше закона, но и смог получить информацию обо мне от авиакомпании. Это говорит о том, насколько он могущественен и что у меня нет ни единого шанса против него.

— Я... Я... Я...

— Отдыхайте побольше, потому что когда вы вернетесь в офис, вам придется исправлять все, что Глория испортила за время вашего отсутствия.

Это его способ сказать мне, что мне лучше вернуться на работу.

Его тон звучит очень опасно, когда он добавляет: — Наслаждайтесь временем, проведенным с семьей.

Он угрожает моей семье?

Шипы страха колют мою кожу, и слова срываются с моих губ: — Не причиняйте вреда моей семье. Пожалуйста. Я вернусь восьмого числа.

Он раздраженно вздыхает. — Это была не угроза, мисс Блейкли. Я не трону вашу семью. Вам нужен перерыв, и я надеюсь, что вам понравится ваш отпуск.

Ох.

Когда я умолкаю, он добавляет: — Я не убиваю невинных людей и никогда не причиню вам вреда.

Слишком смелая для себя, я спрашиваю: — А что будет, если я уйду с поста вашего помощника?

— Я не приму ваше заявление, мисс Блейкли. Счастливого полета. Увидимся восьмого июля.

Звонок заканчивается, и, опустив дрожащую руку, я наблюдаю, как экран становится черным.

Запихнув телефон в сумочку, я хватаю свой багаж и спешно покидаю квартиру. Словно за мной гонятся все демоны ада, я спешу к метро.

Мне нужно уехать подальше от Нью-Йорка и Коза Ностры. В Сиэтле я смогу ясно мыслить и разобраться в той неразберихе, в которой оказалась.

***

Когда я вхожу в двери аэропорта, мама привлекает мое внимание, подпрыгивая на месте.

Во время шести с половиной часов полета я сосредоточилась на том, чтобы успокоиться, но пока я иду к маме, мои эмоции переполняют меня, и я не могу остановить слезы.

Когда я дохожу до нее, мы обнимаемся, и я прижимаюсь к маме.

Она замечает, что я плачу, и нежно спрашивает: — О, милая. Что случилось?

— Я просто сильно соскучилась по тебе.

Это лишь полуправда. Я действительно по ней скучала.

Она отстраняется и, улыбаясь, вытирает мои слезы подушечками больших пальцев. — Тебе нужно почаще навещать нас.

Я киваю и, пока мы идем к выходу, говорю: — Если бы у меня было больше времени на отпуск, я бы так и делала.

Когда мы доходим до маминого Prius, мне становится немного легче.

Я собираюсь устроить лучшее представление в своей жизни, чтобы не волновать родителей. Они не должны знать, что мистер Витале - босс мафии или что вчера на нас напали.

Когда мы оказываемся в машине и мама отъезжает от аэропорта, она спрашивает: — Сильно устала после перелета?

Я качаю головой. — Нет. Я немного вздремнула.

— О, хорошо. Не хочешь пройтись по магазинам? Я хочу купить кое-что к Четвертому июля3.

— Конечно.

Она улыбается мне, а затем возвращает свое внимание на дорогу. — Весь район решил устроить барбекю в парке.

Я добавляю в свой голос немного волнения. — Звучит здорово.

— О, а я говорила, что мисс Джеймсон и мистер Паркер поженились?

— Вау. Серьезно?

Эта пожилая пара встречалась и расставалась столько, сколько я себя помню, так что я удивилась, узнав, что они наконец-то поженились.

— Да. Они поженились в Вегасе. — Мама сморщила нос. — Но они до сих пор живут в разных домах. Каждый вечер мисс Джеймсон кричит мистеру Паркеру, чтобы он пришел к ней на ужин.

Я хихикаю. — Ты имеешь в виду миссис Паркер, или она сохранила свою фамилию?

— Одному Богу известно. У этих двоих самые странные отношения, которые я когда-либо видела. — Мама поворачивает на светофоре налево, а потом говорит: — У Мэтта на работе все хорошо, а Венди вот-вот родит. Когда у них родится ребенок, я, наверное, поеду в Портленд, чтобы им помочь.

— А они знают, кто у них будет?

Мама качает головой. — Они хотят сохранить это в тайне, но у нее такая большая попа, что я думаю, будет мальчик.

— Надеюсь, ты не сказала ей, что считаешь ее попу большой, — говорю я, глядя на маму широко раскрытыми глазами.

— Конечно, нет.

Мама направляет машину к подъездной дорожке, и когда я открываю дверь, папа выходит на крыльцо и машет мне рукой.

Нахождение дома помогает снять напряжение с моего тела, и когда я спешу к отцу и обнимаю его, я отбрасываю все мысли о мистере Витале и Коза Ностре на задворки своего сознания.

— Добро пожаловать домой, Сэмми, — бормочет папа, отталкивая меня назад, чтобы посмотреть на меня. — Как тебе живется в Нью-Йорке? Ты выглядишь слишком худой. Ты достаточно ешь?

Я успокаивающе улыбаюсь папе. — Я просто была занята на работе. Я планирую набрать вес за следующую неделю.

— Хорошо. Я поджарил немного миндаля, чтобы ты могла перекусить.

Запах жареного миндаля - это синоним папы. Он делал это всю мою жизнь.

Мы заходим в дом, и знакомый семейный очаг оседает на моих плечах, как теплое одеяло.

Это как раз то, что мне было нужно, чтобы прийти в себя.

— Мы только оставим багаж, а потом пойдем по магазинам, — сообщает мама папе о наших планах.

В Джо продается стейк рибай. Возьмите три штуки, а я зажарю их на ужин, — говорит папа, следуя за нами в мою спальню.

— О, я собиралась приготовить жаркое в горшочке, которое так любит Сэмми.

— Хорошо, я могу приготовить их на гриле завтра, — соглашается папа.

Улыбка играет на моих губах, и, войдя в свою детскую спальню, я смотрю на плакаты Nirvana и Red Hot Chili Peppers, которые все еще висят на стенах. Мои родители сохранили комнату в том виде, в каком я ее оставила.