– Это не я, – буркнул Колосов. – Это они сами себя в темноте со страху покромсали.
Илья Борисович снова пустился в прогулку по кабинету, засунув руки в карманы брюк. Остановившись перед Виктором, спросил:
– Ну, и чего ты добился? Где Свирский? Ау-у! Свирский! Нету! Мертвый лежит! Он тоже на твоей совести. Ты убийца… Колосов. Убийца-идеалист. Это такие, как ты, страну развалили. Все ваши свободы, выборы, права человека… – Снова несколько шагов туда, столько же обратно. – А твоя сучка московская, знаешь, что удумала? Шантажировать меня. Меня! Выцыганила у меня алмаз «Алисия». Дура! Да он в двадцатку самых крупных входит! Что ты с ним делать будешь? – он заговорил так, как если бы Марина тоже находилась в кабинете. – Федор Несторович, слышишь? – обратился он к Далдыченко, сидевшему у стола. – Утопить эту суку сейчас же!
– Отпусти ее, Илья, – угрюмо попросил Колосов.
– Да ты поистине юродивый. Ты что же, не понял, кто тебя заложил? Это ведь она тебя заложила, любимая твоя, – рассмеялся ему в лицо Шатунов.
– Все равно. Отпусти. Пожалуйста, – настойчиво повторил Виктор.
– Хорошо. Будь по-твоему, – легко согласился он. – Федор Несторович, распорядись. Давайте сюда ее. С вещами. И обыщите ее хорошенько. Сам знаешь, на предмет чего. Да, и бриллиант мой отбери. В зеленой такой коробочке.
Далдыченко вышел из кабинета.
– Ну, что будем делать, брат? – обратился Илья к Виктору. – Свирского ты привез, ты и увез. Здесь мы квиты. Что еще? Жизнь я тебе должен? Я тебе ее возвращаю. Даже две. Сам понимаешь, ни один человек, заподозренный во враждебных намерениях, не должен покинуть остров живым. Но я не люблю оставаться в долгу. Я дарю тебе жизнь. Тебе и твоей девке…
Дверь с шумом распахнулась, и в кабинет влетела Марина.
– Илюша, что эти мерзавцы себе позволяют? – возмущенно прокричала она.
Она была так испугана и возмущена действиями шатуновских «секьюрити», что пронеслась мимо Колосова, не узнав его в этом, с головы до пят измазанном в крови, человеке. Осекшись на полуслове, она повернула назад голову и встретила тяжелый взгляд серых глаз:
– Витя, это ты? Он тебе сказал, что я… Не верь ему, Витя, не верь…
Колосов молчал. В кабинет вошел Далдыченко, за ним охранник с двумя чемоданами – одним большим, из тех, которые можно катить, самостоятельно, не прибегая к услугам носильщика и вторым, поменьше.
Далдыченко положил на стол перед Ильей Борисовичем зеленую коробочку и зашептал ему на ухо:
– Все проверили. Ничего запрещенного у нее нет, но… У нее с собой наличные, более трех миллионов… И драгоценностей, эдак…
– Не мелочись, Федор Несторович… – с презрением проговорил Шатунов, в то же время раскрыв сафьяновую коробочку и любуясь своим бриллиантом, – отправь их сейчас же с острова. И… Пойдем-ка спать.
– Охрана! Взять их, – распорядился генерал.
– Илья! – обратился к Шатунову Колосов. – Если ты так великодушен, что сохраняешь мне жизнь, то позволь уж забрать сигареты. Курить уж больно хочется.
Илья Борисович сделал приглашающий жест рукой. Подойдя к столу, Виктор поспешно стал собирать сигареты в разодранную пачку, а собрав, сунул в карман и зажигалку, и сигареты.
– Зажигалочку тоже надо бы проверить, – с сомнением в голосе сказал Далдыченко.
– Не перегибай палку, генерал. Ты ж все-таки не с Джеймсом Бондом дело имеешь… Знаю я эту зажигалку, сам дарил. Бери, бери, – великодушно разрешил он Колосову.
Марину и Виктора вывели из дворца и рассадили по джипам, стоявшим у парадной лестницы; в первый – Колосова, а во второй –Марину с ее багажом. Через пять минут они уже были на причале. У причальной стенки черной скалой высилась громада военного корабля, возле которого, как муравьи, суетились матросы, таская на него какие-то коробки из грузовика.
Первый джип проехал в дальний конец причала. Из него вышел Колосов в сопровождении двух охранников. Они спустились с причала в катер и стали поджидать остальных, но второй джип почему-то застрял возле военного судна.
