– Ну, ещё по одной? – задорно предложил Хэнк.

– Нет-нет, – ответил Мэдли, – мне завтра рано вставать.

– Что?! – возмутилась Бритни. – Завтра суббота. Не говори глупостей.

– Знаю, но я хочу приехать в офис и продолжить работу.

– Над чем ты вообще работаешь? – Хэнк поднял руку вверх, привлекая внимание официанта.

– Ты же знаешь, я не могу рассказать. У меня подписан договор о неразглашении, если взболтну лишнего, меня уволят и засудят, а минимальный санкционный штраф «Би-Эйч» – десять тысяч долларов.

– А ты не говори, – Бритни придвинулась к Мэдли. – Ты намекни.

Может четыре выпитых лагера, а может неестественная эйфория от осознания успехов в разработке продукта повлияли на Мэдли. Он наклонился над столиком, чуть не задев полупустой бокал, Хэнк и Бритни последовали его примеру.

– Представьте, что мозг человека – это не нейронные связи и электрохимические импульсы, а набор нулей и единиц.

– Что? – Хэнк скорчил недовольную гримасу, Бритни пнула его ногой по лодыжке под столом.

– По сути мозг – это гигантская самообучающаяся статистическая аналоговая машина из живых ионных элементов без жёсткой структуры связей между этими элементами. Нервная деятельность мозга заключается в работе с образами внешнего мира многоступенчатым иерархическим методом параллельной обработки информации. Память мозга устроена по принципу запоминания информации и одновременно является адресом запоминания в коре головного мозга, причем запоминается не только информация, но и частота её повторения. Соединения нейронов мозга образуют многоуровневую сетевую структуру, – Мэдли сделал паузу и промочил горло лагером. – Сеть.

– Я ни черта не понял, – Хэнк посмотрел на Бритни потерянным взглядом. – Что он только что сказал?

– А теперь представьте, что можно написать программный код, который будет работать по принципу обработки информации, её запоминания, взаимодействия с окружающим миром. Выверить чёткий алгоритм последовательностей, который заставит этот набор нулей и единиц не просто обучаться, но и прогнозировать исходя из полученной информации те или иные события. Делать выводы. Реагировать. Рассуждать.

Бритни немного наклонила голову в сторону, всматриваясь в Мэдли, словно пыталась прочесть мысли программиста. Несколько секунд они сидели молча, но затем и без того большие глаза Бритни округлились, а рот слегка приоткрылся от удивления.

– Ты создаёшь искусственный мозг?! – прошептала она.

– Я не могу сказать. Договор…

– …о неразглашении, я поняла. И ты продвинулся в своём деле?

Улыбка Мэдли Райана ответила на поставленный вопрос.

– Твою мать, – протянул Хэнк, – мне от этого всего стало не по себе. Точно ещё один раунд. Закажите пока, а мне надо отлить.

Мужчина встал из-за столика и слегка покачиваясь направился в уборную. Бритни проводила его взглядом, а когда тот скрылся за деревянной дверью накинулась на Райана.

– Это правда?

Тишина в ответ.

– Ответь мне, Райан, – девушка ударила друга кулаком в плечо.

– Что ты от меня хочешь? Ты просила намекнуть, я намекнул.

– Чёрт, Мэдли, это звучит как какая-то невероятная выдумка.

Программист допил лагер, поставил пустой бокал на пробчатый подстаканник и перевёл взгляд на голубые глаза девушки.

– Нет, Бритс, это реальность. Наша реальность.

Хэнк предвидел, что его лучшие друзья не справятся с такой сложной задачей, как заказать три лагера, потому из уборной проследовал сразу к барной стойке. Пробираясь через подтянутых мужчин и женщин в неброских нарядах, он посмотрел на их столик, где Бритни, жестикулируя руками, что-то доказывала Мэдли, спорила с ним. Подходя к столику, он услышал только конец фразы:

– Это просто невероятно!

– Спасибо, Бритс.

– Боже, вы всё ещё о работе? Сколько можно? Нет, не пойми неправильно, Мэдли, ты крут и я в жизни не пойму, о чём ты, но то, что ты говоришь звучит как что-то из области далеко за гранью моего понимания.

– Перестань. Я никогда не разберусь в твоей работе, или Бритни.

– Спасибо, конечно, – Хэнк подвинул бокал с лагером Райану, затем второй Бритни, – но в работе пиар-агента «Мэйсис» и колумниста «Нью-Йорк Таймс» всё более или менее понятно. Ты же, ох, приятель, ты не от мира сего.

– Я приму это как комплимент.

