— Хватит терпеть. Мы сами можем показать зубы и вгрызться в горло, — мелок был брошен на пол, а Сокол вышел из здания.
Руки Ласточки непроизвольно скользнули вниз по стенам, и она обессилено опустилась на корточки, спрятав лицо во влажные ладони. Сильнее всего хотелось расплакаться. Расплакаться Дрозду в плечо. Он бы нашел нужные слова, чтобы подбодрить ее. Он бы помог ей собраться с силами и начать двигаться дальше. Дрозд бы непременно потрепал ее за волосы и сказал о том, что она самая сильная и смелая девочка, а ее старший брат будет гордиться ей в любом случае, даже если она когда-нибудь опустит руки. Руки опускать она не собиралась. Филин и Дрозд погибли, защищая их от Гурова. Она погибли ради того, чтобы Сокол и Ласточка жили, а значит, нужно держаться. Она сделает все, чтобы они гордились ею.
— Сорока, солнышко, пойдем, прогуляемся в лес? — Ласточка спрятала за пазуху оружие, и как ни в чем не бывало, улыбнулась девочке.
Сорока посмотрела на Ласточку и кивнула, спрятав мелки в карман. Девочка взяла Ласточку за руку, и они вышли из здания. Сокол лишь мельком взглянул в их сторону и направился в сторону леса. Поскольку здание итак стояло почти на окраине города, до леса было идти не так далеко. За зданием начинался пустырь и мелкими заброшенными домишками, а уже через несколько метров виднелась лесная просека. Чтобы не тревожить городских жителей шумом выстрелов и не навлечь на себя неприятности, они уходили еще дальше в лес. Ветер шелестел в опавших листьях, поднимая их с земли и кружа в небольших вихрях. Он снова напевал свою тревожную песню, увеличивая темп с каждым мгновеньем. Сокол остановился на небольшой опушке и осмотрелся вокруг, проверяя, достаточно ли далеко они отошли от людей. Он старался выбрать опушку, схожую с той, где тренировал его Филин. Соколу казалось, если он досконально повторит те дни, то из него выйдет настолько же хороший учитель, как и из Филина. Опушка походила на нужную только свалившимся деревом, на котором обычно сидел Филин. В остальном там были слишком тонкие деревья, слишком много места, слишком сухая земля.
— Остановимся здесь, — он похлопал по карманам и понял, что забыл взять что-то, чем чертить мишень. — Черт!
Все шло не так, как надо. Сокол изо всех сил пытался построить образ уверенного лидера, каким был Филин. А в итоге, он еще неумелый мальчишка, что нацепил на себя то, что было на несколько размеров больше. Сокол закрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы не казаться еще глупее, чем сейчас. Собравшись с мыслями, он достал нож из рукава и выцарапал мишень на стволе сосны. Не идеально, но сойдет.
— Давай пистолет, — как только Ласточка передала ему холодный металл, Сокол зарядил оружие. — Иди сюда, — носком обуви он начертил линию на земле. — Прицел должен быть чуть ниже цели. Стреляй на выдохе.
Ласточка взяла обратно оружие и, прерывисто выдохнув, подошла к линии. Каждое прикосновение к пистолету напоминало ей о том, что из такого же пистолета убили близкого ей человека. Кто-то также держал пистолет и спустил курок, наведя прицел на Дрозда. Воспоминания сменялись одно за другим, и пришло время, когда курок спустила она, выстрелив в Бульбу, паренька, что чуть старше нее. Если бы сейчас поставили его перед ней, смогла бы она выстрелить не в ногу? Ласточка прицелилась, закрыла глаза и вообразила себе эту картину. Нет леса и деревьев, есть лишь заброшенный завод и Бульба, что стоит напротив. Что с того, что этот Бульба действовал под влиянием Гурова? Что с того, что он всего лишь ребенок, втянутый в эту кровавую игру? Он убил ее брата. Без приказа.
Ласточка выстрелила и почувствовала облегчение, словно вместе с этой пулей из нее испарилось все человечное. На секунду она испугалась этого сладкого чувство превосходства, когда ты с оружием в руках. Так вот как чувствует себя Сокол, без перерыва держа нож в рукаве. Чувство опасности притупляется, а жажда крови усиливается, словно ты хищник. Она не хотела этого, и этой бездумной жажде она не достанется. Ласточка посмотрела со стороны, как эта жажда одолевает с головой и превращает с бездумное чудовище.
— Ты попала с первого раза, — в голосе Сокола звучала досада и радость одновременно. — Но пистолет лучше держать обеими руками.
