Позавтракав, мы вместе отправились на работу. В том смысле, что Трегубова меня подвезла до издательского небоскреба, а сама отправилась по своим делам. Мне было немного тревожно отпускать ее одну. Хотя я понимал, что вчерашнее нападение не было попыткой убийства. Времени для этого у Босого было сколько угодно. Он хотел ее лишь припугнуть, это точно… А для чего?.. Для того, чтобы выведать что-то… Нет, был еще вариант, что этот козел мог попытаться ее изнасиловать, но делать это на лестничной площадке густонаселенного дома – та еще затея…

В общем, опять меня повело на детективный лад. Надо бы позвонить Олегу и поделиться новостями. О задержании Босого он, конечно же, знает, но я хотел рассказать еще и своем разговоре с Трегубовым. Да и насчет своих сомнений касательно мотивов нападения на актрису Трегубову тоже следует поделиться. Размышляя об этом, я поднялся на четвертый этаж. Войдя в отдел прозы, первым же дело увидел некий громоздкий агрегат на своем столе. Вот! То не было ни одной пишущей машинки, то теперь их сразу две. Я подошел к завотделом и пожал ему руку, и не только для того, чтобы поздоровкаться.

Криницын смотрел на меня с плохо скрываемой завистью, а Вера Антоновна, до сего дня единственная, кто имел постоянный доступ печатному агрегату в нашем отделе, с недоумением. Ничего, пусть поломают голову, зачем молодому сотруднику, который работает в редакции без году неделя, и чьи обязанности заключаются в чтении и первичном рецензировании поступающих самотеком рукописей, нужно это устаревшее дитя прогресса в области оргтехники?

Пока они глазели, хмыкали и пожимали плечами, я заправил в каретку чистый лист. В верхней его части настукал «ТЕМИР БЕРДЫМУХАМЕДОВ», ниже – «РЕКА ЖИЗНИ», а еще ниже: «ГЛАВА ПЕРВАЯ». И не задумываясь, сверяясь только с собственной памятью и оригинальным текстом произведения восточного партийного владыки, от которого решил оставить лишь героев, названия и некоторые места действия, пошёл вперёд. Конторского пишущего монстра хоть и нельзя было сравнить по мягкости и бесшумности печати с моей «Эрикой», но работал он надежно.

«Вдали загремело. И ветер пригнул корявые ветки чинар, что все еще цеплялись за жизнь на берегу пересохшего арыка, – печатал я. – Старый чабан с тревогой поглядел на потемневшее небо. Он не смел надеяться на то, что из туч, которые скапливались над неровной линией, отделяющей пустыню от неба, прольется хотя бы капля. Грозы бывают и сухими, когда молнии поджигают заросли верблюжьей колючки и впиваются в извилистые вершины барханов, оставляя диковинные стекловидные трубки в песке. Хуже всего, что сухая гроза может принести самум – песчаную бурю. И тогда засыплет колодцы в урочище Хаджи Юсуфа, и овцы погибнут от жажды прежде, чем Мурад успеет перегнать их на берега Арала…»

– Артемий Трифонович! – окликнула меня Фролова. – Вас к телефону!

С трудом вернувшись к действительности, я благодарно кивнул Валентине Антоновне и взял трубку.

– Алло!

– Привет, Тёма! – послышался в наушнике жизнерадостный голос Литвинова.

– Здорово, если не шутишь, – пробурчал я.

– Извини, что отвлекаю от работы, но есть очень важный разговор..

– Я не могу с работы отлучаться.

– У вас буфет есть? – с прежней напористостью спросил он.

Ответ явно предполагался конкретный:

– Есть.

– Ну вот минут через пятнадцать я буду там тебя ждать.

Я хотел было сказать, что для прохода в здание нужен пропуск, но, вспомнив, с кем имею дело, ограничился тем, что буркнул:

– До встречи!

Ровно через пятнадцать минут я был в буфете. И действительно сразу же увидел Олега. Он помахал мне рукой. Когда я подошел, то узрел большую тарелку с бутербродами, что стояла перед ним, и два стакана чаю в причудливых латунных подстаканниках с изображением стартующих в космос советских ракет. Мы поздоровались, и инспектор уголовного розыска указал мне на второй стакан.

– Садись, лопай! – скомандовал Литвинов.

