— Конечно, — глотаю я. — Если вы меня извините, джентльмены.

К тому времени, когда я подхожу к своей машине, я взволнован и готов что-нибудь ударить. Но я сдерживаю гнев и предпочитаю поехать в аэропорт за Розой. Ее нет уже месяц, и она только что возвращается домой после какого-то художественного ретрита.

Когда она замечает, что я жду ее, она улыбается, подходит и обнимает меня.

— Привет, старший брат.

Я смотрю на нее, проводя рукой по кончикам ее волос, выкрашенных в красный цвет.

— Что это? Крик о помощи?

Она закатывает глаза.

— Нет. Мне просто хотелось это сделать. У меня есть месяц вдали от мамы, в Риме — конечно, я собиралась сделать что-нибудь сумасшедшее. К тому же я художник, — произнесла она. — Это форма выражения.

Я ухмыляюсь.

— Мама определенно потеряет всякое дерьмо.

Она пожимает плечами, и я хватаю ее чемодан и провожу ее из аэропорта к своей машине, чтобы мы могли отправиться домой. По дороге она рассказывает мне все о своем ретрите, и я изо всех сил стараюсь слушать, но после разговора с Занетти мои мысли далеко. С моей дочерью и ее матерью, которая продолжает трахать меня.

Конечно, моя сестра замечает.

— Как дела, брателло? — спрашивает она. — Ты отвлекся.

Я выдыхаю и смотрю на нее. Выражение ее лица открытое и любопытное. У нас с Розой всегда были довольно хорошие отношения, в том смысле, что мы никогда особо не скрываем друг от друга ничего важного. Например, она рассказывала мне все о парнях, в которых была влюблена, и мне было очень весело следить за тем, чтобы они держались от нее подальше. Конечно, я ей этого никогда не говорил. В любом случае, Роза доверяет мне, и я доверяю своей младшей сестре. Вот почему я чувствую необходимость сказать ей правду.

Роза в замешательстве наклоняет голову, когда я внезапно останавливаюсь, останавливая машину на обочине.

— Хорошо, я собираюсь кое-что сказать, и мне нужно, чтобы ты не волновалась, — начинаю я.

Она кивает.

— Хорошо, я слушаю.

Я делаю глубокий вдох.

— У меня есть дочь.

Глаза Розы расширяются до размеров мячей для гольфа. Я не позволяю шоку пройти, прежде чем обрушу все это на нее. Я говорю ей, что Елена — мать моего ребенка и что она уехала в Лондон, чтобы скрыть свою беременность. Я рассказываю ей все о Кэсси и о той дурацкой ситуации, в которой оказался.

К тому времени, как я закончил объяснять, я чувствую себя легче, чем за последние несколько недель. Было приятно сбросить все это с моей груди. Конечно, кажется, что я травмировал сестру в процессе. Роза молчит несколько минут, и я молчу, позволяя ей все осознать.

— У вас с Еленой есть общий ребенок? — спрашивает она в ужасе.

— Ага.

— Ебена мать!

Я сдерживаю улыбку. Благодаря маминому уходу Роза всегда такая чопорная и правильная. Она никогда по-настоящему не ругается, поэтому слышать это из ее уст забавно.

Я откидываю голову на сиденье и вздыхаю.

— Ага.

— О Боже. Вы оба умрете. Вы оба такие мертвые, — бормочет она.

— Не совсем утешительные слова, сестра.

— Ты знаешь, что я права. Ты не только спал с ней, но и опробовал ее, а потом целый год скрывал беременность!

— Это было не мое решение, — отмечаю я, нахмурившись. — Я почти не контролировал это.

— Ну и что? У тебя есть ребенок, Роман. С женщиной, на которой ты не женат. Боже мой! Мама потеряет сознание. Сальвадор сойдет с ума. Тони собирается убить тебя.

Моя челюсть сжимается.

— Поверь мне, Роза. Я знаю, как они отреагируют на эту новость.

Она смотрит на мое лицо, и при виде моего выражения ее взгляд смягчается.

— Хотя я тётя. Это восхитительно. Не могу дождаться встречи с ней.

— Ага. Она идеальная девочка.

— И ты любишь ее?

Я выгибаю бровь, отвечая на этот вопрос. Я знал о существовании Кэсси почти три недели. Я встречался с ней три раза. Но, честно говоря, у меня нет сомнений в том, что я чувствую к этой маленькой девочке.

— Конечно, я люблю ее, — грубо отвечаю я. — Она моя дочь.

Роза улыбается.

— Я рада. И я рада за тебя. Ты будешь лучшим отцом.

