Никита Хрущев в аэропорту Риги. Антанас Снечкус слева. 9 июня 1959.
Аналогичные процессы происходили и в Эстонии. В 1959 году в Эстонии не было необходимости проводить чистку глав местной администрации, поскольку это уже делалось в период с 1949 по 1952 год. Начиная с 1951 года эстонцы из России (не все из них говорили по-эстонски) возглавляли администрацию Эстонии — Йоханнес Камбин был первым секретарем Коммунистической партии Эстонии, а Алексей Миюрисепп — председателем Совета министров (с 1961 года — Вальтер Клаусон). Единственным местным эстонцем был председатель Президиума Верховного Совета Август Якобсон, но в 1958 году после ухудшения состояния здоровья его заменили русским эстонцем Йоханом Айхфельдом. Аналогичная ситуация была и в нижних структурах. Коммунистическая партия Эстонии по-прежнему была русскоязычной организацией, в которой местные эстонцы составляли около трети ее членов, но общее число эстонцев увеличилось и в 1960 году достигло 52% (включая русских эстонцев, называемых «джестаи»). Некоторые из этих русских эстонцев реинтегрировались в эстонскую культуру: они улучшили свой эстонский язык, сделали свои имена более эстонскими, например, Иван Камбин стал Йоханнесом Камбином). Однако многие другие русские эстонцы остались русскими как с точки зрения языка, так и культуры. Все они поддерживали «интернациональную» политику КПСС, результаты которой были очевидны: в 1945 году эстонцы составляли 94% населения Эстонии, тогда как в 1980 году — 64,5%.
Новые идеологические догмы и новая номенклатура
Между 1959 и 1961 годами, после победы сторонников централизованного государственного контроля в Москве, курс идеологии КПСС изменился и был сосредоточен на построении целостного «советского народа» (лит. Tarybinė liaudis; Rus. Советский народ) и коммунистическое общество. Было объявлено, что благодаря Коммунистической партии «социализм одержал полную победу в Советском Союзе». Это была новая идеологическая догма. Позже концепция «зрелого социализма» стала символом брежневской эпохи. Однако в реальной жизни «окончательное построение социализма» по сути означало, что КПСС отказалась от идеи сталинской классовой борьбы в государстве и политики натравливания противоположных социальных групп друг на друга. Хотя об этом публично не объявлялось, жизнь показала, что сближение нации СССР было необходимо для создания единого русскоязычного коммунистического общества, контролируемого Коммунистической партией, официально именуемого «советский народ».
Концепция консолидации и слияния советских наций в единый советский народ при коммунизме была обобщена 9-12 октября 1963 года на конференции во Фрунзе (ныне Бишкек, столица Кыргызстана). После объявления о начале нового этапа в эволюции Советского Союза КПСС определила наиболее важные препятствия и причины, мешающие «продвигаться в светлое завтра коммунизма»: местные интересы республик — «регионализм», патриотические и религиозные установки — «национализм», а также пережитки прошлого. Любая национальная исключительность республик считалась национализмом, противоречащим целям Коммунистической партии.
Существовал план упразднения административных границ республик и статуса «суверенитета» пусть номинальных, но все же зафиксированных в Конституции республик. В 1962 году начал готовиться проект новой Конституции СССР, в нем больше не содержалось статьи о праве республик на выход из состава СССР. Снечкус, который был членом подкомитета по проекту Конституции, возглавляемого Леонидом Брежневым, оценил это положительно. По его словам, это был «анахронизм». Он также возражал против статьи, которая предусматривала право республик иметь свои собственные военные формирования. Более того, концепции «суверенитета» больше не было в проекте. Хотя литовские коммунисты выступали за единое государство, управляемое из единого центра, они также добивались больших прав во внутренних делах республики. В 1962 году в письме главе секретариата Президиума Верховного Совета СССР Константину Черненко никогда не упоминал о политической автономии, Снечкус подчеркнул, что «суверенитет республик» остается в «программе партии», что эта проблема актуальна для международного общественного мнения (Снечкус очень хорошо знал, какое недовольство это вызовет в Литве и как от этого выиграют литовские эмигрантские организации). Ли также предложил сохранить список всех республик в Конституции СССР. Из-за разнообразия взглядов у Хрущева не было времени утвердить Конституцию, и пожелания Снечкуса были отражены в брежневской Конституции 1977 года.