– Ребятки, я вас умоляю, не сажайте меня в лодку с этим человеком. – Марина постаралась обрушить на охранников всю мощь своего обаяния. – Это мой муж. Он ужасный ревнивец. Он меня убьет. Это он хотел бежать с острова. А я не хотела. Он сумасшедший. Не оставляйте меня с ним один на один. Умоляю вас… – запричитала она. – А куда уходит этот корабль? – внезапно, без всякого перехода, перешла она на деловой тон.
– В Баку, – буркнул один из «секьюрити».
– Ты б поменьше болтал, – отреагировал второй.
– Умоляю вас, ребята, устройте меня туда. Поговорите с капитаном, – снова заканючила Марина. – Вот. Возьмите. – Она стала пихать им в руки тугие пачки. – Здесь по десять тысяч. Долларов. Каждому. Ну же, умоляю вас.
– Не положено… – засомневался первый.
– Да ладно тебе, – сказал второй. – Приказ был: выкинуть с острова. А на катере или на корабле, никто не уточнял. Я сейчас, – сказал он, засовывая пачку в карман брюк и выбираясь из машины наружу.
Поправляя на ходу съехавшую на ухо бейсболку, он направился к катеру, поджидавшему их на дальнем конце причала. Марина видела, как он махнул рукой: «Отправляйтесь, мол, без нас», – после чего твердой походкой кадрового военного промаршировал к трапу корабля. Переговоры продолжались минут пятнадцать, после чего он подошел к машине и, распахнув дверцу, помог Марине выбраться на бетон причала.
– Двадцать тысяч вас устроит? – поинтересовался «секьюрити».
Марина радостно кивнула головой в знак согласия.
– Ну, тогда идите. Вас у трапа ждет сам капитан. Минут через десять они отчалят.
Когда вместо Марины у катера появился охранник и, махнув рукой, прокричал: «Нас не ждите», – Колосов даже не удивился. «Наверное, опять начала разыгрывать какую-то новую комбинацию» – подумал он. Катер отвалил от стенки и, грозно ревя мощным мотором, направился к правому берегу.
Причалили к тому самому плавучему деревянному причалу-вокзальчику, с которого шесть дней назад они втроем отправились на остров. Выбравшись из катера на дебаркадер, Колосов прошел через пустой кассовый зальчик, сошел по сходням на берег и энергично взбежал по крутой бетонной лестнице на самый гребень набережной. Здесь он обернулся и посмотрел назад. Над черными верхушками дубов и сосен острова Сарпинский в серой предрассветной мгле разлилась розовая полоска утренней зари. Окруженное легкой мутью уже показало свой бок багровое солнце. Начинался еще один день…
Он повернулся и спорым шагом направился в город. Ему нужно было торопиться. Слишком много дел ожидало его сегодня.
Эпилог
Два чернокожих морских пехотинца, утомленные безумной бакинской жарой, а пуще того – нефтяной вонью, пропитывающей в этом городе не только воздух, но и каждый камень, особенно в безветренные, жаркие летние дни, такие как сегодня, лениво поглядывали из своего «Хаммера», как метрах в ста от них матросы в белых робах таскают картонные коробки с пришвартовавшегося русского корвета на американский армейский грузовик.
– Чертова вонь, – с тоской в голосе выругался один из них. – Как думаешь, Сердж, если закрыть окна, может полегче будет?
– Сколько тебе говорить, Си.Ар., – отозвался сержант, – ты уже так пропитался этой вонью, что если закрыть окна, будет только хуже.
На дальнейшие препирательства не было сил, и они замолкли, продолжив наблюдать за разгрузкой. Неугомонный Си.Ар. потянулся за биноклем, мечтательно промолвив:
– Сейчас бы косячок долбануть. Травка помогла бы.
Сержант не счел для себя нужным отвечать на столь очевидную глупость.
– Вау! – вдруг воскликнул, глазевший в бинокль Си.Ар. – С корвета сошел и движется к нам очаровательный кусочек белого мяса. Ты только посмотри, какие у нее сиськи! На, – он великодушно протянул сержанту бинокль, – посмотри сам.
Сержант приложился к окулярам, подкорректировал резкость.
– Да, ничего киска, – пробурчал он, продолжая наблюдать, как навстречу им, виляя бедрами, туго обтянутыми джинсами, идет женщина, неся в одной руке небольшой чемоданчик, а во второй держа ремень чемодана побольше, который послушно катится за своей хозяйкой.