— Конечно. Пока мой лучший друг меня не убьет, — мрачно говорю я.

— Вероятно, он не убьет тебя, — оптимистично предлагает она. — Но он может никогда и не простить тебя.

Я выдыхаю.

— Ага. Вот чего я боюсь.

Когда на следующий день я прихожу в квартиру, дверь открывает Киара. Я выгибаю бровь, глядя на ее внешний вид.

— Что это за дерьмо у тебя на лице? — спрашиваю я, указывая на черное вещество, покрывающее каждый дюйм, кроме ее глаз, носа и рта.

Ее глаза сужаются.

— Это маска для лица, большое спасибо. Елена, твой папочка здесь, — объявляет она, отходя от двери, чтобы дать мне войти.

Закатывая глаза, я следую за ней. Елена выходит из спальни, держа на руках плачущего ребенка.

— Привет, — говорит она, растерянно улыбаясь. — Ты можешь подержать ее. Она не перестает плакать.

Я немедленно тянусь к Кэсси и притягиваю ее к себе. Прижимая ее к груди, я успокаивающе массирую ее спину — совет, который я узнал в ходе исследований. Пока я изо всех сил стараюсь запомнить миры песни «Twinkle, Twinkle Little Star».

— Мерцай, мерцай, маленькая звездочка, ты выше мира. В ромбе в небе лети лалалалалала. Мерцай, мерцай, маленькая звездочка. Вот ты где, в небе.

Проходит несколько секунд, и вопли прекращаются, растворяясь в мелких вздохах и шумах. Наконец она замолкает, и я ухмыляюсь.

Елена начинает хихикать, давая понять, что я забыл слова. Или, возможно, я никогда их не знал.

— Ты так хорошо с ней общаешься, — говорит она, широко раскрыв глаза.

Она подходит к своей подруге, которая пристально наблюдает за мной. Она шепчет что-то Елене на ухо, от чего та ахает, прежде чем хлопнуть ее по плечу.

— Заткнись, Ки, — бормочет Елена.

Я с любопытством наблюдаю за двумя женщинами, покачивая ребенка на руках.

— Итак, Роман, расскажи мне, как ты прошел путь от парня, стреляющего людям в голову, до этого, — говорит она, указывая на меня.

— Магия, — невозмутимо говорю я.

Она улыбается.

— Это так ценно. Я бы сделала фотографию и отправила Майклу и Тони, но не могу, потому что вы двое не признались.

Я слышу приговор громко и ясно в голосе Киары. Елена издает разочарованный вздох.

— Я сказал Розе, — говорю я, глядя в карие глаза Киары.

— Поздравляю. Ты рассказал об этом одному человеку, который никогда не собирался тебя об этом ругать. Пожалуйста, Роман, — усмехается она.

— И почему ты так обеспокоена? — спрашиваю я ее.

— Потому что я волнуюсь. Все это может так легко взорваться вам прямо в лицо. И я ненавижу, что ты не сможешь справиться с последствиями.

— Я с этим разберусь, — кричу я.

— Хм. Просто скажи им поскорее, пожалуйста.

Она встает и направляется в свою комнату, оставляя Елену наедине со мной. На ее лице задумчивое выражение.

— Она права, ты знаешь. Нам нужно сообщить им об этом как можно скорее.

— Да, знаю. Я планировал сообщить эту новость на семейном ужине во вторник, — сообщаю я ей. — Тебе не обязательно там находиться.

— Ты шутишь? Это такой же мой беспорядок, как и твой. Может быть, даже больше. Это я прятала ее целый год. Я буду там.

— Хорошо.

Мы обе несколько минут говорим о внезапном отвращении Кэсси к ее детскому молоку, прежде чем Елена сообщает мне, что ей нужно сходить в продуктовый магазин.

— Я пойду с тобой, — говорю я.

— Нет, все хорошо. Это десять минут езды.

— Я иду. Мы тоже можем взять с собой Кэсси.

Она пожимает плечами, решив не спорить, и направляется в другую спальню. Я слышу, как она сообщает Киаре, что мы уходим, а затем она стоит передо мной с детской сумкой Кэсси.

— Пойдем.

Мы выходим из дома и спускаемся на лифте, решив сесть в машину Елены, поскольку в ней уже есть автокресло Кэсси. Убедившись, что она заправлена, проникаем внутрь. Десять минут езды потрачены на то, чтобы придумать, как лучше всего проинформировать нашу семью о новинке. Когда мы подъезжаем к продуктовому магазину, я паркуюсь, а Елена ждет, пока я возьму Кэсси из ее автокресла. Я выношу ее, когда рядом с ней подъезжает очень знакомая машина.