Зря, очень зря разрешил я жрецам давать предсказания, глядя на колеблющийся дым сгорающего орроа! Е было ни одной мелкой сошки в самом захудалом храме, чтобы не пользовалась этим, за мзду давая самые невероятные обещания милости Небесных богов!
По сути, вся страна была обложена военными и религиозными налогами, которые взимали со всех городов местные храмовники. Налоги, введенные для оплаты войны с оруталлами, так и не были отменены и в мирное время. Те, кто не могли внести налог, должны были отрабатывать на храмовых полях. Бывало что бедняков, задолжавших храму, обращали в рабов.
Особенно скандальным были продажи таких рабов чужестранцам — наша страна, когда-то покупавшая рабов, теперь стала их продавать. А доходы жрецы тратили на себя и своих родственников.
При этом жрецы не только не способствовали развитию письменности, а наоборот, запретили пользоваться эсперанто, как «священным языком посвященных в таинства». В итоге эсперанто почти вышел из употребления среди горожан, хотя пришлые торговцы еще пользовались им.
Восстания против жрецов подавлялись отрядами ахайров, превратившихся в личную стражу храмовников. Вместо разведки местности воины ахайры применялись как эскадроны смерти — убивали оппозиционных жрецам демархов* (демарх — глава аристократического рода — ПРИМ). Все эти столкновения и перешли вскоре в настоящую революцию.
Два года назад, на праздник Таурокам, когда устраивают бой быков, жрецы заявились в корраль и конфисковали быков фарраха адаже Керкирона — якобы в счет недоимки по Тауримпосто* (Тауримпосто — храмовый налог на телят. В храм отдавался каждый 16–й теленок — ПРИМ). Их отвели в храм и сразу забили на мясо, хотя это были призовые быки, фавориты предстоящего выступления. Это было прямое оскорбление не последнего в Керкироне человека. Тот не стерпел и организовал заговор.
План заключался в том, чтобы в назначенный день захватить Храмовый холм Керкирона и установить свою власть. После ожесточенного боя город оказался в руках восставших. Они уничтожили всех жрецов, и выбрали себе новые органы правления. Экронты, ассумы, суффекты — все они были избраны по жребию из вождей восставших. Ежегодно жребий метался вновь, чтобы власть не оставалась долго в одних руках.
Восстание скорее перекинулось на север — сначала в Адажион и Арсинойю, а затем и на другие города долины Станубиса. Вскоре жрецы бежали отовсюду, в том числе и с Лаона.
Насколько я понял, претензий у восставших ко мне лично не было. Они просили установить им законы и амнистировать их, оправдать перед Небесными богами за убийство жрецов.
Также оказалось, что прямо сейчас идет война. Выжившие жрецы бежали на север. Там они собрали богатства храмов и призвали в страну варваров — и оруталлов, и еще каких-то северян, подкупив их храмовыми богатствами. В качестве посланника богов они взяли самозванца, намазали ему морду известкой, имитируя мою мертвенно-бледную кожу, и показывают теперь народу, как посланца Небесных богов. Возят его на белой арбе, похожей на мою, поют гимны, воздают почести, и, как и со мной, не позволяют никому с ним общаться.
В итоге часть войска и варвары начали осаду Адажиона. Началась гражданская война, отряды жрецов и оруталлов вошли в Алитэ и Сураджу, Керкирон был взят и разграблен варварами, а значительная часть страны потеряна. Сейчас войска восставших готовятся к походу против варваров, готовясь выбить их из Сураджи.
Известия снова вызвали во мне волну самобичевания. Ведь я знал, что войну надо было довести до конца! Следовало завоевать долину Нуовы, и установить естественную границу с варварами по пустыне Ордос. Пока они живут, по сути, в нашей стране — они могут нападать на нас, когда захотят. Поэтому от беспокойного соседства надо избавляться. Страна оруталлов — Арталия — должна быть завоевана полностью, а земли заняты нашими переселенцами! Ну что же, надо сделать это сейчас.