— Какая разница, если я попала?
— Делай так, как я говорю.
Ласточка пожала плечами и взяла оружие обеими руками. Воображать того, чей смерти ты желаешь, было прекрасным стимулом. Ведь только в своей голове она может так смело стрелять в человека. Она представляла Бульбу раз за разом и видела, как он молит ее о пощаде за смерть Дрозда, как он ползет перед ней на коленях, как тогда за Гуровым. Она видела его, и ей не жаль. Когда Ласточка вернулась в лес, то по щекам струились слезы, а сердце стало биться быстрее от злости. Она распахнула ладонь, и пистолет упал на землю.
— Продолжай, — Сокол крикнул ей. — Ты должна попасть десять раз, а выстрелила всего пять.
— Нет.
— Ты хочешь научиться? — он поднялся с поваленного дерева. — Стреляй.
— Не буду, — прошипела она сквозь зубы и взглянула на Сокола.
— Если ты попала пять раз подряд, это еще не делает из тебя стрелка, — он встал перед ней. — Стреляй.
— Я не буду! — Ласточка толкнула его обеими руками от себя.
Сокол на секунду замер на месте, а после его глаза загорелись азартом, и уголки губ слегка дрогнули в улыбке. Он снова сделал шаг навстречу Ласточке.
— Стреляй.
Глаза девушки потемнели под тенью бровей, и она, окутанная злобой, замахнулась на Сокола. Тот сделал выпад в противоположную сторону, и удар прошелся по воздуху. Теперь уже Ласточке не требовалась провокация. Она по собственной воле нападала на Сокола, пусть и безрезультатно. Иногда ей удавалось попасть по его корпусу, но чаще же она била просто воздух, ведь Сокол очень умело уворачивался от ее ударов. Хоть Ласточка и выбилась из сил, но все еще продолжала стоять на ногах и пытаться задеть Сокола. Он перестал изворачиваться и остался стоять на месте, даже когда на него обрушился шквал ударов от Ласточки.
— Я не буду! Не буду! Не буду, — не переставала повторять она, ударяя его по плечам. — Почему ты просто стоишь?!
Сокол обхватил ее в свои руки и прижал к себе, чтобы у нее не осталось амплитуды для удара. Ласточка прерывисто дышала в его грудь, содрогаясь, словно лист на ветру.
— Тише, родная, — он погладил ее по волосам. — Когда ты злишься, то становишься невероятно сильной. Каждый раз, когда будешь злиться, выплескивай эту злость на меня. Так ты научишься драться, и не будешь копить в себе негатив, — он поцеловал ее в макушку. — Иди в здание. Мы с Сорокой догоним. Тебе сейчас нужно побыть одной.
Ласточка подняла на него усталый взгляд. Она видела восторг и радость, когда сама она испытывала лишь боль. Как можно быть таким черствым. Как можно так радоваться, когда она минуту назад пыталась его ударить. Как он может быть таким жестоким. Почему он хочет превратить Ласточку в свою копию. Почему вместо него умер Дрозд?
— Это все из-за тебя. Ты во всем виноват, — Ласточка отшатнулась и направилась в сторону города, к зданию. — А пистолет это не мое. Он слишком холодный, обжигает.
Сокол хотел сказать ей что-то еще, но так и не смог найти нужных слов. В глубине души он понимал, что она права и все это только из-за него. Только он виноват в том, что произошло. Закрыв глаза, он посмотрел на небо и выдохнул. Все пройдет. Сокол обернулся на Сороку, что сидела на бревне тише обычного, опустил голову вниз. Он подошел к ней и сел рядом.
— Почему вы дрались? — тихо спросила она.
— Иногда это нужно двум людям, чтобы меньше ругаться. Мы не всерьез, — Сокол улыбнулся. — Это своеобразный танец, через который мы показываем все, что чувствуем без слов.
— Мои родители тоже дрались, а потом ругались. Иногда наоборот. Не думаю, что в их танце было что-то кроме ненависти.
Сокол посмотрел на девочку. Ее волосы были светлыми, словно колосья пшеницы, а черные глаза напоминали первого человека, которого он убил. Сорока была похожа на дьяволенка в ангельской одежде. Когда Сокол смотрел на нее, то представлял, каким человеком она вырастет, если будет взрослеть рядом с ними. Будет ли она похожа на Ласточку своей выдержкой и холодом, или же будет, как Сокол, вспыльчивой и агрессивной. А возможно из нее вырастет что-то совершенно незнакомое и чужое.
