– Она и так знала. – Нолан даже не смотрит на нее. Он не смотрит ни на кого, кроме меня, и я чувствую, как кровь приливает к щекам.

– Так и есть. Я догадалась по запаху.

Его смех низкий и глубокий, и через секунду я присоединяюсь, а остальные смотрят на нас так, будто у нас крыша поехала. Кстати, не исключено.

– Что думаешь о Кохе? – спрашивает Дефне, когда мы успокаиваемся. Она тоже не удивилась появлению Нолана.

– Надеюсь, он сидит на своих яйцах. На этом все.

– Серьезно? Ни единого комментария о мужчине, за которым ты пролетел через всю страну?

– Я не за этим прилетел в Вегас, – Нолан пожимает плечами. – Кох – человеческое воплощение грязного туалетного ершика и продолжает им быть все десять лет, что я его знаю. Или тебе нужна дополнительная характеристика?

Часть меня удивлена, что Нолан и Дефне спорят так, будто знакомы всю жизнь. Но мне не удается расспросить их об этом, потому что другую часть меня терзают совсем иные вопросы.

– Что думаешь о партии? – продолжает давить Дефне, и взгляд Нолана меняется – похоже на разочарование и досаду. Как будто два этих чувства смешались в одно, более неприятное.

– Думаю, что хотел бы поговорить с Мэллори наедине. Не могли бы вы нас оставить?

Дефне фыркает:

– Я тебя с ней наедине не оставлю.

– Почему?

– Потому.

– Это не ответ.

– Я ее тренер.

– Она сама решает, с кем разговаривать. И тебе известно, что мы уже оставались наедине? Много раз.

– Не совсем так, – спешу возразить я. – Вот так мы вдвоем не оставались.

Остальные кидают на меня странные взгляды, и я не знаю, почему меня внезапно бросает в жар. Это Нолану стоит смущаться. А не мне.

Дефне смотрит на меня:

– Ты хочешь поговорить с Ноланом, Мэл? Наедине?

Нет. Да. Нет.

– Да.

– Я провожу ее обратно в отель, – заверяет Нолан. – Так что не нужно ждать.

Все начинают суетиться, и вскоре мы остаемся одни в компании доски Эмиля и шести разных вкусов вафельного сиропа. Я вновь окидываю взглядом черную королеву и жду, пока Нолан заговорит первым.

Возможно, он скажет, что ошибся и я не такая уж невероятная, и больше не будет давать мне советы. Я почти готова начать оправдываться, извиняться, говорить, что сделала все, что было в моих силах, и если этого недостаточно, то что ж. Я лажаю не в первый раз, но уже больно так, как от всех предыдущих разов, вместе взятых.

Однако Нолан молчит. Его рука скользит по столу, и я думаю, что он накроет мою ладонь своей, но вместо этого всего лишь касается моих пальцев.

Простое, легкое прикосновение. Но мне становится тепло и уютно – этого достаточно, чтобы я подняла глаза, когда он начинает говорить:

– Будь моим секундантом.

– Я… что?

– Будь моим секундантом.

– Нолан, – я растерянно качаю головой. – У тебя наверняка миллион секундантов, зачем тебе…

– У меня их пять. Но я хочу тебя.

У меня начинают пульсировать виски.

– Почему?

– В феврале матч на первенство мира. Мне нужно тренироваться, чтобы обыграть Коха. Ты нужна мне.

– Нет. – Кох не просто соперник Нолана – он его враг. Я подвела нас обоих, когда проиграла ему. – Я не нужна тебе. Скорее всего, тебе и готовиться не нужно. А я только что продула ему, так что я последний человек на Земле, которого стоит…

– Я тоже не заметил ее.

У меня перехватывает дыхание.

– Королеву. Я смотрел партию и был так же беззащитен, как и ты, Мэллори. Я… – Нолан сглатывает. – Я не смог предвидеть такого исхода, а затем не знал, как выбраться из этой ловушки. Я бы тоже сдался.

Я выдыхаю:

– Но как это возможно? Ты победил его несколько месяцев назад.

– Не знаю. Такое бывает, шахматисты годами показывают стабильную игру, а затем вдруг делают резкий рывок вперед. Но эта партия… Кох играл как машина. Идеальный компьютер, который может предотвратить любую атаку, разрушить любую инициативу. И это при условии, что ты охрененно играла. Против тебя справилась бы только программа.

