— Ты же знаешь, он переживает за тебя, — ее руки опустились на плечи Скворца. — Поэтому и ведет себя так. На самом деле он тебя любит, не думай, что он какой-то злодей.

— Я так не думаю, — Скворец поцеловал Соловушку в лоб и оперся подбородком ей на макушку. — Я не ходил туда.

— Хорошо, — Соловушка взяла Скворца за руку. — Идем спать?

На радость Дрозду, Скворец вернулся с пустыми руками. По нему сложно было сказать, но Скворец знал, что Дрозд рад тому, что Скворец выбрал их, а не слепую месть. По крайней мере, Скворец не спешил разубеждать его в этом. Он лег на спальный мешок, запрокинув руки за голову, и посмотрел в потолок. Он уже четко мог представить, как убивает каждого, как мстит и чувствует себя Богом.

— Дрозд, — тихо позвал Скворец. — А что находится за площадью Жукова?

— Заброшенное здание, если не ошибаюсь. А что?

— Да так, ничего.

Глава 15. Гнездо

«…От порога до бога

пусто и одиноко.

Не шумит дорога.

Не горят фонари.

Ребром встала монета.

Моя песенка спета…»

Петербургским корешам. Борис Рыжий.

Снег уже почти весь сошел, и земля оголилась, ожидая, пока солнце пригреет ее еще сильнее. Оно пекло уже несколько дней, и легкую прохладу можно было ощутить лишь в тени. Глухарь вывел всех Птиц на улицу, потому что раз выдался теплый денек, и от Сокола не было особо поручений, то он решил использовать рабочую силу во благо ресурсам. Пришло время подготовить землю к высадке саженцев, а значит, несколько дней Птицам придется трудиться на природе под чутким руководством мудрой Птицы.

— Земля в лесу капризная, поэтому и труда должно быть вложено больше, чем в обычный чернозем. А если постараться, то и огурцы на соснах вырастим, — всю зиму твердил Глухарь. А теперь наконец-то получил то, что так желал — солнце и рабочие руки.

Работы предстояло немало, но даже так она не казалась такой уж и неподъемной, поскольку заниматься земледелием в компании Птиц казалось довольно веселым занятием. Сложно было вообразить, как их, настолько разных, можно было направить в единое русло и заставить заниматься общим делом. Но Глухарь предвидел, что эта разношерстная рабочая группа может попросту начать бездельничать, и поэтому распределил их по всему участку.

— Сколько грядок делаем? Как в том году? — Сорока оперлась на черенок тяпки.

— Я не помню, сколько было в том году, — Чиж смахнул со лба капли пота.

— Делай две маленькие и две большие, а остальное картошкой засадим, — Глухарь сидел на крыльце, выбирая семена для посадки из тех, что насобирал в прошлом году. — Щегол, Сизый, как у вас там с полем под картошку?

Сизый завязал волосы банданой и показал Глухарю большой палец, хотя работы еще было много. Примерно треть картофельного поля была закончена, но земля за зиму загрубела, и копать ее было труднее обычного. Щегол работал без перерыва, надеясь поскорее закончить копать под палящим солнцем, что уже весной не щадило никого. Он еще не имел представления о том, что работа не кончиться никогда и следом за картошкой появится что-то еще.

Щегол сделал глубокий выдох и принялся за работу с новой силой, без остановки, чтобы чувствовать только тяжесть собственного тела, чтобы не осталось сил ни на что, помимо сна. Последние несколько ночей ему сняться кошмары о том, как Гнездо разрушают другие люди, а Птицы погибают один за другим. Это началось еще с событий Масленицы, но в последние дни все стало гораздо хуже. Каждый раз, просыпаясь ночью, Щегол выходил в коридор, чтобы подышать воздухом и поставить мысли на место. Все живы, Гнездо на месте. Его пугала не столь перспектива опасности, которая была попросту неизбежна, сколько его бесполезность в этой ситуации. Щегол и до этого чувствовал себя слабым звеном во всем этом «птичьем организме», но теперь это чувство накалилось до предела. До сих пор Щегол не знал, как бы он повел себя на Масленице, если бы Сизый не подоспел вовремя, и они с Сорокой так и остались стоять, окруженные недоброжелателями.

