Игорю было 33, когда он лишился оставшихся чувств. Это было сродни тому, когда в море тебя накрывает волной: ты захлёбываешься, ничего не видишь, пытаешься всплыть, но, вот в чем проблема: куда плыть – неизвестно. Ещё и работа в Институте, поначалу позволявшая окунаться в воспоминания, такие тёплые и такие родные, начала бередить старые раны, ещё и на виду у Ауры. Получается ты больше не живёшь будущим, ты живёшь прошлым. Прошлым, которым приходится делиться без остатка с другими. Прошлым, которого и самому так мало.

Это больше всего и не любил Игорь в работе Отдела Досмотра воспоминаний. И, хоть после помещения твоих воспоминаний в Сеть, они все ещё оставались с тобой, но, мало того, что их казалось, будто стало меньше, так и оставалось стойкое неприятное ощущение. Ощущение, словно кто-то забрался внутрь, пощупал все твои органы своими липкими пальцами, натоптал, и пусть и оставил все на своих местах, но внутри остались его следы и отпечатки.

Прошло полтора года, полтора длинных года с момента, когда Игорь последний раз видел белый свет вживую, а не в коридорах памяти в симуляции. Тяжелее всего ему давалась работа с образами, вернее мысли, о том, что больше не увидишь их никогда. С годами картинки стираются, лица блёкнут и забываются, и даже в памяти мир тухнет.

А вот воспоминания о музыке в симуляции Игорь очень любил. Он с теплотой вспоминал каждую мелодию, услышанную на уроках музыки. Однако, часть воспоминаний давались ему не так легко.

Учителя, врачи, учёные, могли продолжать свою работу, в оставшиеся дни после Отдела Досмотра воспоминаний. Что и сделали Игорь с Валерой, они и представить себе не могли по-другому. Однако, люди творческих профессий (музыканты, художники и повара) практически всегда были вынуждены покидать свои должности после потери своих основных рабочих инструментов: слуха, зрения и вкуса, ведь не могли с этим справиться. Так случилось и с Лёлей.

Лёля родилась с аномалией, и как все подобные дети, была вынуждена жить в Пансионате. Белокурая девчонка с дурацкой улыбкой и голубыми глазами – такой её впервые увидел Игорь. Такой она и осталась в его памяти навсегда.

Ей с трудом давалось расставание с родителями, но уроки музыки её успокаивали. И всем сразу было ясно, что Лёля станет виртуозным музыкантом. Это читалось из атмосферы вокруг неё – воздух вокруг неё был пропитан нотами, как морской пропитан солью.

Она была лёгкой и такой живой, но другие будто бы этого не замечали. Она всегда садилась на обеде одна, не играла с ребятами, а вместо этого любила читать вслух шёпотом. Может этим и пугала остальных.

Но как только её руки касались клавиш фортепиано, происходило волшебство. Она словно просыпалась от длительного сна, скидывала с плеч тяжёлое покрывало печали, в глазах разгорался огонь, искорки которого в них читались всегда, однако, были еле уловимыми. И эта хрупкая, нескладная девчонка будто раскрывала невидимые крылья и поддавалась известному только ей одной танцу с фортепиано. Это было завораживающе. Нет! Это было гипнотически! Это было сверхъестественно!

Игорь всегда думал: «Как?» Как можно было приручить эти клавиши, которые пробовал приучить каждый воспитанник Пансионата. Ведь из-под её пальцев лилась музыка. Да, она не звучала, как у остальных, она лилась, она лилась нескончаемым потоком тонких, но в тоже время мощных звуков. И это было настолько естественно, настолько изящно, словно дело было не в руках, а в клавишах, которые всегда так умели, просто капризничали у остальных, и лишь она могла их успокоить.

…

– Игорь Петров в сети, – произнёс он, сидя как обычно в мягком кресле с шлемом на голове, от которого как щупальца осьминога, сжавшего свою добычу в тиски, тянулись провода. – Аура приветствует вас, – услышал он приятный механический женский голос в динамиках. – Добро пожаловать на сеанс. Пожалуйста, расслабьтесь и … – Дальше Игорь не успел дослушать, его окатило брызгами воспоминаний.

