— А я всегда утверждал: «Если предложить хорошую цену, капиталисты продадут и саму веревку, на которой их же и повесят».
— От судьба не уйти, — выразил своё мнение Моро.
Вождь постепенно стал отставать от друзей, всё также неуклюже размахивая руками, пока окончательно не скрылся из вида.
— Ты в следующий раз заранее предупреждай о своих новых друзьях, — процедил сквозь зубы Павел. — А то, неровён час, кондрашка хватит.
— Что есть кондрашка? — осведомился Моро.
— Паралич.
— Это не есть карашо.
— Вот то-то и оно!
— Я думать, ти обрадоваться знакомство с такой великий человек.
— Что? Этот плюгавый вурдалак великий человек? Он — вселенское воплощение зла на Земле.
— Я не знать. Он так сказать.
— Поехали уже домой! — вздохнул Павел.
Пройдя несколько сотен шагов от Красной площади, Павел увидел двух мужчин, копошащихся возле дорогой машины. Один зорко смотрел по сторонам, второй стоял спиной к водительской двери автомобиля и быстро нажимал на кнопки сканера в виде брелока. При этом он постоянно пытался открыть дверь авто у себя за спиной.
— Жан, вон видишь, этих двоих? Знаешь, кто это такие? — поинтересовался Павел у Моро.
— Нет.
— О, брат, это жулики! Они замышляют зловещее преступление на дороге. Тебе страшно? Мне — нет.
— Мсье жулик? — поинтересовался Жан-Пьер, сделав ударение на второй слог.
— Уи.
— Что же он хотеть?
— Он хотеть украсть чужой самодвижущийся экипаж. Надо бы провести воспитательную работу.
— Этим я займусь с превеликий удовольствий.
Когда угонщики уже сели в автомашину и стали пытаться её завести, Жан-Пьер «материализовался» на заднем сиденье, и произнёс:
— Здравствуйте, господа! Ви не подбросить меня до дом?
Двое злодеев вздрогнули от испуга. Оправившись, один из них произнёс:
— Откуда ты тут взялся? Мы не такси!
— Эй, фрик, иди отсюда! — добавил второй.
— Кто есть Фрик, — не понял Жан-Пьер. — Мой фамилий есть Моро, а не Фрик.
— Фрик — это клоун! Иди своей дорогой по добру, по здорову. Пока кости целы.
— Можешь не волноваться, господин кароший, кость во мне нет. А вот французский кавалерийский пистолет всегда со мной. — Жан-Пьер достал из-за пояса длинный тяжелый мушкет, взвёл курок и выстрелил себе в лоб. Пуля пробила голову француза, обрызгав изнутри автомобиль кровью и частичками мозга, но не нанесла никакого ущерба заднему стеклу машины. От головы, фактически, осталась одна черепная коробка и перекошенный рот.
— Ви видеть это? — спросил Моро у угонщиков, когда рассеялся дым. — Ви видеть через моя голова?
— Видеть, — выдавил из себя злодей, застывший в ступоре на пассажирском сиденье.
Второй угонщик, сидящий на месте водителя, был парализован от страха и не мог произнести ни слова.
— Ви понять, что воровать нельзя? Что брать чужой весчь нехорошо?
— Да, да! Мы всё поняли! — отошёл от испуга водитель.
— А теперь ви вийти отсюда и пойти думать над свой поведений. Ви меня понимать?
— Понимать, — пришёл в себя жулик с пассажирского кресла. — Можно идти?
— Бистро!
Мужчины одновременно, резким движением, открыли дверцы автомобиля и припустились бежать с такой скоростью, которой позавидовал бы любой профессиональный спринтер.
— Ну, как прошло перевоспитание? — поинтересовался Куйвашов у друга, когда тот появился подле него.
— Еxcellemment (Превосходно).
— Слушай, Жан-Пьер, знаешь, какое самое лучшее средство от жуликов? Это, конечно, привидение.
Придя домой, Павел включил музыкальный канал с клипом Карди Би Меган и Джовон Рут Пит, где «толстомясые» женщины отплясывали в откровенных неглиже.
— На какой язык они поют? — спросил Жан-Пьер у него.