Все что я сейчас мог сделать для восставших — это оказать им моральную поддержку. Я посетил Митту, проехав весь город в своей белой арбе, и все это среди дня. Несмотря на навесик из бамбука, моя кожа к концу дня горела — даже отраженный солнечный свет ее очень раздражал. Тем не менее, это был важный шаг. Теперь восставшие могли сказать всем, что я на их стороне! Будем надеяться, что все будет хорошо — ведь если на Лаон вернуться жрецы — мне точно кранты…
Тяжело проваливаясь в стасис, я, не переставая, корил себя за глупость. Ну, вот как бывает — живешь себе, живешь, никого не трогаешь, а потом — бац! — и вдруг текут реки крови. И все из-за того, что ты чего-то недосмотрел, буквально на пару миллиметров не дожал ситуацию. Лучше не видеть всего этого безумия, я устал и облажался, так пусть хоть что-то хорошее произойдет без меня. Возможно, так будет лучше.
Глава 22
Ход 22
Прошло 420 лет.
Мое воскрешение в этот раз было более традиционным. Меня встречала разношерстая компания встречающих, некоторые из них более-менее сносно объяснялись на эсперанто.
Итак, после 17-ти летней войны оруталлы были разбиты. Все население Арталии по моим заветам было обращено в рабство, но не распродано, а осталось на местах — это были «рабы племени» завоевателей. Примерно как илоты в Спарте. Республиканцы оказались безжалостнее адептов деспотии. Убара была разрушена полностью, ее жителей сделали рабами. Только «рестантов» — то есть не оруталлов, а потомков наших прежних жителей, не ставших когда-то переселяться на юг и попавших потом под власть оруталлов — оставили в немногочисленных поселениях по Нуове.
Отныне все изменилось. Жрецы теперь получали должности не по наследству, а избирались общим народным собранием жителей города. Я в основном утвердил те законы, которые восставшие постановили себе сами.
Свои земельные владения я конечно потерял. Храмовые земли — те, что еще оставались после исчезновения Станубиса — были поделены между победившими горожанами. Станубис не исчез полностью — его полноводный приток, Скиллон, продолжал течь в тех же берегах. Но воды было намного меньше, чем раньше, и, конечно же, теперь не было таких разливов. Земледелие на Силлоне сократилось до узенькой полоски вдоль берега. Разрушена и ирригационная система — она пришла в упадок еще после исчезновения Станубиса, а теперь еще и строить каналы стало некому — отдельные города не могли об этом договориться друг с другом. Более того, сама идея постройки больших водоводов вызывала резкую критику в народных собраниях — считалось, что это неминуемо приведет к восстановлению жреческого господства.
Новая ситуация потребовала нового протокола встречи. Появившийся стихийно государственный строй можно было бы с натяжкой назвать республикой. Теперь в разных городах власть теперь была устроена по-своему, и главы городов поэтому назывались по — разному — но в основном главными в городе были суффекты, ведавшие городскими стенами и иными постройками. Обычно они избирались или Народным собранием города или Советом, члены которого тоже избирались народным собранием. Много должностей замещалось по жребию — считалось, что это выбор богов.
С главами городов — по два от города — я встречался в первый день появления.
Главы городов (собирательно — магистраты) — сообщали о произошедших в их городе событиях. Также они обращались за оракулом по текучим вопросам — стоит ли принять или отменить тот или иной закон, заключить союз, начать новую постройку, и так далее. Они не всегда следовали моим указаниям, поскольку подчинялись они городу, а не мне, но вера в Небесных богов, как правило, заставляла их подчиняться оракулу. Суффекты очень ревностно следили, чтобы каждому из городов мною было уделено одинаковое внимание, так что для разговора со мной суффектам выделяли регламентное время — примитивные песочные часы отсчитывали время разговора с каждым из них.
Надо признать, что мое влияние сильно уменьшилось. Выбранные голосованием или по жребию жрецы совсем не спешили упасть мне в ноги — все они были потомками уважаемых людей из богатых, аристократических родов, и, что еще важнее — никто не связывал свое благополучие именно со жреческим статусом. Государственная служба была для республиканцев не источником доходов — часто, наоборот, они вынуждены были нести расходы из своих средств на различные общегородские нужды — а скорее вопросом престижа.
