— Зачем? — Щегол непонимающе взглянул на Сокола. — Обычно мы его так и не пускаем в ход.
— Я не знаю, к чему готовиться, — Сокол нахмурился. — Пусть лучше будет у тебя, так ты сможешь защитить себя в случае чего. За углом может скрываться что угодно, так что будь начеку всегда.
Вопрос был закрыт. У Щегла даже появилась какая-то благодарность по отношению к Соколу. Раньше он думал, что оружие он выдает им для того, чтобы они действовали как дрессированные собачки и по команде наставляли дуло на противника. Но если взглянуть на картину чуть шире, то становится ясно, что таким образом Сокол пытался обезопасить своих Птиц. С самого начала он делал все ради их безопасности, но так и не смог спасти всех. Вероятно, в таком случае чувства Сокола сейчас можно сравнить с тем, что чувствует родитель, когда теряет своего ребенка. Страшно и до ужаса холодно. Щегол зажмурился, чтобы не слишком сильно погружаться в это и не проецировать чужие чувства на себя. Не стоит лезть туда, где закрыто. Ему бы разобраться с тем, что у него в голове происходит. Они поднялись на нужный этаж, и Сокол тихо постучал в дверь. Он не был таким злым, как в первый раз, а скорее усталым и потерянным, как и сам Щегол. Дверь открыла пожилая женщина.
— Здравствуйте, а вы…?
— Мы к Анатолию.
Женщина закрыла лицо руками и разрыдалась. Только сейчас Щегол заметил, что на ее голове черный платок и сама она одета во все черное, траурное.
— Его больше нет. Он…, — она постаралась сделать свой голос ровнее, но выходило это слабо. — Он повесился вчера. Умер он.
Сокол замер в проеме и еще несколько секунд смотрел на женщину, не произнося ни слова. Почти неслышно он чертыхнулся, а после полностью изменился в лице. Он свел брови над переносицей и прикрыл рот рукой. Женщина измученно взглянула на него, будто желала найти поддержки в первом встречном, будто сейчас перед ней стояли не те, кто желали смерти Бульбы.
— Как же так? Почему? — Сокол провел ладонью по лицу. — Вы как?
— Я не знаю, — женщина снова расплакалась, утыкаясь Соколу в грудь. — В последние дни он был сам не свой, а вчера под вечер позвонил мне, а я на работе была, да трубку не взяла. Кто ж знает, что его надоумило.
— Мне жаль, — Сокол слегка приобнял ее за плечи. — Это так ужасно.
— Казалось, только недавно все было нормально, а теперь после сына моего осталась только нелепая записка, — женщина схватилась за голову, стараясь унять боль от непрерывных рыданий. — Так нелепо это все. Так просто и человека больше нет.
Щегол почувствовал, что тошнота снова подступает к горлу, и поэтому отвернулся в сторону лестницы, чтобы не смотреть в глаза этой женщине. Знала бы она, кто ее сын и что, вероятно, он сам вчера лишил жизни невинного человека. Хотя, даже если бы она это знала, что с того? Разве она бы не стала все равно защищать своего ребенка, борясь за его честь до последнего.
— Что он вам написал? — Сокол сочувственно погладил ее по спине.
— Даже не мне. Не знаю, — женщина смахнула слезы со щек. — «Если бы я не боялся, то спас бы ваши жизни». Не знаю, ничего не знаю. Быть может это из какой-то книги или из фильма. Кто ж теперь разберет.
Сокол отпрянул от нее, тяжело вздохнул, а после обхватил за плечи и посмотрел прямо в глаза. Он смотрел неотрывно, будто желал загипнотизировать ее, стереть память, чтобы женщина не вспомнила о двух мужчинах на лестничной клетке, что выпытывали у нее детали смерти Анатолия Тарасова.
— Мне очень жаль, что вы потеряли сына. Я знал его в свое время. Он был хорошим человеком.
Женщина осталась изумленно стоять на лестничной клетке, глядя в след Соколу и Щеглу, что пошли вниз по лестнице к «Буханке». Машина шумно загудела и направилась в сторону Гнезда. Щегол долго не мог решиться, но все-таки повернулся к Соколу и спросил.
— Он виноват?
— Я не знаю, вполне вероятно, что после смерти Сизого он испугался и решил покончить с жизнью, — Сокол устало потер подбородок.
