— Он тренировал тебя. — Ее голос стал звучать тише. — Как долго?

— Два года.

Она кивнула и размеренно шагнула вперед, вставая напротив Скворца. Соловушка была ниже его на голову, поэтому ей пришлось вскинуть подбородок, чтобы посмотреть в темные глаза Скворца своими стекляшками. Соловушка слегка дотронулась до знакомого лица и провела пальцами по грубой коже.

— Только нож?

— Не только.

— Хорошо, — она подошла к стене и поднесла руку к ножу, но тут же отдернула ее, даже не прикоснувшись. — Ты уверен в том, что справишься?

— Уверен.

— Я не стану даже прикасаться к нему. И ты должен кое-что пообещать мне.

— Для тебя, что угодно.

— Ты останешься жив.

— Я обещаю, что защищу вас.

— Нет, Скворец, — она махнула головой и опустила встревоженный взгляд. — Один человек уже давал такое обещание, и сейчас его нет рядом. Мне это не нужно. Мне нужно, чтобы ты был жив. Если пообещаешь мне это, я приму то, куда ты решил влезть.

Соловушка снова встала перед Скворцом так близко, что он мог слышать ее дыхание и ощущать его на собственной шее. Однажды Филин тоже просил пообещать его, что его дети будут жить счастливой жизнью. И Скворец без задней мысли пообещал ему это. Он пообещал, что в случае чего подставит свою грудь. В конце концов, это справедливая плата за жизнь, которую подарил ему Филин. Но обещание, которого требовала Соловушка, шло вразрез с тем, что он обещал Филину. Однажды Филин сказал, что если Дрозд и Соловушка останутся одни, выжить сможет только один, поскольку второй пожертвует собой без остатка. Если из двоих выживает один, то из троих выживают лишь двое. И Скворец был готов к такому исходу до этого самого момента.

— Обещаю, только тоже попрошу тебя дать мне обещание, — Скворец наклонился к ней и поджал губы. — Ты останешься со мной. Ты дашь мне свет, когда я буду тонуть во тьме. Ты не оставишь меня одного, как бы сильно я не заблудился.

— Обещаю.

— Не позволь мне стать Хитклиффом, моя милая Кэтрин, — Скворец запустил свои пальцы в волосы девушки. — Не покидай меня, не отказывайся от меня, прошу.

— Я не оставлю тебя, Скворец. Я люблю тебя, помни об этом. Мне не важна твоя сила и защита. Я люблю тебя, потому что ты есть, — Соловушка прикрыла глаза. — Мне очень жаль, что все так вышло.

* * *

Вернулись в здание они под вечер. Соловушка позволила Скворцу тренировать выстрелы и смотрела на его успехи со стороны, не отрывая взгляд от пистолета. Теперь Скворец мог спокойно возвращать свои умения при ней, избегая лишь Дрозда, который целыми днями пропадал на работе. Это можно было считать своей маленькой победой, поскольку, несмотря на свои секреты, он сумел сохранить доверие самого близкого человека. Нельзя было сказать, что Соловушка приняла это легко. Она была осторожна, словно кошка, но не позволяла этой осторожности перерасти в бесконтрольный страх, как это было с Дроздом. Соловушка доверяла Скворцу, но не питала доверия к его выбору. Как бы этот выбор не стоял у нее поперек горла, она пошла на уступки ради любимого человека.

Дрозд сидел на крыльце здания, ожидая их из вылазки, что не должна была занять столько времени. Его взгляд скользнул по Соловушке и, одарив ее мягкой улыбкой, Дрозд посмотрел на Скворца. Тяжелый взгляд человека, который одновременно испытывал страх и злость, который не знал, что ему делать. Скворец коротко кивнул Соловушке, чтобы та шла наверх, поскольку им нужно поговорить, и та без задней мысли оставила их внизу. Дрозд жестом пригласил Скворца сесть рядом на крыльцо, и тот сел.

— Ты как? — Дрозд говорил тихо и Скворца накрыли воспоминания того дня, когда на них напали.

— В порядке. А ты?

— Ты продолжаешь, так ведь? Ты не оставил идею отомстить?

— Ты себя слышишь? — Скворец засмеялся. — Как я могу это оставить. Это то, ради чего я выжил.

— А я думал, ты выжил ради нас. Хотя бы ради нее, — Дрозд посмотрел на Скворца и устало вздохнул.

