Внутри у Скворца разливалось что-то настолько горячее, что кровь превращалась в кипяток, а картина перед глазами размывалась в непонятное пятно. Эти несколько часов с Соловушкой наедине в отдаленном месте слились в одну гигантскую эмоцию радости и эйфории. В голове у Скворца намертво осел запах ее волос, вкус губ и ощущение близости с и без того близким человеком. Из мира воспоминаний и образов его вытащил Дрозд, что сидел за столом в гостиной.

— Где вы были? — холодный тон голоса окатил Скворца, будто ледяной водой.

— Да так, по участку походили, немного прогулялись, — Скворец поджал губы, изо всех сил стараясь сдержать улыбку, что не осталось без внимания Дрозда.

— Где гуляли? — он насторожился и нахмурил брови.

— Тут рядом, — Скворец расплылся в улыбке от воспоминаний о Соловушке.

Дрозд замер не сводя взгляда со Скворца. Стоило ему развить чуть сильнее мысль о том, что Скворец радостнее обычного, а Соловушка не зашла вместе с ним. И с чего бы ему так довольно улыбаться наедине с Дроздом? С чего бы ему цвести и пахнуть подобно яблоне по весне?

— Что? — Дрозд тут же побледнел, словно увидел саму смерть перед собой. — Ты… как ты… как ты мог, — его руки рухнули под собственным весом вниз. — Предатель.

— О чем ты? — Скворец отскочил в сторону, избегая подскочившего с места Дрозда. — Что ты несешь?!

Дрозд подбежал к Скворцу и толкнул его в стену. За все годы их немой неприязни друг другу это было первая драка.

— Вас не было несколько часов. А после ты приходишь весь такой розовощекий с нескрываемым ликованием в голосе! Интересно, правда, о чем это я? — Дрозд прижал Скворца к стене, несмотря на то, что тот был сильнее его в несколько раз. — Предатель! Предатель! Предатель!

Дрозд кричал это слово без остановки, а Скворец не мог сказать ни слова. Он впервые видел Дрозда таким злым, таким опустошенным и разочарованным. Сколько бы недостатков не было у Дрозда, но он всегда умел сохранять маску непроницаемости, даже если Скворцу удавалось вывести его на эмоции. Но сейчас Дрозд покраснел от злости, упираясь руками в стену у самого лица Скворца.

— Как ты мог? Ты сделал это мне назло? После того, как я извинился перед тобой и назвал тебя семьей…, — Дрозд зажмурился, сводя брови на переносице. — Ненавижу тебя. Как сильно я все-таки тебя ненавижу, — было непонятно, крик это или хрип.

— Дрозд, послушай…, — глухой стук кулака о стену прервал его.

— Нет, это ты послушай, — палец Дрозда был у самого носа Скворца. — Филин выкинет тебя к черту из этого дома, когда узнает. А я не буду мешать. Ты все такой же грязный и дворовый…, — стук открывшейся двери не дал ему закончить эту тираду.

Соловушка ворвалась в гостиную с гримасой ужаса, застывшей на лице. Кончики ее пальцев дрожали, и она не могла произнести ни слова. Внимание Дрозда тут же переключилось на нее, и, как подобает заботливому брату, он подбежал к ней, вглядываясь в напуганное лицо.

— Машина, там какая-то машина.

Скворец не успел сообразить, в чем дело, как череда выстрелов раздалась за окном, и стекла градом полетели вовнутрь дома. Скворец успел утянуть за собой вниз Дрозда и в последний момент рывком кинул Соловушку на пол. Возможно, если бы она стояла на том же расстоянии от окна, как и они, то сумела бы избежать осколков. Но они предательски расцарапали ее руки и спину. Скворец зажал ей рот, чтобы она не кричала, но из-за дрожи собственных рук он не мог справиться. С минуты на минуту в дом войдут и лежать на полу посредине гостиной явно не лучшая идея. Филин готовил его к подобным случаям три года. Но именно сейчас, когда так сильно нужны все его знания, они куда-то испарились. В голове бурлила мутная каша из слов Филина, но сложиться в нужную картинку не ее не удавалось. Скворец думал, что сможет совладать с собой, когда придет время. Думал, что сможет действовать быстро и правильно, ведь его учили. Но сейчас страх окутывал его с ног до головы, словно вязкие сливки. Следовало начинать шевелить лапками, чтобы превратить эти сливки в масло. Скворец окинул беглым взглядом дом и чуть было сам не закричал.