– Это и есть комплимент, Мэдли. Я хотела тебя подколоть, когда сказала, что ты революционер. Но ты на самом деле революционер.

– Я веду проект и занимаюсь реализацией, все разработки принадлежат «Байрон-Хофстедер». Революционерами и визионерами будут называть их.

– Грёбанные корпорации. Вот поэтому я бы никогда не пошёл работать в корпорацию. Ты пашешь, создаёшь, тратишь уйму времени, за что?

– За шестизначную зарплату, – ответил Мэдли и рассмеялся.

Друзья подняли бокалы и выпили.

– Да уж, наша заработная плата куда меньше.

– И не говори, Бритс, – согласился Хэнк. – Ладно, довольно всей этой рабочей мутотени. Ты слышал о новом бойфренде нашей рыжей?

– Хэнк, прекрати! – смущённо воскликнула Бритни.

– А что такого? Ты светишься от счастья и не ты ли мне говорила, что мистер «Я сделаю для тебя всё в постели» – твои лучшие отношения со времён Билли Хопкинса?

– Билли Хопкинс? – удивлённо спросил Мэдли. – Нападающий команды колледжа Билли Хопкинс? Давно же это было!

– Заткнитесь. Я современная нью-йоркская женщина, и не каждый мужик готов с этим смириться.

– Да, детка, – крикнул Хэнк.

– Что такого? Да, я считаю, что у меня должно быть личное пространство, да, я предпочитаю держать дистанцию в отношениях. И Брэдли – отличный вариант для меня.

– Подожди-подожди, – перебил Райан, – его зовут Брэдли? Бритни и Брэдли?

– Отличное название для романтической комедии! – засмеялся Хэнк.

– Пошли вы оба. Всё, что вам, двоим идиотам нужно знать – это то, что он делает меня счастливой, ценит моё личное пространство, каждый раз с ним – это оргазм космических масштабов и на Рождество мы едем в Париж.

– Уоу!

– Так держать, Брэдли!

– Так-то. Ну, а что у тебя Хэнк?

– Я как ветер, дорогая. Наслаждаюсь одиночеством, свободой и случайными связями.

– Осторожней наслаждайся, Хэнк, сейчас твориться чёрт знает что.

– Спасибо, мамочка, я крайне осторожен. А что наш гений?

Мэдли смущённо опустил голову, почувствовал две пары изнемогающих в ожидании ответа глаз и сделал большой глоток лагера.

– У меня ничего.

– Ничего? – спросили друзья программиста в один голос.

– Ничего.

– А как же тот случай на вечеринке у Стэна?

– Мы пару раз встретились, но это не для меня.

– Почему, дорогой? Мне казалось, что ты воспрял духом после расставания с Амари́.

– Потому что мы хотим разных вещей. Не все понимают, что для меня работа.

– Опять работа, – обречённо выдохнул Хэнк.

– Как ни крути, сейчас «Би-Эйч» занимает девяносто процентов моего времени. Десять процентов вы, пять – родители. Остаётся всего пять. Не многие готовы довольствоваться пятью процентами.

– Мне грустно это слышать.

– Всё в порядке, Бритс. Мне так проще. Отношения для меня – это такой же алгоритм. Мы идём по этому алгоритму, постоянно сталкиваясь с ситуациями, где требуется дать положительный или отрицательный ответ, в зависимости от которого наш путь продолжается или мы возвращаемся в исходную точку. Если наш путь продолжается, то через какое-то время мы вновь оказываемся у развилки, и чем длиннее этот путь, тем тяжелей возвращаться в исходную точку при отрицательном ответе.

– Мне грустно не от этого, хотя от этого, конечно, тоже.

– А от чего?

– Мне грустно от того, что в твоём процентном соотношении жизни нет хотя бы одного процента на себя.

В начале третьего ночи мокрые, мерзкие капли дождя, подхватываемые ветром и беспощадно атакующие город сменились пушистыми, невесомыми хлопьями снега, которые мягко стелились на плечи троицы друзей у входа в «Джулиус». Хэнк положил массивную руку Бритни на талию, так как держать равновесие ему было сложней, чем остальным, а Бритни поддерживала друга за локоть, сама при этом в поисках точки опоры. Мэдли выглядел так, будто пил весь вечер «Эвиан». Несколько кружек лагера словно не повлияли на скорость передачи импульсов в нервной системе программиста. Высшие уровни мозга не были поражены первыми, довольство и эйфория не заменили волнение и беспокойство, может немного потеснили. Он скромно улыбался, глядя как его друзья, его десять процентов жизни хохочут и пытаются поймать ртом снежинки.