Вскорости пятеро аксакалов весьма преклонного возраста восседали дружным рядком на деревянной лавочке вдоль серой каменной стены одноэтажного сооружения. На всех были одинаковой формы папахи, немного отличавшиеся оттенком мерлушки.

— Тебя как зовут, строитель? — повертев в руке дырявый мастерок, спросил спецназовец.

— Салех.

— Так вот послушай меня, Салех. Я со своей десантной ротой возвращаюсь на военную базу Моздока. Возвращаюсь, никого не трогаю… А тут, понимаешь, приотстал один мой человек, и какие-то абреки хватают его, можно сказать крадут из-под моего носа и уводят неизвестно куда…

Молодой кавказец всем своим видом хотел возразить: мол и ведать не ведает, кто бы мог отважиться на такую глупость. Однако офицер не дал ему раскрыть рта, упредив приказанием:

— Сейчас ты возьмешь лошадь, отправишься в лагерь этих разбойников и обрисуешь им ситуацию. А ситуация, Салех, скверная, — если ты вернешься без моего человека, или же затеешь глупые игры с помощью тех полоумных абреков, я тут же — в две с половиной секунды расстреляю всех старейшин вашего села. Понял?

Говорить, возможно, тот на русском и не умел, да понимал его преотлично

— брови мусульманина поползли на лоб; губы приоткрылись, обнажив щербатый ряд зубов; перепачканные раствором пальцы слегка задрожали. Он передал услышанное старикам; те коротко посовещались, после чего один из дедов — в самой светлой папахе, сказал надломанным сухим баритоном:

— Наша тебе не верит, руса.

— А чему конкретно /ваша/ не верит? — возжелал уточнить Яровой.

— Рота — эта… сильно много, — с трудом подбирая слова и глядя на военного из-под всклокоченных насупленных бровей, пояснил старик. — А сильно много народ… в наша горах не спрячешь. Наша бы их… видеть. Да и пленный ты бы отбил сам — без наша помощь…

— Точно — отбил бы. Только мертвого, — подтвердил русский. — Недосуг мне затяжные бои и осады затевать — не воевать я в горы ходил, а по другой задаче. Да и человечка они моего при первой же атаке убьют, долго раздумывать не будут.

— Убьют, убьют… — довольно закивали носами столетние деды.

— А мне-то он нужен живым и здоровым.

— Рота сильно много… Наша тебе не верит… — насмешливо взирали на незваного гостя старейшины все с той же довольною миною на помятых временем лицах.

Да, с мудрой старостью местного происхождения спорить было сложно, но сколь плохо горцы воспринимали логику, столь же отменно понимали язык несметной силы.

— Хорошо, сейчас я частично приоткрою для вас секретную дислокацию моей роты, — безмятежно молвил майор, извлекая из кармана «лифчика» «Вертекс» — портативную радиостанцию в черном кожаном чехле. Нажав на кнопку «Передача», громко — так чтобы было слышно всем присутствующим, позвал: — Лейтенант Скрябин!

Динамик рации прошуршал в ответ вполне разборчивым голосом Ниязова:

— Лейтенант Скрябин на связи, товарищ командир.

— А ну-ка обозначь позицию первого взвода.

Сей же миг с горы, что была по левую руку от старейшин, в небо взмыла белая ракета. Аксакалы медленно повернули смуглые морщинистые лица влево и, задрав головы так, что куцые бородки приняли почти горизонтальное положение, проводили равнодушными взглядами ярко-белый шар, потухший на обратном пути к матушке-земле. Костя немного помедлил, мысленно представляя, как улем Чиркейнов скрупулезно и через правильные промежутки считает до тридцати, а Паша стремглав и незаметно несется на соседний холм.

— Старший лейтенант Рахманинов!.. Рахманинов, мать твою! — ласково прорычал «командир роты» в микрофон секунд через двадцать.

— Слушаю, товарищ майор! — отвечал тот же Ниязов, только голосом изменившимся от быстрого бега — бедолаге предстояло в темпе преодолеть еще метров пятьсот.

— Где у нас твой взвод? На какой возвышенности ты занял позицию со вторым взводом?

— На северной.

— Не умничай, Рахманинов, а пульни ракетой, — недовольно отчитал «командира взвода» сотрудник «Шторма», поторапливая про себя богослова.

И табарасан не сплоховал — со склона горы, находящейся справа от престарелой «зрительской аудитории», весьма своевременно взлетела желтая ракета. Папахи старейшин одновременно колыхнулись — все пять голов обратились вправо. Пять пар подслеповатых глаз следили за огненно-желтым шаром внимательно, и равнодушие в них понемногу сменялось задумчивостью…

— Капитан Прокофьев!.. Сергей Сергеич! — сделав небольшую паузу, вновь прокричал русский офицер.

— Здесь… Прокофьев, — раздалась совсем уж прерывистая и неузнаваемая речь Павла.

— Сергей Сергеевич, ты у нас с третьим взводом на какой высотке закрепился?

— Сейчас подсвечу…

Теперь чеченским дедам не было нужды вертеть головами — ракета красного цвета ушла в голубую высь из какой-то неприметной складки горы, нависавшей над селом прямо перед ними. Их бороды опять торчали горизонтально, а на лицах все отчетливее читалось недоумение…

— Так как, уважаемые ветераны Кавказской войны? Еще сомнения имеются? — насмешливо вопрошал Костя. — Полторы сотни моих десантников сидит по холмам, и ждут маломальского повода для штурма села. Ну а то, что вы их не видите… — он многозначительно пожал плечами, — с данной проблемой — к окулисту. Да и ребята у меня подготовленные, опытные — не так-то просто их засечь.

По прошествии десяти минут Салех появился на лошади и, выслушав установку «командира десантной роты» где и как разыскать бандитский бивак, рысцой отбыл из села Гомхой в южном направлении. На поездку до берега Шароаргуна, переговоры с бандитами и возвращение, решительный русский офицер отпустил ему ровно два часа и ни минуты больше…

/Санкт-Петербург/

Серебряков взволнованно мерил шагами мизерное пространство бывшей ординаторской в ожидании сотрудников Центра оперативного анализа. Час назад профессор с густыми пшеничными усами навестил его в палате и милостиво отпустил на три дня домой — встретить Новый Год, пообщаться с близкими, отдохнуть от скудного палатного убранства. Но покинуть клинику генерал не успел, столкнувшись в дверях лифта с нарочным офицером связи, доставившим из Управления текст последнего донесения Ярового. И Сергей Николаевич, скоренько пробежав строчки там же у лифта, отложил поездку к семье. Над интересным сообщением, не взирая на поздний час, стоило поразмыслить незамедлительно. Потому-то он не стал откладывать совещание ни до утра, ни, тем более до третьего января, а известил координатора группы о срочном сборе сейчас и здесь — в бывшей ординаторской.