— На английском, — ответил Куйвашов.
— Мне показался, что они петь междометий.
— Это такой стиль. «Рэп» называется.
— O tempora, o mores! (О времена, о нравы!) Экий свободний у них крой платья, — удивился Моро. — В наше время женсчина себе подобного не позволять. Какой примитивний у вас мода! В мой время невозможно было представить себе бесстижик полуголик девиц, выплясываюсчик на улица. Пристойний молодой девушка носить платья такой длина, из-под которой виднелся удлинённий до счиколотки панталони.
— Я больше скажу. У нас женщины даже канкан танцуют без панталон.
— Похабници! — покачал головой Моро. — А la sauvage (Нагая мода). Но это же неприличний нагота!
— Да уж, безудержный разгул. Но ведь «Франция — страна любви»? А как же французский секс, улица «Красных фонарей», любвеобильная Маркиза де Помпадур?
— «Влюбленному, чтоб он, простак,
Мог избежать судьби печальной,
Советуют обычно так:
«Любовь не шляется в кабак,
И не коди за ней туда,
Вернешься пьян, избит и наг,
Не знают девки там стида.
С любим ложатся спать за грош,
Но ласкам этим грош цена.
Приди, когда в кармане вошь,—
Заклопнут двери, как одна!
За деньги каждая верна,
Но в том ни проку нет, ни чести!
Когда любовь тебе нужна,
Исчи ее в пристойном месте».
Франсуа Вийон. «Завет прекрасной оружейници гулясчим девкам».
— Ничего себе. Ты еще и стихи помнишь! Намекаешь на то, что любовь за деньги не купишь?
— Я не приверженец любовь за деньги.
— Любовь без денег — бессмыслица. Сильный пол не уважает дармовой неликвид.
— Послушать, Поль, а есть такой мюзич во Франций?
— Есть, конечно. Сейчас включу. — Павел открыл интерфейс популярного видеохостинга и включил рэп в исполнении Медина.
Прослушав рэп, Моро воскликнул:
— Что это за музик?
— Французский рэп.
— Этот ор?
— Это современная французская музыка.
— Я думать, это кошка рожать! В мой время ми слушать Бетковен. Кто же петь такой музик?
— Рэперы.
— Кто же это такой?
— Певцы, исполняющие песни в стиле ритмичной речи, совмещённой с уличным жаргоном. Практически все — чернокожие.
— Откуда во Франций столько чернокожий?
— В тридцатых годах девятнадцатого века, Франция вторглась на территорию Алжира. В конце сороковых годов Алжир был объявлен территорией Французской Республики. Уже в шестидесятых годах двадцатого века Алжир обрёл независимость от Франции. В те же годы во Францию и хлынул поток иммигрантов.
— Сколько же их сейчас проживает в стране?
— Несколько миллионов.
— Маман! Роди меня обратно!
— Хватит разглагольствовать, — поучительно произнёс Павел. — Ты тут обживайся, а я — на кухню, ужин готовить. Нам, мешкам с костями, пища нужна материальная, а не духовная.
— Panem et circenses! (Хлеба и зрелищ!), — парировал француз. — Вот весь ваш суть. Ничего возвишенний. Не забудь, завтра тебе рано встать. Мне сон не нужен.
— Это зачем? — удивился Павел.
— Ми пойти к басурманский склепи. Там недалеко лежать девочка Лиза. Её надо отдать родственник. Я обещать.
— Что за «басурманский склеп»?
— Немецкий кладбисч, где ми с тобой познакомился. У тебя есть лопат? — осведомился Моро.
— Есть небольшая сапёрная лопатка на балконе.
— Пойдёт. И возьми какой-нибудь сумка.
— Магазинный пакет пойдёт?
— Весьма!
Ночью Паше приснилась Катя.
— Привет! — поздоровалась она.
— Как ты? — только и смог выдавить из себя юноша.
— Здесь хорошо. Не волнуйся за меня. С Гариком и Даней тоже всё в порядке. Живи долго и счастливо. Единственная просьба к тебе: попроси своего нового друга замолвить словечко перед Лефортом. Может, он отдаст голову? Негоже молодой девушке в свадебном платье в гробу без головы лежать.