Тенденции русификации усилились. В рамках программы «интернационализация» увеличилось количество русских групп в высших и средних специальных учебных заведениях Литвы. Руководство центральных ведомств СССР было недовольно тем фактом, что в странах Балтии было слишком много национальных школ с преподаванием на родном языке. В отличие от многих других советских республик, во время советской оккупации Министерству образования и науки Литвы удалось сохранить литовскую школу. Планируя перейти к 10-летней образовательной программе по всему СССР, подготовка к реформе образования началась в Москве в 1963 году. «Сокращение школьной программы на один год значительно сократило бы количество уроков литовского языка и литературы. Министерство образования и науки ЛССР выступило против этого предложения. Несмотря на противодействие Литвы и Эстонии (Латвия приняла предложение), 1 сентября 1964 года все школы в СССР перешли на 10-летнее обучение.
Осенью 1964 года после смещения Хрущева ситуация изменилась. В своем письме от 9 января 1965 года в ЦК КПСС Снечкус уже критиковал реформу образования. Утверждая, что увеличение количества уроков русского языка потребует большего количества учителей и дополнительных средств, он потребовал возвращения к 11-летнему образованию. Новое руководство СССР ожидало поддержки от республик и поэтому удовлетворило просьбу.
Новое поколение номенклатуры
Со второй половины 1950-х годов новое поколение литовской партийной номенклатуры, которое почти не имело отношения к ликвидации литовского государства, репрессиям против населения и «революционному» прошлому ЛКП, заменило русскоязычных людей и ветеранов ЛКП в партийных и государственных учреждениях ЛССР. В большинстве случаев это были молодые выпускники программ естественных наук, технологий, экономики или гуманитарных дисциплин колледжей или высших учебных заведений, добровольно вступившие в Коммунистическую партию (Витаутас Астраускас, Антанас Barkauskas, Algirdas Brazauskas, Algirdas Ferensas, Vytautas Sakalauskas, Ringaudas Songaila, Lionginas Šepetys and others). Они были гораздо более прагматичными, чем их «коллеги-коммунисты-революционеры», но столь же послушными московским политикам. Новое поколение литовских коммунистов не представляло, что Литва может быть независимым государством. До 1988 года руководство ЛКП и многие рядовые коммунисты усердно выполняли постановления Москвы и активно боролись с теми, кто их не одобрял. К LCP принадлежали люди с совершенно разными мировоззрениями — от коммунистов национальной ориентации до ортодоксальных коммунистов. В партии было довольно много литовцев (135 000 в 1985 году). Как только политические обстоятельства стали благоприятными (1988-1989), многие члены ЛКП, особенно интеллектуалы, поддержали стремление литовского народа к независимости.
В годы правления Хрущева новое поколение коммунистических технократов (инженеры, экономисты, специалисты по сельскому хозяйству и технический персонал) все больше укреплялось в партийном аппарате и во всей администрации ЛССР. В период с 1959 по 1961 год процент технократов среди секретарей окружных комитетов ЛКП увеличился с 17% до 32%. В эпоху Брежнева технократы составляли большую часть бюрократии СССР. У них был менталитет, более подходящий для решения практических проблем, они были более рациональны, с меньшей вероятностью применяли необоснованную силу и были относительно более демократичными, чем харизматично иррациональные лидеры большевистского режима старшего поколения. Быстрое распространение технократов можно объяснить их специфическим мировоззрением, подходящим для бюрократического аппарата, и растущим вмешательством партии в экономические проблемы. Процент технократов в структурах LCP был довольно высоким: около 50% в ЦК LCP и 60-70% в аппарате ЦК в разные годы.