Вот он идёт по коридору школы Пансионата, тут и там развеваются занавески, приятный ветерок касается кожи, за окном безумно солнечно, хочется даже сощуриться, но он поворачивается к окну и, закрыв глаза, подставляет своё лицо солнцу. Вот Валерка несётся по коридору с криками: «Кавабанга! Расступись!» – конечно Игорь этого не видит, но кто кроме него ещё может так сделать.

Вот с улицы доносятся голоса младшеклассников, которых вывели на прогулку в обеденный перерыв. Ему не нужны глаза, чтобы все это и так увидеть, порядок вещей здесь не меняется никогда. Но вдруг он слышит еле ощутимую мелодию.

– Странно, наверное, показалось, – подумал он, но мелодия и не думала прекращаться или извиняться за своё присутствие в его голове.

Вот он, уже с открытыми глазами, идёт по коридору, прислушиваясь откуда могла доноситься эта мелодия. Первым делом он сворачивает к кабинету музыки. И не ошибается с помещением, но удивляется тому, что за фортепиано сидит не Элла Викторовна, а молодая девчонка.

Игорь часто задерживался после уроков физики и киберпроектирования. Неудивительно, что их всегда ставили до обеда, иначе многие просто бы засыпали. Но не Игорь. Игорь любил науку, ему всегда не хватало этих нескольких часов, которые отводились на неё. А потому он часто оставался после урока с кучей вопросов на радость седовласого учителя.

Конечно, многие уроки проводились в Аурис в сети. Например, история или основы этики киберпрограммирования. Но дети Пансионата были одновременно и счастливчиками, и заложниками своего положения. Многие уроки, которые не были доступны детям, потерявшим свои чувства, проводились не в сети. И тут уж не забалуешь. Аурис ещё можно обмануть и просто спать во время урока, ну или выдумывать разные разности. А вот Семёна Петровича – никак! Он сразу подмечал, что твои мысли утекли не туда.

В этот день Игорь задержался дольше обычного, уж очень ему было интересно строение новейшей модели автотроллейбуса. Обычно в это время тут уже никого не было, все бежали обедать, гулять, неважно куда, лишь бы подальше от физики!

Было удивительно и до того неожиданно, что даже не верилось встретить её здесь в это время, а не в столовой с книгой в руках. Лёле никогда не удавалось ладить с одноклассниками, она всегда держалась в стороне. Быть странненькой совсем не просто.

Игорь, ничего не говоря, просто заворожённо слушал её игру на фортепиано. Но не в силах противостоять притяжению, неспешно подходил к ней все ближе, пока не подошёл вплотную и не встал перед ними. Лёля как будто его не замечала. Как-то несмело он ухмыльнулся и спросил:

– Это же Рахманинов? – Она подняла глаза, но рук не опустила, продолжая бегать пальцами по клавишам.

– Концерт для фортепиано, – прошептала Лёля.

– В С миноре, третий!

– Второй, – поправила она. Он, немного засмущавшись, треснул себя по лбу.

– Ну что за балбес! Вечно их путаю!

Лёля от такой непосредственности не смогла сдержаться и захихикала:

– Ну они же совсем разные, – она на несколько секунд убрала руки от клавиш, немного показательно, улыбаясь, закатила глаза. – Вот слушай! – и заиграла кусочек из третьего концерта. – Здесь как будто ветер играет в поле, на бегу касаясь каждой травинки, – она резко прекратила и снова вернулась ко второму концерту. – А здесь море волнуется, скоро будет буря.

– Хм… Наверное, в этот раз я запомню. Никогда не думал, что в мелодии можно услышать такое. Игорь, – он протянул ей руку.

– Оля, – она немного неуклюже пожала её. – Но ты можешь называть меня Лёля. Не могу понять, ты любишь музыку?

– Слушать. Музыкант из меня никакой… – тяжело вздохнул он, – а так я будущий киберинженер. Люблю всякие приборы оживлять.

– Уже что-то оживил?

– Пока толь… – в этот момент в него сзади со всей скорости влепился Валера, – ко, – только и смог добавить Игорь.

– Что ты туу… Что вы тут? – успел исправиться Валерка. Игорь повернулся и скорчил многозначительный взгляд, типо «цыц!».

– Знакомься это Валера, – повернулся Игорь к Лёле, – а это Лёля.