— Ради вас и ради нее, я заставлю их всех заплатить. За Филина, за дом, за спокойную жизнь.

— Ты не сможешь, — Дрозд вскочил с крыльца и встал перед Скворцом. — Ты еще ребенок, который верит, что весь мир рухнет к его ногам. Там взрослые мужики, которые убивают людей по щелчку пальца, а кто ты? Мальчик, которого обидели. Мы можем забыть обо всем этом и начать сначала.

— Дрозд, — Скворец поднялся с крыльца и встал напротив. — Я перестал быть ребенком с того момента, как в меня вонзили нож.

И когда только Скворец успел так вырасти. Когда он стал выше Дрозда и в какой момент его голос стал звучать грубее. Дрозд сумел заметить это только сейчас. Только сейчас он увидел то, что так сильно боялся увидеть. Скворец действительно больше не ребенок. Он юноша, чью душу окутывает тьма и жажда мести с каждым днем только сильнее. Страшнее всего не то, что Скворец и в правду может противостоять этим людям и даже отомстить, а то, что Дрозд понятия не имел, как его остановить.

— Ты всех нас погубишь, — Дрозд погрузил пальцы в свои волосы и отошел на несколько шагов назад. — Ведь ты уже погубил себя.

— Иногда приходиться отказываться от чего-то, — Скворец направился в здание. — А я не хотел отказываться от вас.

Скворец ушел к Соловушке. Он рассказывал ей о том, что они скоро уедут и оставят это здание и этот город. Рассказывал, как они будут жить втроем в другой стране, не нуждаясь больше ни в чем. Его пальцы путались в ее волосах, а сам он не мог оторвать взгляд от ее улыбки. Соловушка послушно верила ему и сама вторила этим мечтам, позволяя им разрастаться до невероятных размеров. Скворец целовал пальцы на ее руках, пока Дрозд все еще был на улице, и обнимал так крепко, как не сможет обнять рядом с Дроздом. Он рассказывал ей, как совсем скоро все изменится, и сам начинал верить в эти сказки.

Глава 13. Гнездо

«…Как только про мгновения весны

кино начнется, опустеет двор,

ему приснятся сказочные сны,

умнейшие, хоть узок кругозор…»

Как только про мгновение весны. Борис Рыжий.

На небе еще не сошли звезды, и до рассвета было также далеко, как и до спокойной жизни, о которой они все так яро мечтали. В гостиной горели свечи, и Птицы собрались вокруг небольшого столика, словно собирались провести ритуал по воскрешению мертвых. На столике лежала карта города, на которой красным были обозначены два дома. Несмотря на липкий сон, что так и тянул в себя провалиться, никто не поддавался этому искушению. Даже Сорока, что прежде не относилась серьезно к поручениям, не отрывала взгляд от карты и лишь напряженно перебирала завязки на спортивных штанах.

— Этот дом — наша цель, — Сокол в очередной раз посмотрел на всех. — Едем рано, потому что днем можем попасть на глаза соседям. На камерах стараемся не светиться, лицо прикрываем, машину паркуем дальше, номера закрываем.

Новость об отрубленной куриной голове на площади стала для Сокола последней каплей. Даже рисунки поверх символа Птиц не пробуждали в нем столько решительности. Последние недели он собирал информацию и часто пропадал в городе. И сейчас он и его Птицы были готовы нанести ответный удар по тем, кого они подозревали в угрозах.

— По этому адресу живет человек, ранее состоявший в группировке, с которой у нас велось противостояние, — Сокол докурил сигарету и опустил бычок в пепельницу на подоконнике. — Не знаю, насколько он причастен сейчас. Но, вероятно, решил вернуться к старым делам, судя по обстоятельствам.

Сизый, Чиж и Сорока сбились в кучку на диване и жались друг к другу, словно продрогшие воробьи. Чиж то и дело прикрывал глаза, проигрывая сну, но Сизый и Сорока толкали его в бок по очереди, чтобы он не стал храпеть прямо при Соколе. Ласточка сидела на кресле напротив Глухаря, поджимая колени под себя. Казалось, сон обходит ее стороной, и она полностью погрузилась в продумывание успешного исхода операции. Про Глухаря было сложно сказать, думает ли он о деле или же погрузился в собственные размышления невесть о чем. Щегла же била мелкая дрожь от холода или волнения первого серьезного дела, которое настигло его с приходом февраля.