— Должно быть что-то, чего мы не замечаем, — Щегол запрокинул голову. — Сизый вчера был странный с самого утра, но почему-то молчал, — внезапно обрадовавшись своей догадке, он взглянул на Сокола. — А где его вещи? Где телефон Сизого? Там должны быть ответы, он его вчера из рук не выпускал.
— Какой телефон? В доме, наверное.
— Нет. К Гурову он поехал с телефоном, а после этого не возвращался в Гнездо. Телефон должен был быть с ним, — Щегол напряг спину, словно по струне.
— Телефона не было. Выпал может… — Сокол замер, а после посмотрел на Щегла. — Нет, слишком много совпадений. Замечательно! — он стукнул по рулю машины.
— Получается телефон Сизого у убийцы. Это нам на руку или против нас?
— Сейчас все идет против нас, — Сокол достал сигарету из пачки и закурил.
* * *
Птицы собрались в гостиной, как и всегда. Только сейчас повод для этого собрания был далеко не радостный. Серые безжизненные лица, словно у каждого в голове сейчас прокручивался его личный кошмар, что воплотился наяву и от которого теперь не удастся сбежать в утро. Смерть априори была кошмаром. Кто-то страшился потерять близкого человека, кто-то самого себя, а кто-то вернулся в прошлое, ощущая горькое дежавю, которое так умело успело стереться, и лишь его след оставался долгие годы на подкорке. Тишина окутывала и давила, словно механический пресс, что без разбору уничтожает все, что попадает под него. Каждый не знал, с чего начать, ведь если прервать эту тишину, ты обозначишься слабаком или трусом, что желает избежать этого самобичевания. Нельзя было показывать слабость, тем более на глазах у остальных.
Чтобы не играть в поддавки с паникой и тревогой, Щегол бросился с головой в омут собственных мыслей, который кишел, бурлил всевозможными вариациями развития событий. Он всячески пытался перебрать всю информацию о Сизом, которая была известна Щеглу. Что-то в этой мелководной луже должно было помочь найти ответ на вопрос или хотя бы помочь чуть меньше убиваться о том, что он совершенно ничего не знал о своем друге. Сизый мечтал стать летчиком, но так и не стал, вероятно, из-за того, что в очередной раз решил идти за Чижом. Сизый легко находил общий язык со всеми и любил песни «Король и Шут». Сизый умел замечать любые мелочи, как тогда, когда за ними следили. Так почему же он не смог избежать встречи с убийцей. Почему попался в эту ловушку. Сизый был смелее, умнее и гораздо увереннее Щегла абсолютно во всем. Форточка на втором этаже больше не откроется для того, чтобы в нее покурили ночью, а свет в общей комнате наверху не будет гореть, чтобы Сизый мог спокойно написать письма.
— Письма! — Щегол подскочил с дивана и вскрикнул.
Сорока чуть не свалилась со спинки кресла от неожиданности, а Глухарь схватился за сердце. Ласточка и Сокол непонимающе взглянули на Щегла, желая узнать причину этой внезапной активности. Щегол и сам не знал, поступает ли он верно. Но что если письма Сизого могли хоть как-то помочь узнать, что произошло в тот день. Он был готов поступиться с принципами и тайной личной переписки, если эта тайна о том, кто убил Сизого. Щегол подскочил с дивана и умчался наверх в надежде принести хоть что-то стоящее. Ворвавшись в их комнату, он застал Чижа, что развалился звездочкой на кровати и просто смотрел в потолок. Он выглядел бледнее обычного, а привычное презрение на лице сменилось абсолютной пустотой. Щегол поднял матрас Сизого и выгреб оттуда стопку свернутых листов бумаги.
— Ты что творишь? — Чиж повернул голову в сторону Щегла.
— Спустись вниз. Траур не только у тебя. Остальным важно твое присутствие, — прежде чем уйти, Щегол равнодушно посмотрел на Чижа. — Не будь эгоистом.
Хлопнув дверью, Щегол услышал ругательства, адресованные ему, но, не обратив на это никакого внимания, Щегол спустился вниз. Свернутые листы были подписаны кривым подчерком, но Щеглу удалось разобрать его. «Семье» — большая часть листов были подписаны именно так, но читать их не было никакого желания. «Птицам» — на этом листе Щегол замедлился, и его сердце заколотилось только сильнее. Зачем писать письмо тем, с кем ты видишься каждый день? Щегол махнул листом бумаги Птицам.