Нолан расстроен. Я всегда думала, что он вспыльчивый, но впервые вижу его искренне раздосадованным, а не злым. Он не уверен в себе.

– Мэллори, если он будет продолжать в том же духе, то станет чемпионом мира.

Я все еще чувствую теплое касание его пальцев.

– Но я уже не справилась.

– Знаю. Однако вместе мы сможем придумать, что делать, – он наклоняется, взгляд прикован ко мне. – Будь моим секундантом. Помоги мне обыграть этот кусок дерьма.

– Я… Если я стану твоим секундантом, мы постоянно будем тренироваться вместе. Я буду знать все. Изучу тебя так хорошо, что тебе будет сложно потом меня удивить. Если я стану твоим секундантом, то буду знать тебя как свои пять пальцев.

На его лице расплывается красивая, мягкая полуулыбка.

– Думаешь, я этого не хочу?

– Нолан…

Я переворачиваю его ладонь и принимаюсь изучать ее. Она такая большая – гораздо больше моей. Линии и бороздки пролегают глубоко в коже. Было бы так легко провести по ним пальцами, обрисовать эти узоры.

Я… Не знаю. Может, это плохая идея. Может, я недостаточно хороша. Не понимаю, откуда в Нолане этот огонек, на который я всегда летела. Не знаю, смогу ли стоять рядом с ним и быть далеко.

Я ничего не знаю, но у меня есть один вопрос, который я хочу задать:

– Нолан?

– М?

– Зачем ты прилетел в Вегас?

Его пальцы сжимают мои. Мое слабое сердце делает сальто.

– Мэллори. Потому что здесь была ты.

– Если ты пойдешь ладьей на g5…

– …тогда слон…

– …но эта пешка…

– …на g7…

– …нет, если не хочешь подставить короля под удар…

– …знаешь, есть такая штука, называется рокировка…

– Эм… ребята?

Мы с Ноланом поворачиваемся к Тану и одновременно раздраженно выпаливаем:

– Что?

Тану стоит, прислонившись к косяку. Выражение ее лица скорее скептическое, чем испуганное. Волосы собраны в небрежный пучок, комбинезон в виде коалы висит свободно. Она в очках, а значит, уже сняла линзы, а это, в свою очередь…

– Уже одиннадцать сорок. Вы здесь сидите с двух, и, кажется, вас все устраивает. Но если вы вдруг решите, что героические подвиги украинских гроссмейстеров середины прошлого века недостаточно питательны, в холодильнике пирог из курицы.

Нолан мрачнеет:

– Почему вы не позвали нас на ужин?

– Мы звали. Трижды. И каждый раз вы бурчали что-то нечленораздельное. Я записала это на камеру и сделала микс с Dragostea[48] для тиктока. Хотите посмотреть?

– Доброй ночи, Тану, – отвечает Нолан.

Она хорошо знает его, поэтому исчезает прежде, чем он встает.

– Давай поедим, – говорит он мне.

– Подожди. – Я тяну его за рубашку. – Нам нужно закончить…

– Тебе нужно поесть. Идем.

Когда я сказала Дарси, что часть декабря и январь буду жить у Нолана на севере штата Нью-Йорк (да, у него свой дом; да, я пробормотала: «Ешь богатых»[49], когда он мне сообщил), сестра скептически посмотрела на меня и спросила: «Насколько разумно ехать в уединенный домик в лесу в компании Убийцы королей?»

Спустя несколько недель я все еще не уверена в ответе. Я сижу на кухонном столе и наблюдаю, как Нолан стоя поглощает еду – быстро, по-деловому, будто забрасывает уголь в топку. Очевидно, мыслями он все еще в партии, которую мы анализировали.

Его дисциплина, конечно, впечатляет.

Он просыпается раньше, ложится позже и работает усерднее, чем все, кого я знаю. Он относится к себе со всей строгостью. Целеустремленный, исключительно упорный в разборе чужих партий: препарирует каждый ход, постоянно возвращается к тому, что уже пройдено, смотрит несколько партий сразу и продумывает ходы наперед. Нолан никогда не устает и ни в чем не сомневается. Он упорный, даже одержимый. Его воля тверда как сталь, и, как бы странно это ни звучало, этим он привлекает.