Глава 28. Дети Филина

«…мимо цветов, решёток, в платье строгом

вперёд, где в тоне дерзком и жестоком

ты будешь много говорить о многом

со мной, я — с богом…»

Стань девочкою прежней с белым бантом. Борис Рыжий.

Сорока резво перескакивала через пни и поваленные деревья, она уносилась куда-то вперед, и Сокол то и дело окрикивал ее, чтобы не упустить из виду. После этого она снова шла рядом, но надолго ее не хватало. Сам неизвестно как, но Сокол запомнил дорогу к загадочному домику в лесу и, направляясь туда второй раз, уже ориентировался в деревьях и полянах. У Ласточки сегодня стояла смена в поликлинике, поэтому к лесному священнику они шли вдвоем с Сорокой. На улице и вправду стало еще холоднее, но благодаря теплой одежде это не ощущалось так резко, как сам приход осени. На душе было спокойно, как в безмятежную летнюю ночь, а компания Сороки добавляла этой безмятежности детскую игривость.

— Давай наперегонки до той березы, — Сокол похлопал Сороку по плечу.

Девочка радостно кивнула и понеслась к тонкой березе, что предвещала финишную прямую до домика. Она старалась изо всех сил, и именно поэтому Сокол позволил ей выиграть этот глупый детский спор, который для Сороки не был таким уж и глупым. Как только тоненькая рука коснулась ствола березы, она радостно вскрикнула и подскочила на месте.

— Я победила!

— Еще бы! — Сокол побежал к ней и потрепал по макушке. — Мчалась, как угорелая. Прям метеор.

Они свернули немного влево, и тут же показалась опушка с жилищем мужчины. Сокол застыл на месте, всматриваясь в опушку, как в старое воспоминание из детства. Он словно испытал невесомое дежавю, глядя на картинку, которая так давно мелькала во снах. Сорока шумно охнула и медленными шагами подошла к деревянной покосившейся дверце. Сокол осторожно постучал, дожидаясь новой встречи с новым Филином. Дверь распахнулась, и мужчина, что стоял на пороге, приветливо улыбнулся. Заметив Сороку, он присел перед ней на корточки и протянул свою ладонь.

— Здравствуй, давай знакомиться? Меня зовут Георгий Васильевич.

— Меня зовут Сорока, — она пожала грубую ладонь мужчины.

Мужчина удивленно посмотрел на Сокола, но, встретившись с равнодушным взглядом, оставил вопросы на потом. Георгий Васильевич проводил их в свой дом, что сегодня в компании Сороки казался еще более привлекательным. На секунду Соколу показалось, что он знает это место наизусть. Красные занавески, печь, что была жарче вчерашнего, и четыре кружки с красными петухами. Казалось, из таких мелочей и состоит дом. Точнее, именно эти незамысловатые мелочи и создают дом.

— Сорока, хочешь, я тебя кое с кем познакомлю? — Получив удовлетворительный кивок, мужчина крикнул. — Чапа, ко мне! — со второго этажа по кривым ступеням спустилась большая черная собака, походившая на оборотня.

Заметив Сокола, она больше не скалилась, а когда Георгий Васильевич указал ей на Сороку, то она завиляла хвостом и медленными шагами подошла к девочке.

— Протяни ей свою ладонь, — мужчина показал на своем примере. — Чтобы познакомиться с тобой, ей нужно узнать, чем ты пахнешь. Тогда она поймет, что ты хороший человек, и вы станете с ней друзьями.

Сорока вытянула крохотную ладонь навстречу собаке, и та осторожно понюхала ее руку. Она долго водила влажным носом по ладони Сороки, а после довольно облизнула ее руку. Сорока слегка вздрогнула и расплылась в улыбке, после этого собака сама подлезла под ее руку, чтобы ее погладили.

— На втором этаже есть игрушки Чапы, можешь там покидать ей мяч. Она будет очень рада поиграть с тобой. — Георгий Васильевич указал на лестницу. — Только будь осторожна, не упади с лестницы и не обожгись о трубу, которая наверху. А твой друг пока поможет мне дверь починить, а после мы все вместе пообедаем.

Сорока довольно кивнула и помчалась на второй этаж следом за Чапой, что тоже поняла слова мужчины, и без лишних команд побежала играть с Сорокой. Георгий Васильевич улыбнулся, наблюдая за этой картиной, а после посмотрел на Сокола.

— Почему Сорока?