Изрядно проголодавшийся, я и не думал отказываться. Некоторое время мы жевали бутеры с сыром и копченой колбасой, запивая их горячим сладким чаем, к которому предлагался даже лимон, что было редкостью в зимнее время. Видать, у заведующего буфетом в нашем издательском небоскребе хорошие связи на оптовых базах. Я со смаком поедал бутерброды, но на душе у меня было неспокойно – не чаи же гонять сюда приехал армейский дружок!

– В общем, Тём, смотри, – заговорил, наконец, Олежек. – Нам нужна твоя помощь.

– Кому это – вам? – спросил я, хотя прекрасно его понял.

– Органам охраны правопорядка, – ответил он.

– Я уже пару раз помог вам, – напомнил я.

– За что тебе огромное спасибо… – не реагируя на мое ёрничанье, сказал Литвинов. – Благодаря тебе мы взяли трех преступников. Один из них, твой вчерашний крестник – опасный рецидивист, два года числился в розыске. Двое – пташки помельче, но успели кое-где оставить свои пальчики, что позволило запросить санкцию на их арест, но… Это все сошки, мальчики на побегушках у главных акул…

– Я тут на днях повидался с одним из них, – небрежно произнес я. – С Трегубовым… Малость его разговорил…

– Ну и? – Олег явно только этого и ждал.

– С его слов я понял, что главный у них Губарев. Трегубов его называл по отчеству Миронычем, а третьего, Панкратова – Прыщом, и утверждал, что именно тот придумал подослать ко мне эту троицу бандитов.

– Очень интересно, – кивнул старший лейтенант. – Вот видишь, ты о них знаешь больше нашего… Тебе и карты в руки.

– Какие еще карты?.. – насупился я. – Я в них ни бум-бум.

– Научим, – сказал Олег. – В преф не один Сивашов умеет играть… Умел, то есть.

– Что, кстати, с ним стряслось?

– Судмедэкспертиза установила, что, скорее всего – самоубийство.

Я отставил стакан с чаем.

– А мотив?

– Нашли записку, – хмыкнул Литвинов. – Ничего конкретного, разный интеллигентский бред. Что-то вроде… – я предал свое призвание… Бог наделил меня талантом, а я его растратил на конъюнктурную дешевку… В таком роде. Впрочем, ему и так скоро пришел бы конец. Алкогольный цирроз печени… Вот и решил, видать, не дожидаться…

Олег хмыкнул, и получилось как-то пренебрежительно.

– Это не такой уж и бред, – пробурчал я, не особенно надеясь, что старый товарищ меня поймёт. – Давай уж ближе к делу.

– Да, прости… – буркнул он. – В общем, руководство поручило передать тебе нашу просьбу… Итак. Мы окружение этой троицы уже изрядно подчистили, а кого еще не взяли, скоро возьмем. Осталось взять только их самих…

– Так в чем же дело?

– Это нужно сделать прямо во время игры. Да вот только они сейчас редко катают, чуют, что вокруг них сжимается кольцо, и рискнуть могут только ради большого куша.

– И твои начальники решили, что это куш – я?

Я не удержался и выразительно фыркнул.

– Ну не ты сам, конечно, а твои деньги…

– Чтобы я спустил этим уродам свои кровные писательские?

– Не свои, разумеется, – сказал инспектор. – Для оперативной надобности тебе выдадут чемоданчик со ста тысячами рублей в красивых банковских упаковках.

– Ага, с «куклой», конечно…

– Ого, ты даже такие слова знаешь? – удивился Олег.

– Я же писатель. Слова – это моя профессия.

Литвинов кивнул с одобрением.

– Понятно… Нет, деньги будут настоящие.

– А откуда они у меня возьмутся? То есть, как это объяснить?

– Погоди, так ты согласен или нет?..

– А куда мне деваться! – буркнул я. – Если бы вы могли обойтись без меня, не стали бы просить. Так?

– Верно рассуждаешь, – кивнул Литвинов. – Касательно твоей легенды… Ее мы должны продумать вместе, потому что тебе эту роль играть, киноактер Краснов.

Он допил свой чай и подчеркнуто подождал моего ответа.

– Логично, – согласился я.

– В таком случае понадобится еще встреча, – сказал Олег. – Я передам руководству, что ты согласен, и там решат, что делаем дальше.