— Щегол, ты в прошлой жизни случайно не кротом был? — Сорока рассмеялась, заметив, как тот машет лопатой без остановки. — Ты ж так ласты склеишь, бедненький.

Он не обращал на нее никакого внимания, а лишь усерднее взялся за лопату. Мышцы уже давно ныли и просили перерыва, но Щегол решил, что это своеобразный вызов, чтобы проверить, насколько его хватит. В конце концов, хватит уже жалеть себя, иначе итоге будет таким же, как и в его снах. Птицы замерли в ожидании момента, когда Щегол обессиленно рухнет на землю. Теперь это был не просто вызов самому себе, а настоящая пытка, ведь если он отступит, то его тут же поднимут на смех. Осталось пройти еще полтора ряда, но из-за вспотевших ладоней лопаты выскользнула из них и глухо ударила по земле. Щегол поднял ее с земли и осуждающе посмотрел на Птиц, что разом прыснули со смеха.

— Бобик сдох, — Сорока прикрыла улыбку ладонью.

— Иди, отдохни. Я тут закончу. А то завтра вообще без рук останешься, — Сизый похлопал его по плечу. — А там работы еще больше будет.

Кое-как волоча ноги за собой, Щегол рухнул на крыльцо рядом с Глухарем. Плюша послушно развалилась у его ног, а заприметив Щегла, поднялась на ноги и уткнулась ему в руку мокрым носом. Сейчас Щегол уже не помнил, почему так напугался ее вначале, ведь сейчас собака выглядела абсолютно дружелюбно и беззлобно. Она была похожа на подушку с влажным языком, которым облизывала всех Птиц по очереди. Глухарь взглянул на Щегла и усмехнулся.

— Ну и зачем ты себя так изматываешь? Вроде не глупый парень, а ведешь себя по-ребячески, — Глухарь продолжал сортировать семена зелени.

— Просто решил проверить себя, — Щегол пожал плечами и потрепал собаку за ухом.

— Ну-ну, — Глухарь изогнул губы в смешке. — Знаю я одного человека, что тоже так проверял себя. Нагрузила себя так, что с ног валилась после пробежек.

— Вы о Ласточке?

— Не дело это, когда в голове беспорядок, надо с ним работать, а не тело перегружать, — заметив, что Щегол нахмурился и ушел в себя, Глухарь продолжил. — Сходи, налей лейку. Пойдешь укроп сажать на грядку Чижа.

— А морозов больше не будет? Еще же не такая уж и поздняя весна.

— Не будет. Я точно узнаю. Дрозды же уже прилетели, а значит морозам конец, — Глухарь посмотрел на чистое голубое небо и прикрыл глаза, слушая щебетание птиц. — Птицы лучше нас людей знают, когда природа засыпает, а когда просыпается. Нужно слушать их и слышать как они. Тогда и начнешь понимать погоду.

— Себя бы мне понять, — Щегол посмеялся и схватил холщевый мешочек с семенами.

Щегол набрал из бочки небольшую лейку и направился в сторону грядки, с которой Чиж уже закончил. Он уже принялся вскапывать вторую грядку, но решил немного отдохнуть, набрав себе стакан прохладной воды. Грядка получилась небольшой и аккуратной, как раз под зелень. Сорока тоже корпела над этой грядкой. Она бороздила тяпкой углубления для посадки укропа и петрушки, чтобы налить туда воды, которую принес Щегол. Она подняла взгляд на Щегла, а после усмехнулась.

— Понизили от копателя до садовника? — она отложила тяпку в сторону.

— Почему у тебя садовник внизу этой иерархии? — Щегол присел на корточки, чтобы рассыпать семена. — Да и с чего меня понижать. Я вроде хорошо справлялся.

— Иная простота хуже воровства, — Сорока закатила глаза. — Думаешь, Сокол тебя по головке погладит за то, что завтра ты даже ложку поднять не сможешь? Зачем ему немощные люди?

— Зато быстро, — буркнул Щегол, высаживая каждое семечко на аккуратно выверенное расстояние.

— Ну, ты и пень, — Сорока села рядом с ним. — Толку то от твоей скорости там с лопатой? Только остальных насмешил. А сейчас самое время поторопиться, — она протянула ему ладонь, чтобы он отсыпал ей немного семян. — Укроп необязательно так аккуратно сажать. Сыпь, не жалей. Ему хуже не будет.