— Когда я нашел ее, она воровала деньги и все, что криво лежит. Ей это к лицу, — он посмотрел на мужчину и понял, что это не тот ответ, которого он ждал. — Мой отец завел эту традицию — давать птичьи клички. Также он нарек меня, давая шанс на нормальную жизнь. Сам не знаю, но рассказывали, что в детстве его родители держали птицефабрику. Оттуда и пошло. Для нас это символ чего-то нового, своего рода чистый лист.

— А сам ты?

— Сокол. Это мой второй лист.

Мужчина кивнул, но ничего не ответил, погрузившись в размышления.

— Вам с дверью нужно помочь? Что мне делать?

— Да, это было бы славно, — Георгий Васильевич оживился. — Она немного просела, нужно петли подтянуть. Инструменты у меня в бане, пошли, покажу.

Сокол пошел за мужчиной в сторону бани, вдоль узких проходов между пустыми грядками, с которых уже давно собрали урожай. Теперь они напоминали рыхлую землю, что обычно лежит под крестами, под которой лежат Дрозд и Филин. Сокол потряс головой, чтобы выбросить прочь удручающие мысли. Баня Георгия Васильевича представляла собой небольшое строение с комнатой для инструментов, с предбанником и самой баней, где находилась печка и куча тазиков. Там пахло еловыми ветками и березовыми вениками, что висели в предбаннике под потолком. Георгий Васильевич взял ящик с инструментами и протянул его Соколу.

— Умеешь петли подтягивать? — спросил он.

— Только в теории, — Сокол пожал плечами.

— Пошли, научу. — Мужчина пошел в сторону дома. — Какие планы у тебя вообще на жизнь?

Сокол задумался. Единственное, что было у него в планах, так это дождаться Гурова и отомстить ему. Гуров, как призрачная мишень, манила его к себе и терзала длительным ожиданием. А что было по дороге к этой мишени? Не будет же Сокол сидеть, как девица у окошка и ждать двенадцать лет. Туман вокруг Сокола начинал рассеиваться и вот он уже четко видел рядом с собой Ласточку, что вечно недовольно принятыми решениями, Сороку, что хихикает от его шуток, а сам он старается изо всех сил пойти на сделку с совестью. Сделка эта заключалась в том, что если сейчас он будет творить добрые дела, то потом убийство Гурова не будет так сильно давить на него.

— Я хочу помогать тем, у кого есть в этом нужда, таким, какой я сейчас. Хочу семью, которая подарит свет в завтрашний день. Пусть это будет не кровная семья, но главное ведь не это? Сорока, Ласточка и я… мы никто друг другу по крови, но я все равно считаю их своей семьей, — Сокол снял дверь с петель и опустил ее рядом с собой.

— Это планы хорошего человека, — Георгий Васильевич подал отвертку Соколу, чтобы тот подтянул петли.

— Я не хороший человек, не образец для подражания. Я хочу убить человека, который лишил меня моей семьи, — он сморщил нос. — Но пока это не случилось, быть может, у меня получится сделать для кого-то что-то хорошее. Собрать вместе тех, кто не знает, куда примкнуться, подарить им цель — действовать вместе против разной грязи в городе.

Георгий Васильевич ничего не ответил, а просто кивнул. Сокол не мог понять, принимает ли тот его или, наоборот, осуждает. Против осуждения он ничего не имел, ведь сам Сокол себя осуждал и за принятое решение, и за его последствия, которые ему еще предстоит понести. Почему вдруг его подбило на подобные откровения с мужчиной, которого он знает два дня, Сокол не понимал. Высматривая отцовскую фигуру в незнакомом человеке, он настолько забылся, что чуть не назвал Георгия Васильевича Филином.

— Извините за очередную исповедь. Я не для этого же пришел. Не чтобы снова жаловаться.

— Спасибо за откровение, потому что именно этого я от тебя хотел, — он немного потупился. — Идем в дом ужинать?

Дома было тихо и спокойно. Сокол уже начал привыкать к этому, и это одновременно терзало его и пугало. Нельзя привязываться к тому, что тебе не принадлежит, ведь именно это и случилось с домом Филина, Дроздом, Ласточкой. Он так сильно полюбил Ласточку, что насильно привязал ее к себе до конца жизни. Теперь она будет следовать за ним, следовать, но ненавидеть. Это пытка для них обоих, но уж лучше так, чем навечно потерять остатки семьи.