— Дрозд, — он схватил его за затылок и двинул ближе к себе. — Бери Соловушку и уходите. В кабинете Филина за шкафом есть сейф. Там вход в подвал. Из подвала выйдете на заднюю часть участка. Бегите в сторону леса и не оглядывайтесь. Будьте аккуратны, чтобы вас никто не видел. Код сейфа — цифры ваших дней рождения.

— Но…?

— Уходите! Я отвлеку их, чтобы они не пошли прямо за вами.

Дрозд кивнул, смахивая со своего лица мелкие осколки. Он подхватил Соловушку на руки и побежал в кабинет Филина. Скворец собрал в себе всю злость и все силы, что только остались, и подошел к двери. Даже если сегодня придется умереть, он счастлив, что ему удалось прожить эти шесть лет счастливым человеком, с самой настоящей семьей, о которой он даже не мечтал в детском доме. Даже если сегодня придется умереть, он будет знать, что любовь всей его жизни любит его в ответ. Даже если сегодня придется умереть, он сдержит обещание, данное Филину. Он сделает все, чтобы защитить Соловушку и Дрозда.

Глава 9. Гнездо

«…Снег за окном торжественный и гладкий,

пушистый, тихий.

Поужинав, на лестничной площадке

курили психи. Стояли и на корточках сидели

без разговора.

Там, за окном, росли большие ели —

деревья бора…»

Снег за окном. Борис Рыжий.

Щегол проснулся ночью от неизвестного света, что исходил из-за двери. Это было похоже на чей-то фонарик, чей свет дрожал от неуверенной руки. Немного поколебавшись, Щегол поднялся с кровати и медленными шагами вышел из комнаты. За окном сыпались крупные хлопья снега, и зима явно сулила большие сугробы и громкие метели. Как и говорил Глухарь. Завтра или уже сегодня должен будет наступить Новый год, и Щегол даже представить себе не мог, как Птицы будут его отмечать. Из-за этой интриги сохранялось приятное предчувствие праздника. Щегол искренне надеялся, что они не оставят это как обычный день, а придумают что-нибудь по-настоящему домашнее. Свет от фонарика снова дрогнул, и человек, сидящий за столом, обернулся. Его лицо слегка подсвечивалось и казалось еще более уставшим, чем обычно.

— Почему не спишь? — Сизый прокашлялся и шепотом спросил.

— Не спится, — Щегол пожал плечами. — А ты что делаешь?

— Пишу письма, — он усмехнулся на этих словах и сгреб в руки листы бумаги.

— Хочешь отправить их семье? — Щегол удивленно огляделся по сторонам, будто кто-то мог их подслушивать.

— Конечно же, нет, — Сизый поджал губы. — Я пишу их периодически для того, чтобы очистить голову от недосказанных слов. Можно представить, будто поговорил с теми, с кем не поговоришь.

— Обычно такие письма надо потом сжигать, — Щегол сел на пол рядом с Сизым и поджал колени к груди.

— А я не сжигаю, — Сизый сложил листы бумаги в большой конверт. — Может, когда-нибудь захочу перечитать. А может, чтобы кто-то это прочитал.

Если бы у Щегла была возможность написать такое письмо, где он может сказать все, что угодно. Что бы он сказал и кому? Первым же вариантом была мама, с которой он так и не попрощался нормально. Но у Щегла не поднялась бы рука написать ей письмо, которое она не прочтет. Ведь тогда какой в этом толк? Ему легче жить с той мыслью, что она думает, будто он уехал на заработки. Да и сам Щегол начинал верить в это. Он верил, что через год вернется к ней, как ни в чем не бывало. А если сесть и написать ей письмо с прощанием, то эта странная фантазия разрушится. Щегол мог бы написать что-то своим друзьям, если бы только они у него были. В школе их было много, в колледже поменьше. А потом круг его общения сузился до невозможного. Сейчас этот было даже кстати, ведь никто не будет искать его и скучать по нему.

— Не боишься, что кто-то их найдет и прочтет? — Щегол подпер одной рукой щеку.